Ритм войны. Том 2

Ближайшие родственники Венли собрались здесь, чтобы поболтать и попировать, как они обычно делали в дни бурь. Остальные казались такими веселыми, разговаривая в ритме радости или признательности, пока ели у огня, слушая, как мать Венли поет песни при свете необработанных светсердец.

У них была природная, бугорчатая форма. Они накапливали буресвет, но ни одно не светилось так же ярко, как странный самосвет у нее в кармане. Тот, что дала ей женщина. Венли казалось, что он должен гореть, хотя он был холоден, как обычный камень. Она настроилась на тревогу и посмотрела на остальных, опасаясь, что они увидят это слишком красное свечение.

«Я должна выйти в бурю, – подумала она, слушая, как стучит дождь по камням снаружи. – Эта считается? Я вижу, как буря там, снаружи, вспыхивает и создает свой собственный ритм, слишком неистовый. Слишком дикий».

Нет, она устроилась недостаточно близко к выходу. Сидя в убежище, она не сможет даже случайно принять бракоформу, которая была единственной трансформацией, совершаемой регулярно. В конце концов, никто не хотел возвращаться в тупоформу.

Но ведь были и другие формы. Она почти поняла, как обрести ту, которая нужна для боя. И теперь… с этим самосветом…

Несколько недель она носила его с собой, боясь того, что может произойти. Она взглянула на мать и близких родственников, которые сидели и слушали. Восхищались прекрасными песнями. Даже Венли, которая слышала их сотни раз, поймала себя на том, что ей хочется вернуться и сесть у ног матери.

Никто другой не знал, что происходит с Джакслим. Мать хорошо это скрывала. Правда ли, что другие формы могут помочь ей? Человеки уходили, так что это последний шанс Венли попробовать драгоценный камень, а затем, если он не сработает, попросить помощи у женщины, которая дала его ей.

Венли настроилась на ритм решительности и, поднявшись с места, направилась к выходу из убежища, где они привязали свои самосветы для обновления – достаточно близко к буре, чтобы получить свет от прикосновения Укротителя. Несколько слушателей зашептались позади нее, их голоса звучали в ритме забавы. Они думали, что Венли решила принять бракоформу, несмотря на все заверения, что никогда этого не сделает.

Однажды ее мать улыбнулась в ответ на вопрос и объяснила, что мало кто принимал бракоформу намеренно. Это происходит само собой, как внезапный приступ жажды. А иной раз стоило выбрать себе местечко слишком близко к выходу во время бури – и внезапно бабах! Превращаешься в тупицу, которого интересует только размножение. Венли стало неловко оттого, что соплеменники приписали ей подобные мысли.

Она добралась до мокрого камня на краю убежища, где сгрудились спрены дождя, устремив к небу очи и вцепившись в землю коготками. Ветер и гром здесь звучали громче, словно боевые кличи соперничающей семьи.

Возможно, лучше всего просто отдать самосвет матери, и пусть она ищет новую форму. Разве не в этом суть?

«Нет, – подумала Венли, дрожа. – Не в этом».

Месяцы, потраченные на поиски новых форм, ни к чему ее не привели – в то время как Эшонай завоевывала все больше и больше признания. Даже их мать, которая раньше называла исследования Эшонай глупыми, теперь говорила о ней с уважением. Она нашла человеков. Она изменила мир.

Венли делала то, что полагалось. Она оставалась с матерью, день за днем разучивала песни, помня о долге. Но похвала доставалась Эшонай.

Не давая себе возможности передумать, Венли шагнула на склон холма, вступая в бурю. Сила ветра заставила ее споткнуться и соскользнуть вниз по мокрой скале. В мгновение ока она перешла от укрытого, наполненного песнями тепла к ледяному хаосу. Ураган звучал так, словно вокруг нее ломались инструменты и песни умирали, едва родившись. Она старалась держаться ритма решимости, но к тому времени, когда она забралась за большой валун и прижалась спиной к камню, он превратился в ритм ветра.

С этого момента ее разум переключился на ритм мольбы, граничащий с паникой. Что она делает? Это безумие. Она часто насмехалась над теми, кто выходил в бурю без щитов или другой защиты.

Она хотела вернуться в убежище, но была слишком напугана, чтобы шевельнуться. Что-то большое рухнуло на землю поблизости, заставив ее вздрогнуть, но мгновение темноты в завывающем урагане помешало увидеть, насколько близок был удар. Как будто молния, ветер и дождь сговорились против нее.

Венли сунула руку в карман и достала самосвет. То, что раньше казалось таким ярким, теперь выглядело хрупким. Красный свет едва озарял ее ладонь.

