Эхо тишины

– Хорошо. Только я не достану до верхней полки.

Ненавижу бобы и брокколи.

– Я с вечера сниму тебе всё.

– Хорошо.

Лучше бы она включала хоть что-нибудь на фон, чтобы отвлечься. Такие ужины давят. Особенно когда не знаешь, о чём поговорить. Я согласна даже на её вечернее ток-шоу о бесконечных изменах, разводах и прочей чуши.

– А потом можешь прогуляться. Сходила бы в сквер, что ли. Что дома сидеть? И мусор бы вынесла.

– Сходила?

Никак не могу привыкнуть. Просто накатывает тоска порой, но это больше от безделья. Мне совершенно не на что переключить внимание. И я часто мучаюсь от осознания собственной никчёмности. Понимаю, что всё временно, но легче не становится. Только чётче осознаю, как медленно ползёт время до выздоровления.

– Скаталась, – поправляется она. Никакого «извини».

Я откладываю вилку. Комкаю салфетку. Медленно отталкиваюсь от столешницы и пытаюсь развернуться. Пока не очень ловко получается, но научусь со временем.

– Хорошо, скатаюсь. – Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не нагрубить. Видимо, накопилось за последние дни. Серые и долгие, тоскливые и пустые дни. Может, поплакать, и станет легче?

– Ты какая-то нервная. Может, месячные?

– Нет! – отвечаю слишком резко. Скорее в комнату!

– Возьми таблетки в спальне. Я всегда их пью в эти дни. Они на комоде, там.

– Да! Возьму! Завтра! Схожу и возьму!

Неловко лавирую между мебелью до своей двери. Мать даже не удосуживается как-то мебель переставить для моего удобства. Действительно, зачем? Её дочь всего лишь на коляске передвигается по дому, какие тут могут быть неудобства?!

Хлопаю дверью и прячу лицо в ладонях.

***

Сквер рядом с домом мало приспособлен для инвалидов-колясочников. Дорожки ровные, и то хорошо. Много ступенек, порожков, ограждений. Однако всё не так плохо – вполне можно добраться до ближайшей скамейки. С главного входа необходимо проехать вправо до упора. Здесь будет стоять одинокая лавка, окруженная клёнами. Небольшой закуток, спрятанный от чужих глаз. Раньше сидеть здесь просто так было для меня чем-то немыслимым, однако теперь лучшего места не найти.

Можно спокойно покурить.

Купить сигареты самой в первый раз после больницы, чтобы никто меня не увидел и не доложил матери, оказалось не так просто. Если раньше я могла пойти в магазин, о котором она даже, наверное, и не знала, то теперь задача кардинально усложнилась. Но мне удалось. Три дня назад я отправилась, якобы, на прогулку. Катить пришлось довольно долго и далеко. Никогда раньше не задумывалась, что тротуары – крайне неудобная и ненужная штука. Можно ведь просто заборчиком отделять проезжую часть от пешеходной. Зачем такие сложности, вроде дополнительных пандусов, постоянных спусков и подъёмов? Затем оказалось, что далеко не в каждом магазине эти чёртовы пандусы вообще имеются. Видимо, их специально ставят там, где они совершенно не нужны, и наоборот.

В итоге, подходящий магазинчик обнаружился, к моему удивлению, совсем недалеко от дальнего входа в сквер. Именно его я выбрала только потому, что не было никаких ступеней. Открытая дверь и совсем небольшой порожек. С таким я справилась, лишь слегка вспотев.

– Сигареты. Тонкие и лёгкие какие-нибудь.

Старик лет шестидесяти недовольно взглянул сверху вниз.

– Совершеннолетняя? – Голос неприятный и скрипучий. Может, много курит? Мелькнула мысль ничего не покупать, не травиться.

– Конечно. Да и не себе. – Дура, вот зачем ляпнула? Ведь точно теперь подумает, что как раз себе. Ещё потом и расскажет, как девчонка-калека сигареты брала, то-то умора.

Улица была пуста из-за жары, машины здесь редко проезжали, а пешеходы держались ближе к центру. Где-то в углу гудел маленький вентилятор.

Старикан достал пачку, я протянула деньги.

– Как ты тут одна гуляешь?

– Недалеко живу, – соврала я.

– Не видел раньше.

– Я свежая калека. Всего доброго.

Как можно скорее я попыталась выбраться оттуда. Хотя понятно, что не получилось. Сначала развернулась, слегка зацепив что-то на полке. Оно, благо, не упало. Но упали сигареты: соскользнули с колен. С трудом дотянулась. Резко покатилась на выход, чуть не въехав в стеллаж с очками. Обошлось. Остался порожек. И как назло, переднее колёсико завернулось и заклинило.

Я дёрнулась раз, два. Не идёт. Уже потянулась, чтобы схватиться за дверной проём.

– Давай помогу.

Не обернулась, но почувствовала руки на своей коляске. Продавец нагнулся, выровнял колесо и протолкнул меня вперёд.

– Спасибо, – пробормотала я, всё также не оборачиваясь. Прочь скорее отсюда!

Мне показалось, будто я спиной ощущала его взгляд.

И теперь, прячась здесь каждый день, пока вокруг никого нет, я могу спокойно закурить и выдохнуть дым, смешанный с нервами и обидой. В пачке остаётся ещё пара сигарет. Не хочется думать о следующем разе, когда вновь придётся ехать в магазин.

Как же всё сложно. Даже в этот долбаный сквер попасть проще, чем выбраться. Пандусы на главном спуске слишком крутые, чтобы подняться. Какой-то идиот просто не подумал, каково это, перебирая только руками по колёсам, поднять свой вес вверх по гладким сходням.

Всё, нужно успокоиться. Здесь нет никого, кто меня знает, или в принципе захочет поговорить. Ни матери с её нравоучениями и правилами, ни отца с его молчаливым сочувствием. Он ведь даже словами толком успокоить не может. Чаще просто сидит и держит за руку, или ещё как-то. И молчит! Даже когда нужно что-то сказать!

Шесть букв на дне эмоциональной вертикали: «Кусок ткани или грязная ветошь».

Тряпка.

Ветошь мне больше по душе в его отношении.

– Кто проживает на дне океана? – Чья-то рука ложится на плечо сзади. От неожиданности я дёргаюсь вперёд, роняю сигарету.

– Чёрт!

– Ха-ха. – Сестрёнка обходит меня и садится рядом на скамейку.

– Эри, чёрт бы тебя!.. Я просила!

– Без нервов, Эль. – Она улыбается. Она всегда улыбается, глядя на меня, особенно после того, как я вышла из комы. А я не могу так. – Так кто проживает на дне океана?

– Джек из Титаника.