Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

Координатор JABS Джеки Флетчер посоветовала мне связаться с вами. У меня есть 9-летний сын [тот самый Ребенок номер Четыре], у которого диагностировали аутизм. Недавно я была у [юриста] в Ньюкасле, так как считаю, что прививка от кори и MMR может быть причиной состояния моего сына…»

Затем Мисс номер Четыре подвела итог:

«Не могли бы Вы высказать свое мнение обо всей этой ситуации и подсказать, существуют ли какие-либо тесты, которые могут помочь [моему сыну] и подтвердить, что прививки могли вызвать все эти проблемы?»

А проблем было много, и они были не менее серьезны, чем у второго ребенка. Но, в отличие от мальчика из Кембриджшира, Ребенку номер Четыре пришлось нелегко с самого начала. Матка его матери была необычной, так называемой «двурогой», в форме сердца или буквы «Y». Младенец появился на свет на пять недель раньше срока, и не головой вперед, а в более сложном ягодичном предлежании. И хотя Мисс номер Четыре предложили кесарево сечение, когда начались схватки, в больнице не было ни одного оперирующего доктора. По поводу этого ребенка высказывались опасения, и позже было обнаружено, что в гене, обычно связанном с проблемами обучения, Fragile X, имелась «очень маленькая делеция» неизвестного значения.

– Это были ужасные роды, – говорит она на нашей встрече много лет спустя, после того, как она написала мне электронное письмо с предложением помочь.

– Я должна была сделать это много лет назад, но в то время была занята сыновьями и оставалась верна доктору Уэйкфилду, поскольку считала, что он был прав и говорил честно.

Эта женщина худощавого телосложения помогала в доме престарелых, а после окончания двухлетнего курса по дошкольной социальной помощи в течение 16 лет работала в сфере психического здоровья и инвалидности. Мне сразу понравился ее стиль. Мы встретились в баре на вокзале Ньюкасла, куда она приехала в черной кожанке, сжимая в руках сумочку с металлическими заклепками, будто она примчала на мотоцикле.

Но когда она заговорила о своем первом ребенке, с мягким северо-восточным акцентом, мне стало сложно представлять ее верхом на железном коне.

– Мой сын постепенно регрессировал, превратившись из счастливого и здорового маленького мальчика в молчаливое беспомощное создание, – рассказала она. – Единственный навык, который у него остался до сих пор, – это владение ложкой.

Она вспоминает, что Ребенок номер Четыре выучил около дюжины слов, прежде чем в возрасте приблизительно 15 или 16 месяцев его развитие замедлилось, а затем остановилось. Однако до четырех лет он все еще играл с игрушками и не демонстрировал повторяющееся поведение, которое часто определяет детский аутизм. По ее словам, где-то между четырьмя и пятью годами мальчик растворился в своем собственном мире.

– Он просто начал биться головой о стену, бегая вперед и назад, – говорила она, – меня он не узнавал. Все, что я слышала от него, – это какие-то тихие звуки. Все пошло прахом. У него не осталось никаких навыков, он больше ничего не мог делать, не мог играть. В возрасте двух лет он играл с машинами, гаражами и прочим. Все изменилось. Его нельзя было удержать, он бился головой о стену, и никто не мог ничего сделать.

Жизнь Мисс номер Четыре была разрушена. Не было никаких видимых причин катастрофы. Поведение отца мальчика было ужасным.

– Он обвинил меня, – говорит она, – и ушел от семьи. Он действительно думал, что это как-то связано со мной.

В отличие от Мисс номер Два, она не утверждала, что знает ответы. Я обнаружил, что большинство родителей, попавших в поле зрения Уэйкфилда, ждали ответов от него.

– Я не думала о MMR, – говорит она о том периоде, когда у ее сына впервые возникли проблемы.

Но через пять месяцев она увидела вырезку из местной газеты, прикрепленную к доске объявлений с заголовком:

«Безопасность вакцин под сомнением, позвоните на горячую линию JABS».

В нем был указан телефонный номер одной матери из группы Флетчер с пояснением, что ее сын регрессировал после прививки, и имя адвоката Ричарда Барра.