Разбить его. Она должна его разбить. Уже онемевшими от холода пальцами она пошарила вокруг и в конце концов нашла большой камень. Земля здесь растрескалась, образуя круг, поперек которого Венли могла бы улечься. Она отступила в относительное укрытие валуна, дрожа, держа самосвет в одной руке, подобранный камень – в другой.

Затем наступила тишина.

Это было так неожиданно, так внезапно, что у нее перехватило дыхание. Ритмы в ее сознании слились в один, единый и ровный. Она посмотрела вверх, в чистейшую тьму. Вокруг теперь было сухо. Венли медленно повернулась и снова съежилась. В небе простиралось подобие лица, сотворенное из облаков и естественного света. Нечто огромное и непостижимое.

– ТЫ ПОЙДЕШЬ НА ЭТОТ ШАГ? – Голос, который не был голосом, прошел сквозь нее, вибрируя, словно ритм.

– Я…

Это был он, спрен Великих бурь – Укротитель. В песнях его называли предателем.

– ТВОЙ НАРОД ТАК ДОЛГО НЕ СЛУЖИЛ НИ ОДНОМУ БОГУ. ТЫ СДЕЛАЕШЬ ЭТОТ ВЫБОР ЗА ВСЕХ СОПЛЕМЕННИКОВ?

При этих словах Венли почувствовала и трепет, и ужас. Значит, в самосвете действительно что-то было?

– Мой… моему народу нужны формы! – крикнула она громадному существу.

– ЭТО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ФОРМЫ. ЭТА СИЛА ИЗМЕНЯЕТ СМЕРТНЫХ.

Сила?..

– Ты служил нашим врагам! – воззвала она к небу. – Как я могу верить тому, что ты говоришь?

– И ВСЕ ЖЕ ТЫ ДОВЕРЯЕШЬ ДАРУ ОДНОГО ИЗ ЭТИХ ВРАГОВ? КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, Я НИКОМУ НЕ СЛУЖУ. НИ ЛЮДЯМ, НИ ПЕВЦАМ. Я ПРОСТО СУЩЕСТВУЮ. ПРОЩАЙ, ДИТЯ РАВНИН.

ДИТЯ ВРАЖДЫ.

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось, и Венли снова оказалась наедине с бурей. От потрясения она чуть не выронила свою драгоценность, но затем, ежась от бойкого ветра, положила светящийся самосвет на землю. Сжала в руке камень, скользкий от дождя. Заколебалась.

Надо ли проявить осторожность?

Но разве величие достигается осторожностью?

Эшонай не была осторожна, и она открыла новый мир. Ударом камня Венли разбила самосвет. Свет вырвался облачком, и она поморщилась под проливным дождем, готовясь к чудесному превращению.

– Наконец-то! – воскликнул кто-то в ритме раздражения. – Ух и натерпелся же я!

Красный огонек превратился в крошечного мужчину-человека: он стоял, уперев руки в бока, и слабо светился посреди бури.

Венли крепко обхватила себя за плечи, дрожа и смаргивая дождевую воду.

– Спрен, – прошипела она. – Я призвала тебя, чтобы ты даровал мне одну из древних форм.

– Ты? – спросил он. – Сколько тебе лет? Есть еще кто-нибудь, с кем я мог бы поговорить?

– Сначала поведай мне этот секрет, – потребовала Венли. – Потом мы передадим твою форму другим. Она может исцелять, верно? Мне так сказали.

Он не ответил.

– Ты не смеешь отказывать! – крикнула Венли, хотя ее слова потонули во внезапном раскате грома. – Я страдала так долго, чтобы добиться этой цели…

– Вот только не надо устраивать сцен! – сказал маленький спрен, топнув ногой. – М-да, придется воспользоваться инструментами, которые нашлись в сарае, даже если они чуток заржавели. Ладно, вот в чем суть. Я собираюсь поселиться внутри тебя, и вместе мы будем делать невероятные вещи.

– Мы принесем полезные формы моему народу? – спросила Венли, стуча зубами.

– Ну да. И нет. Какое-то время нам нужно, чтобы ты выглядела так, будто все еще находишься в трудоформе. Мне нужно выяснить, как сейчас обстоят дела на старом добром Рошаре. Давненько я тут не был. А ты сможешь попасть в Шейдсмар, если понадобится?

– Ш-Шейдсмар?

– Да, нам нужно добраться до бури там. Той, что поновее, на юге? Где я вошел в этот самосвет… Ты понятия не имеешь, о чем я говорю. Восхитительно. Ну ладно, приготовься – у нас дел невпроворот…

Стоя у входа в убежище и пытаясь высмотреть сестру, Эшонай настроилась на ритм тревоги. В хаосе бури почти ничего не было видно: вспышки молний, хотя и яркие, были слишком короткими, чтобы позволить рассмотреть местность.