Эхо тишины

– Да.

Всё, надо расслабиться. Мама заметит, и тогда я сойду с ума, пока отвечу на все вопросы.

Её же удовлетворяет мой краткий ответ.

– Давай, надо ещё всё приготовить. – И сваливает на кухню.

Я глубоко вздыхаю и отправляюсь следом.

***

Каждый раз, когда наступает праздник, и должны прийти гости, мама старается готовить максимально сложные и замороченные блюда. Сейчас, например, я занимаюсь сатанинским соусом «Цезарь». Думаю, его на самом деле придумал сам дьявол. Однажды он захотел наказать всех поваров и просто людей, любящих готовить. Тогда он собрался с мыслями и, чтобы отучить всех от проявления любви к таким вещам, как кулинария, придумал этот соус.

Сперва я кладу бутылку оливкового масла в морозилку, чтобы его температура была близка к нулевой. По собственному опыту знаю, что можно не бояться забыть его там, ведь ничего страшного не произойдёт, масло не застынет ни при каких обстоятельствах. Параллельно смешиваю соус ворчестер, чеснок, сок лимона и консервированные анчоусы, а затем блендером превращаю всё в однородную массу.

Благо, все столы у нас дома не настолько высокие, чтобы делать всё исключительно стоя. Наверное, чтобы проверить мои мысли на прочность, мама включает музыку: группа «ABBA». Да кто вообще их слушает?!

Теперь – самое весёлое. Судорожно, почти на вытянутой руке, я держу грёбанную бутылку масла весом в килограмм, или больше, и тонкой струйкой очень медленно лью его в миксер. Если рука дрогнет, и масла окажется больше положенного, то всё зря. Это будет просто масло в миксере. В идеале должна получиться пышная масса.

Кисть сводит от ледяной бутылки.

Наконец, спустя «каких-то» двадцать пять минут, я смешиваю полученную массу с заранее подготовленной жижей из анчоуса и прочего. Вуа-ля! Идиотский соус готов! И что получается? Конечное блюдо: это соус из масла с травой и курицей!

Ненавижу «Цезарь»! Желание готовить уничтожено. Желание встретиться с сестрой увеличивается в разы.

Мама решает заняться томлёной свининой под подушечкой из помидоров и сырной корочкой. Почему нет? Очень «простое» блюдо, и готовится «всего» пару часов. В итоге, всё это дело отправляется в духовку, и приходит очередь рулетиков из баклажан.

Она жарит тонко нарезанные баклажаны и укладывает на салфеточку, что бы та впитала лишний жир. Салат с соусом, который состоит из масла на 80%, её не смущает, а вот лишняя капля жира в баклажанах – критична. В это время я беру мисочку с мягким сыром, заранее смешанным с чесноком и зеленью, и бережно кладу немного на баклажан. Обжигая пальцы, скручиваю рулетик.

Почему нельзя подождать пока они остынут? Зачем вообще нужны все эти ухищрения, если мало кто из моей родни заинтересуется рецептами и просто сожрёт всё? А ещё лучше, если не сожрёт, и придётся выкинуть.

– Ну, быстрее! Ничего не успеем! – шипит мать. Может, мысли прочла? Но, скорее всего, просто взглянула на моё лицо. – Ещё надо отмыть тут всё, что натворили. И переодеться!

Зачем тогда мы драили эту кухню перед началом готовки?

Этот вопрос я еле сдерживаю за зубами.

Часы показывают лишь начало четвёртого.

***

Я раньше не задумывалась, что означает слово «неловкость». Неловкое молчание, неловкая ситуация.

Выглядит оно примерно так: тётя, опустив голову, ковыряется вилкой в «Цезаре», отец время от времени задаёт мне примитивные, банальные вопросы, мать делает то же самое в отношении своей сестры, игнорируя отца; я не могу засунуть в себя еду и просто пью. Просто воду. Безудержное веселье.

Смотрю на часы – 19:21.

Очередной вопрос от отца из разряда: слышал ли кто-нибудь про дождь на следующей неделе? В который раз мама молчит, тётя не отрывается от тарелки, а я из вежливости говорю, что читала об этом. Глоток воды. Тётя спрашивает у мамы, как та делала соус к мясу, на что получает целую ветхозаветную историю, начиная с похода в магазин и заканчивая выбором соусника. Потом опять все молчат.

Смотрю на часы – 19:22.

Мы сидим так уже с полчаса. Лучшего проведения дня рождения и не придумаешь. Такими ужинами пытают грешников где-то в преисподней.

Отец поворачивается ко мне:

– Готова к последнему учебному году? – Роковой вопрос звучит в 19:23.

Физически я чувствую, как неловкость переходит в напряжение.

– Ты идиот? – так впервые за вечер мама напрямую обращается к отцу.

– Что? – явно возмущается он.

– Вопросы у тебя тупые, вот что!

– Я просто…

– Хватит грызть ногти! – Это уже в мой адрес.

Явно в шоке, тётя смотрит то на одного, то на другого и правильно делает, что ничего не добавляет. Я на самом деле грызу ногти.

– Я же тебе уже объясняла! – накидывается на отца мама.

– Тогда, может, и мне объяснишь? – вырывается у меня достаточно резко.

– Милая, мы подумали и решили… – отец пытается ответить за неё.

– Вы подумали? Или она решила? – Это последняя капля. Я уже едва сдерживаюсь.

– Да ты с трудом по дому перемещаешься! О какой школе может идти речь?!

Оцепенев от злости, я таращусь на мать. Все затыкаются. Стрелки часов вдруг начинают бить по ушам.

И я показываю, всем им показываю, как ловко могу перемещаться по дому, пройдя всю полосу препятствий без единого лишнего движения. Миную комод, торчащий из-за угла. Проскакиваю мимо гладильной доски с другой стороны. Впереди финишный порог. Меня не остановить. Даже не обернувшись, хлопаю входной дверью.

2.4

– Так, я иду первым. Эрик за мной. Как только мы осмотримся и найдём свет, крикнем. За нами не спускаться.

– Росс…

– Всё хорошо, Кэрол, – в голосе Росса только нежность и уверенность. – Бояться нечего.

Она не хочет отпускать его руку.

– Там нет ничего страшного, просто темно.

Впервые за всё время Кэрол ощущает: что-то может измениться. И ожидание неизвестно, плохого или хорошего, страшит её.