– На доске была целая история, – вспоминает Мисс номер Четыре о том моменте, когда она впервые заподозрила тройную вакцину, а ее сыну было восемь лет. – Это была та же ситуация, что и у моего мальчика. Ребенок был совершенно нормальным, а потом регрессировал и потерял навыки.

Она позвонила по номеру, указанному в газетной вырезке, а спустя несколько месяцев написала письмо Уэйкфилду. Через десять дней, к ее удивлению, он перезвонил, и у них состоялся разговор. Она записывала все от руки, мне досталась копия этих пометок.

– Доктор сказал мне позвонить ему или написать через 3–4 месяца, так как сейчас он набирает пациентов для исследования проблем с кишечником, вызванных корью. Если обнаружится, что причиной проблем моего ребенка была прививка, я смогу получить юридическую помощь.

У Ребенка номер Четыре, по словам матери, не было серьезных проблем с кишечником, за исключением периодических приступов диареи, если он пил до этого фруктовый сок или йогурт. Но этот случай имел особую ценность для Уэйкфилда, поскольку вакцинация Ребенка Четыре была не совсем обычной. Он родился в январе 1987 года, за 20 месяцев до запуска вакцины MMR. Тройная прививка была впервые лицензирована в США в 1971 году, но в Британию она попала только в октябре 1988 года. Таким образом, в 15 месяцев мальчик получил однокомпонентную прививку от кори (которую делали в Великобритании с 1968 года), а затем тройную, ровно через четыре года и один месяц.

Итак, пациенту сделали две прививки от кори. Педиатры говорили, что любая связь между вакцинами и аутизмом – это результат простого совпадения. Первая доза MMR почти всегда вводилась на втором году жизни, и это именно тот период, в котором родители чаще всего распознают первые симптомы аутизма. Но анамнез этого ребенка был уникален. Учитывая две вакцины против кори, MMR вводилась позже, вдобавок Уэйкфилд мог проверить «двойной эффект» повторной прививки. Историю Ребенка номер Четыре сам он никогда не рассказывал, но письмо матери заставило его задуматься. И когда два месяца спустя она снова написала, что у сына понос от приема рыбьего жира, исследователь предложил ей обратиться к семейному врачу за направлением. На всякий случай он перезвонил и самому врачу.

В итоге одним из сентябрьских воскресений 1996 года, через три недели после обследования Ребенка номер Два, Мисс номер Четыре вместе с сыном отправились из своего недорогого домика с террасой из кирпича и простенькой лепниной, чтобы провести шесть дней в Хэмпстеде. Четыре часа спустя они стояли у запертых дверей Royal Free на шестом этаже. Вот и Малкольм Уорд: просторное, светлое и достаточно уютное место с дюжиной кроватей, разделенное на два отсека, и боковые комнаты с ванными, достаточно большие, чтобы поставить дополнительную кровать для родителей. Игрушки для всех возрастов, круглый игровой стол и синий коврик создавали здесь необходимое для отдыха настроение.

Несмотря на приятную обстановку и приветливый персонал, Мисс номер Четыре вспоминает пребывание сына в больнице как ночной кошмар.

– Обычно вы верите врачам, – сказала она, вспоминая обследование, – я думала, что они проведут какой-то тест, чтобы попытаться выяснить, вызывает ли MMR аутизм. Вот почему мы согласились. Если бы я знала, что это подразумевает такие агрессивные процедуры, мы бы не поехали.

То, что мать была в стрессе, естественно, не облегчало ситуацию. К тому времени, когда Мисс номер Четыре встретила Саймона Марча, который должен был провести илеоколоноскопию следующим утром, женщина была так истощена поездкой и так надеялась на его помощь, что (с его слов) она даже заплакала. Протокол был тем же, как и для Ребенка номер Два. У матери собрали анамнез, мальчику подготовили кишечник. Затем, в 8:30 утра понедельника, его отвезли в эндоскопический кабинет, на четыре этажа выше, и ввели успокоительное перед опасной процедурой.

