Змеиный перевал

– Есть тута неподалеку одно местечко – питейное заведение вдовушки Келлиган на пересечении дорог в Гленнашауглин. Вполне себе сносное. Н… но, старушка! Вези-ка нас поживей к вдовушке Келлиган!

Кобыла, словно понимала своего хозяина и разделяла его желания, с удвоенной силой припустила по проселочной дороге. Спустя несколько минут мы достигли перекрестка и так называемого питейного заведения вдовы Келлиган – выкрашенного белой краской приземистого строения под соломенной крышей, примостившегося в глубокой низине меж двух холмов, возвышавшихся к юго-западу от перекрестка. Спрыгнув с козел, Энди поспешил к дому, и, когда я появился в дверях, объявил:

– У меня тута благородный жинтман, вдовушка. Надобно оказать ему теплый прием.

Не успел я закрыть за собой дверь, как Энди принялся распрягать лошадь, чтобы отвести ее в некое подобие конюшни, пристроенной к дому со стороны высокого холма. Внезапно разразившаяся буря собрала под гостеприимным кровом вдовы Келлиган немало путников. В камине жарко горел торф, а вокруг сидели, стояли и лежали постояльцы, не меньше дюжины, от мокрой одежды которых исходил пар. Помещение оказалось довольно просторным, так что всем присутствующим нашлось местечко возле камина. Потолок с торчащими тут и там пучками соломы почернел от копоти, а на стропилах под крышей устроились петухи и куры. На крюке над огнем висел огромный котел, и в воздухе витали острые и невероятно аппетитные ароматы жареной сельди и пунша.

Едва я появился на пороге, все тотчас же ринулись навстречу с возгласами приветствия, и для меня тут же нашлось самое удобное место возле очага, что пришлось весьма кстати. Я чувствовал себя крайне неловко, поэтому, как мог, пытался выразить свою благодарность за кров и радушный прием. Как раз в этот момент дверь черного хода отворилась, и на пороге появился Энди, провозгласив:

– Храни вас всех Господь!

Судя по гулу, которым его встретили, он был здесь весьма популярной личностью. Энди тотчас же устроился возле очага с большой кружкой пунша – точно такой же, что вручили и мне, – и сделал большой жадный глоток. Я последовал его примеру и получил от этого не меньшее удовольствие, чем мой кучер, который уже вовсю балагурил в своей привычной манере с хозяйкой:

– Да мы, как я погляжу, как раз вовремя. Готова ли твоя селедка? Да, поди, еще и с картоплей, коли нюх меня не подводит. Вот уж свезло, так свезло. Наедимся картопли, а будто селедки отведали.

– Почему это? – не понял я.

– Уж больно много тута народу, на всех селедки не хватит, вот вдовушка и обложила рыбу картоплей, чтоб духом напитать.

Начались приготовления к ужину. Большую корзину – вместимостью никак не меньше двухсот фунтов – перевернули вверх дном, водрузили на нее снятый с огня котел с картошкой, по обе стороны от котла насыпали по горсти крупной соли, и каждый получил по небольшому куску разделанной сельди. Вот и весь ужин.

Не было ни тарелок, ни вилок, ни ложек, ни ножей – обходились без церемоний. За импровизированным столом все были равны, не проявляли ни жадности, ни зависти. Еще никогда в жизни я не принимал участия в столь теплом и дружеском застолье, и даже такая простая еда показалась мне невероятно вкусной. Все было просто чудесно. Мы брали горячие, идеально пропеченные картофелины, очищали, обжигая пальцы, а потом макали в соль и ели так досыта.

Во время трапезы наша компания пополнилась еще несколькими путниками. От них мы узнали, что гроза и не думает заканчиваться. Впрочем, это было понятно и без слов: яростный стук дождя и завывание ветра, злобно набрасывавшегося на стены таверны, говорили сами за себя.

Когда ужин закончился и хозяйка убрала корзину, все вновь собрались возле очага, где уже ждал огромный кувшин с горячим пуншем. Мужчины закурили трубки и завели неспешный разговор. Мне, как человеку в этих краях новому, конечно же, досталась изрядная доля внимания.

Энди всячески старался меня развлечь, а его сделанное по моей просьбе заявление о том, что я хотел бы угостить всех присутствующих пуншем, придало ему популярности и помогло мне стать почти своим в этой компании. Исчерпав запас тем, породивших многочисленные шутки и анекдоты, Энди заметил:

– Его светлость интересовалися аккурат перед грозой, почему Шлинанаэр так зовется. Я и ответил, что никто не обскажет ему об этом так славно, как Джерри Сканлан или Барт Мойнахан. Ну а коли уж оба тута, поведайте-ка, парни, нашему славному жинтману, что знаете про гору.

– Да с превеликим удовольствием, – отозвался Джерри Сканлан, высокий мужчина средних лет с узким, длинным, чисто выбритым лицом и смеющимися глазами. Кончики воротника его рубашки торчали так, что почти доставали до щек, в то время как задняя его часть пряталась под воротом бобриковой куртки. – Обскажу все, что слыхал. Все лягенды, да гиштории, коих немало. Эй, мамаша Келлиган, а ну-ка наполни мою кружку до краев, бо негоже сказывать на сухое горло. Вот скажите-ка мне, сэр, разливают такой пунш в парлиаменте тем, кто тама речь держит?