Прямая кишка… толстая кишка… клапан… подвздошная кишка.

И снова они, эти припухлости. Сквозь слизистую оболочку проступали те же узелки, которые потрясли Мисс номер Два. Доктора использовали слово «гиперплазия». «Лимфоидная гиперплазия подвздошной кишки».

Мисс номер Четыре отметила в дневнике, что исследование заняло час. Позже она описала и несколько дней страданий сына. После серии анализов и процедур, которые прописал Уэйкфилд, сотрудники зафиксировали «безутешный плач Ребенка номер Четыре». Он дрался с медсестрами. В его стуле была обнаружена кровь. Он вытащил матрас из своей кровати, его неоднократно рвало, и он «плакал на протяжении всего обследования».

«Утро среды. В 9:15 назначена рентгеноскопия с барием, но [мой сын] не стал пить этот раствор. Его пытались удержать и напоить из шприца, но [он] боролся с ними. Пробовали вставить трубку в нос, но после безуспешных попыток сдались. Тогда они решили дать ему успокоительное, но передумали. Все отменилось».

Вот пример опыта, через который прошли семьи на этапе своих отчаянных поисков. Они бы сделали все, чтобы получить ответы о своих детях. И у Ребенка номер Четыре дела были плохи: через два дня после обследования этот девятилетний мальчик с глубоким аутизмом потерял сознание.

– Он рухнул в коридоре, – рассказывает мне Мисс номер Четыре, – а вокруг никого не было, и я попыталась вернуться к лифтам. Я, кажется, спустилась на пару этажей за ватой или за чем-то таким. Он шел и внезапно рухнул. Вокруг никого не было, не у кого было попросить помощи. Я запаниковала, а потом, не помню как, он снова рухнул.

Она вспоминает, что в тот день ребенок трижды падал в обморок. Другие дети в исследовании также пострадали. Например, при заборе крови у Ребенка номер Два потребовалась помощь трех человек. У четырехлетнего ребенка в результате люмбальной пункции возникла такая головная боль, что после выписки его мать вызвала скорую помощь. А Ребенок номер Пять в возрасте семи лет так плохо перенес пункцию под общим наркозом, что его срочно доставили на машине скорой помощи из дома в местную больницу и держали под наблюдением в течение двух дней. Мать последнего мальчика изначально сомневалась, что спинномозговая пункция вообще была необходима. «Мы отказывались, потому что думали, что это не имеет отношения к делу, – подтверждает она, – но они вроде как настаивали, и мы согласились».

Ребенку номер Четыре не смогли ввести иглу в позвоночный канал. После электроэнцефалограммы и магнитно-резонансной томографии, которые были выполнены в четверг под седацией, люмбальная пункция была отменена. Мальчика постоянно рвало, в пятницу его вместе с матерью посадили в такси и отвезли домой за 500 километров.

В ту же пятницу Уэйкфилд с женщиной из Newsnight в алом платье, Флетчер и юристом Барром, который сообщил Мисс номер Четыре об исследовании MMR, выступили на заседании JABS в Лондоне. «Я нашла ваш короткий доклад и информативным, и интересным», – позже написала Уэйкфилду мать шестилетнего ребенка, прежде чем привести своего сына, Ребенка номер Двенадцать, в эту исследовательскую программу.

Две недели спустя, вернувшись в Тайнсайд, Мисс Четыре получила хорошие новости. Несмотря на гиперплазию лимфоидной подвздошной кишки, анализы крови на заболевание кишечника оказались нормальными. А патогистологи, исследовавшие биоптаты ее сына на предмет воспаления, не обнаружили «никаких отклонений».

«Вот и все», – подумала женщина. Но затем произошло нечто странное. Почти шесть месяцев спустя Джон Уокер-Смит изменил диагноз мальчика. Хотя Ребенок номер Четыре не возвращался для дальнейших обследований, а результаты биопсии были рассмотрены и согласованы педиатрами и патологами, австралийский профессор изменил заключение. Теперь, по его словам, мальчик страдал от «колита неизвестной этиологии», что для гастроэнтерологов означало серьезную, потенциально жизнеугрожающую патологию, которую на тот момент нельзя было четко отнести ни к язвенному колиту, ни к болезни Крона.