Я покачал головой.

– Вот те на! Что ж, не видать им меня в парлиаменте, покуда тама такие порядки. Благодарствую, мамаша Келлиган. Уважила так уважила. А таперича слушайте лягенду об Шлинанаэре…

Глава 2. Потерянная золотая корона

– В древние времена, еще до того, как святой Патрик изгнал змей из Ирландии, та гора, что неподалеку, слыла местом большой важности. Говаривают, будто жил тама сам змеиный король. На самой вершине было что-то навроде озерца, а вокруг сплошь деревья да осока. Тама и свил змеиный король себе гнездо, как тама зовется, «змеиный дом». Слава те господи, никто из нас с энтими змеюками не встречался, бо святой Патрик всех их к рукам прибрал.

Тут в разговор вступил старик, сидевший в углу за дымоходом:

– Верно говоришь, милок. Озерцо и щас тама имеется. Да токмо совсем высохло и деревов боле нет.

– Так вот, – продолжил Джерри, явно недовольный, что его прервали. – Был змеиный король шибко важной персоной. Разов в десять поболе любой змеюки, что видали людские глаза. Голову его венчала корона с громадным драгоценным камнем. Камень энтот ловил свет от луны да от солнца. Змеюки в очеред тащили ему еду и клали в холодке, шоб король ввечеру поел да возвернулся к себе домой. А коли случалась промеж змеюками ссора, ползли они к королю, шоб он спор разрешил да обсказал, кому где жить и как дела вершить. Кажен год приносили ему по живому дитю, и дожидался король, покуда луна наберет полную силу. И когда случалось так, разносился по округе такой вой да стон, шо кровь стыла в жилах. Застилали тучи небеса, становилося кругом черным-черно, и не видали люди луны цельных три дня.

– Ох ты господи боже мой! Страсть-то какая! – прошептала одна из женщин и, застонав, принялась раскачиваться из стороны в сторону, точно укачивала младенца.

– Но отчего никто этого не остановил? – спросил крепкий парень в зелено-оранжевом свитере Гэльского атлетического клуба, гневно сверкнув глазами и скрипнув зубами.

– Вот те на! Да как же ж энто можно? Нихто ж не видал змеиного короля!

– Тогда откуда о нем стало известно? – с сомнением в голосе спросил парень.

– Дык разве ж не пропадало кажен год по ребетенку? А, все уж давно быльем поросло. Так уж случилося, шо никто из мужчин не осмелился главному змею перечить. Говаривают, будто одна женщина, потерявшая дите, взобралася на вершину горы. Шо уж она тама увидала, никому то неведомо. Да тока когда ее отыскали, бродила она точно безумная. Поседела вся, а глаза шо у мертвеца. Опосля нашли ее в своей постели мертвой да с черной отметиной на шее. Словно задушил ее хто. Да тока та отметина больно змеиный след напоминала. Так-то! Много горя и страха знавали люди в ту пору. А когда святой Патрик змеюк к рукам прибрал, запылали по всем окрестностям костры. Земля точно живая стала – зашевелилася волнами, когда полезли змеюки из всех щелей, извиваяся и корежася.

Тут рассказчик драматично вскинул руки и с мастерством истинного импровизатора принялся изображать извивающихся в муках змей, совершая волнообразные движения руками и телом.

– Поползли они на запад, к энтой самой горе. Ползли с юга, севера да востока. Мильены, тысячи да сотни. Бо прогнать-то их святой Патрик прогнал, а куды отправляться, не сказывал. Взошел он на гору Брендон в своем святом облачении да с посохом в руке, увидал, как ползут под горой змеюки, и сказал себе: «Я должен за ими приглядеть». С энтими словами спустился он с горы да пошел за ими. Глядит – ползут они к горе, шо звалася «Нокколтекрор». К энтому времени собралися там твари со всей Ирландии. Головы свои задрали, а хвостами-то к святому. Посему его и не приметили. Зашипели змеюки шо есть мочи – раз, два да три! А как прошипели в третий раз, явился из топи, шо на вершине горы, змеиный король в своей сверкающей короне. То было время жатвы. Луна уже поднялася на небосвод, а солнце клонилося к горизонту. Громадный камень в короне короля, поймав свет от обоих, сиял так жарко, шо даже люд в Ленстере видал то сияние и думал, будто по всей земле пожар. Но когда увидал его святой, то стал вдруг расти, все больше и больше, потом поднял свой посох, указал на запад и вскричал громовым голосом: «Вон отсюдова! Немедля! Вон!»

В энто же самое мгновение все твари разом принялись извиваться, зашипели – да так, будто окрест тыща водопадов зашумела – и поползли восвояси, как ежели б им огонь хвосты прижег. Было их такое множество, шо покрыли они всю землю до самого острова Кушин, и тем, хто был позади, приходилося ползти по ихним телам. Змеиная гора росла и росла, покудова не прокатилася огромной волной по Атлантике. Разбилася та волна о берег Америки, тока не было еще в ту пору Америки, опосля ее открыли. Многие твари так и сгинули в окияне. Говаривают, будто белый песок, шо устилает берега островов Бласкет и Акилл, сплошь из ихних костей.

Тут рассказ прервал Энди:

– Джерри, ты же не сказал нам, отправился ли за ими змеиный король.

– Вот так так! Уж больно ты скор. Сказ длинный, обождать придется. Да и во рту так пересохло, шо говорить мочи нет. Вот кабы хлебнуть еще пуншу…

Джерри, довольно комично изобразив наигранное смирение, поставил свою кружку на стол донышком вверх. Мамаша Келлиган тотчас же поняла намек и наполнила ее до краев. Джерри, сделав основательный глоток, продолжил:

– Ну вот! Когда гады ползучие так вот искупалися, забыв опосля просушиться, ихний король возьми да и нырни назад в озеро. Закатил святой Патрик глаза и говорит: «Шо за дела! Неужто мне энто пригрезилось? Али вздумал король надо мной посмеяться и моего приказа ослушаться?» Но оставил змеиный король его слова без ответа. Тогда поднял святой Патрик свой посох да как вскричит: «Эй ты! А ну явись пред мои очи! Да немедля!»

Продолжая повествование, Джерри подкреплял каждую фразу жестом, мастерски изображая то святого, то короля.

– Так вот! Высунул тута змеиный король голову из озера и говорит: «Кто меня звал?» – «Я», – ответствовал святой. Был он так потрясен тем, шо король отказался уйти прочь по его приказу, шо даже говорить не мог. Тока дрожал от гнева.

«Шо тебе от меня надобно?» – спросил змеиный король. «Хочу знать, почему ты не покинул Ирландию с остальными змеюками». – «Ты повелел змеям ползти прочь. А я-то ихний король, и ты мне не указ!» – Сказал так, да и нырнул в озеро. Тока его и видали.

Сильно задела святого дерзость змеиного короля. Подумал он малость, и ну снова его кликать: «Эй ты!»

«Шо тебе снова от меня надобно?» – снова высунул голову змеиный король. «Я желаю знать, почему ты не подчиняешься моим приказам», – сказал ему святой.

Зыркнул на его король и рассмеялся. Вид у него был презлющий, скажу я вам. Солнце к тому времени село, а луна поднялася на небеса. Камень в короне засиял призрачным холодным светом, от коего дрожь пробирает. Глядит он на святого и говорит медленно да сурово, шо твой поверенный, когда дело ничего хорошего не сулит: «Не подчиняюся я тебе потому, шо нет у тебя надо мной власти».

«Энто почему еще?» – спрашивает святой, а змей ему: «Потому шо тута мои владения. И я один тута хозяин и владыка. А посему уйду отсюдова, когда сам того пожелаю». Сказал так – и нырь в озеро.

Ох и осерчал святой. Поднял свой посох и в третий раз кличет: «Эй ты!» И снова вынурнул змеиный король из своего озера: «Да шо тебе снова надобно? Али не отстанешь от меня вовсе?» – «Ты уйдешь или нет?» – спрашивает святой. «Я тута король и никуды не уйду». – «Тогда я тебя свергаю!» – воскликнул святой. «Не под силу тебе энто, покудова на мне корона», – усмехнулся король. «Значится, я у тебя ее отберу!» – «Сперва поймай!»

Змеиный король ушел под воду, и начала тута вода в озере бурлить да пениться. Вот так-то! Стоял святой на берегу да глядел, как озеро мелеть начало. А потом как задрожит гора, как затрясется. Энто змеиный король внутри метался и зарывался все глубже под землю.

Так стоял святой на краю пустого озера, держал в руке посох и звал змеиного короля вновь пред очи его явиться, пока не глянул вниз. А там – ей-богу, не вру – лежит он, свернулся кольцами, но без короны.

«Где твоя корона?» – спрашивает святой. «Спрятал», – отвечает король, злобно усмехаясь. «И где же?» – «В горе, где ни тебе, ни кому другому и за тыщу лет не сыскать!» – «Говори немедля, где то место!» – сурово говорит святой, а король ухмыляется злее прежнего: «Видал воду в озере?» – «Видал», – отвечает святой Патрик. «Вот коли сыщешь, куда та вода утекла, то и камень из короны – твой. А покуда нет у тебя моей короны, я остаюся здесь королем, хоть ты меня и гонишь. Возьму да и явлюся, когда ты меня не ждешь, бо надобно мне за короной приглядывать. Тока не в змеином обличье. А сейчас ухожу отсюдова по собственной воле». Не сказал король боле ни слова – ни дурного, ни доброго. Тока пополз по земле да исчез в камне. После того возникла тама расселина, которую до сего дня кличут Шлинанаэром, шо по-ирландски значит «Змеиный перевал».

А таперича, сэр, коли мамаша Келлиган не выхлебала весь пунш, и я бы не прочь горло промочить, бо непростая та работа – гиштории сказывать.

Джерри склонился над своей кружкой, а собравшиеся принялись обсуждать услышанное.