Но у маленького мальчика этого не было. И, как позже выяснилось, у Ребенка номер Два тоже ничего не было. Несмотря на ажиотаж после изучения «сигнального случая», его отправили на два месяца на специальную диету, а затем снова обследовали. Врач, не участвовавший в исследовании, сообщил о «полном возвращении к норме». Как заключил Уолкер-Смит еще в больнице Barts, у ребенка была непереносимость определенной пищи. Тем не менее в марте 1997 года Уокер-Смит написал лечащему врачу Ребенка номер Четыре. С учетом «гистологического обнаружения колита», объяснил он, ему рекомендовано прописать мощное противовоспалительное средство – месалазин, которое часто назначают пациентам с болезнью Крона.

Столкнувшись с обвинениями в неправомерном поведении, спустя одиннадцать лет Уокер-Смит признал, что не может объяснить причину изменения диагноза. Он не делал записи в истории болезни мальчика. Между тем, месалазин – не безобидное лекарство, во всех справочниках по лекарственным препаратам предупреждают о его потенциально серьезных или опасных для жизни осложнениях. Более того, ребенок с отклонениями в развитии едва ли мог пожаловаться на эти осложнения.

«[Комитет по безопасности лекарственных средств] рекомендует пациентам, получающим месалазин, олсалазин или сульфасалазин, сообщать о любых кровотечениях, синяках, пурпуре, боли в горле, лихорадке или недомогании, возникающих во время лечения. Если появляется подозрение на нарушение кроветворения, следует выполнить анализ крови и немедленно прекратить прием препарата».

Мисс номер Четыре не была уверена, что таблетки были необходимы. Она говорит, что диета победила диарею. Но она посоветовалась с врачом, с человеком, которому в то время она доверяла.

– Доктор Уэйкфилд сказал мне, что лекарства блокируют воспаление [и] улучшают поведение. Я не хотел давать [своему сыну] лекарства, но он настоятельно посоветовал их мне и попросил двух других мам поговорить со мной о результатах.

В конце концов, она поддалась уговорам на очевидный эксперимент. Но после приема препарата у ее сына начались боли в животе, а его поведение не улучшилось.

– Месалазин был полной катастрофой, – говорит она мне, рассказывая о своей реакции на инструкцию. – Я была шокирована, откуда у сына взялся колит?

Однако команда Уэйкфилда пребывала в эйфории, если не сказать, в коллективной истерии. Теперь он предположил, что аутизм является проявлением воспалительного заболевания кишечника, а Уокер-Смит прописывал месалазин, олсалазин или сульфасалазин почти каждому ребенку, участвовавшему в проекте.

6. Вопрос морали

Чтобы инициировать эпидемию страха, вины и болезней, требуется соответствующая подготовка. Она началась в бетонном замке с видом на Хэмпстед-Хит при поддержке самой больницы и ее медицинской школы, причем еще за много месяцев до того, как результаты Уэйкфилда были официально представлены миру.

После трансляции в Newsnight его рейтинг резко вырос. В журнале Sunday Times была выпущена целая пятистраничная статья («Выстрел в темноте») о нем, о Джеки Флетчер и об адвокате Ричарде Барре. ITV пустила в прайм-тайм 30-минутный репортаж Big Story об утверждениях Уэйкфилда, связывающих MMR с болезнью Крона. А в газете Mail on Sunday Лоррейн Фрейзер, освещавшая JABS и результаты Ребенка номер Два, начала решительную кампанию по раскрутке Уэйкфилда.

Но все это можно считать исторически незначимыми фактами. К лету 1997 года Уэйкфилд был воодушевлен результатами пилотного исследования, особенно частотой выявленного отека в биоптатах кишки и того, что родители рассказывали в больнице. Раз за разом команда Джона Уокера-Смита выслушивала, что у детей возникали нарушения поведения и расстройства кишечника вскоре после того, как они привились MMR.