Оценить:
 Рейтинг: 0

Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

Год написания книги
2019
Теги
<< 1 2 3
На страницу:
3 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Я вижу, как она переворачивала страницы записной книжки, даже не думая никому звонить, просто чтобы успокоиться, сказать себе, что знает всех на свете! А имена, что попадались на глаза, создавали ощущение, будто она пообщалась с друзьями. И, сделав над собой усилие, она звонила галеристу, парикмахеру, маникюрше или кому-то, с кем была в отношениях.

В прежние времена ей звонил Пикассо, когда намеревался пообедать в «Каталонце», испанском ресторане на середине пути от него к ее дому. Он говорил: «Я выхожу, спускайся» – со своим неподражаемым акцентом, от которого так и не избавился. По его сигналу надменная Дора, гордячка Дора стремглав спускалась по лестнице, чтобы встретиться с ним за поворотом. Часто она его ждала. А если случайно задерживалась, он ее не ждал, но занимал ей место за столиком.

В 1951-м она еще часто бывала в этом ресторане. Никто уже не говорил ей «спускайся» этим его особенным тоном. Да и она такого больше не потерпит. Ею мог командовать только Бог. Именно, «после Пикассо только Бог», – говорила она.

В интернете я разыскала воспоминания ее последнего галериста. На сайте «Правило игры» Марсель Флейс рассказал удивительную историю о своей встрече с состарившейся Дорой в 1990-м и об организации ее последней выставки [44 - Флейс М. От «Герники» до «Майн кампф». На сайте «Правила игры». (Marcel Fleiss, «De Guernica a` Mein Kampf», sur le site La Re`gle du jeu.)]. Письмо размещено на сайте его галереи. Мне он ответил сразу: «Давайте встретимся на ФИАКе[45 - FIAC – Парижская ежегодная ярмарка современного искусства, одна из крупнейших в Европе; проводится обычно в Гран-Пале.]!»

На следующий день я положила записную книжку Доры в кожаный футляр, крепко прижала к себе сумку и отправилась в Гран-Пале с нелепым видом заговорщицы, которая таскает с собой сокровище.

Марсель Флейс

6 улица Бонапарта, Париж

Адреса Марселя Флейса не было в записной книжке. В 1951 году ему было всего семнадцать. И этот сын парижского скорняка жил в Нью-Йорке, где занимался джазовыми клубами и фотографировал величайших послевоенных музыкантов. Как и Дору, фотография привела его к живописи. По совету своего друга Ман Рэя [46 - Ман Рэй (1890–1976) – французский и американский художник, фотограф-сюрреалист и кинорежиссер, признанный одним из 25 самых влиятельных художников XX века.] в 1969 году он открыл первую галерею и за несколько лет стал одним из лучших французских маршанов и специалистов по сюрреализму. У него имелись основания представляться пресыщенным, высокомерным, недоступным. Но великий галерист оставался коллекционером-самоучкой и энтузиастом, дружелюбным и скромным, скупым на слова, улыбающимся одними глазами. И хотя он уже более пятидесяти лет имеет дело с шедеврами, я увидела, что маленькая история записной книжки его позабавила и заинтриговала.

Он молча быстро пролистал ее до буквы «М»: «Здесь не хватает Лео Мале [47 - Лео (Леон) Мале (1909–1996) – французский писатель, автор детективной и сюрреалистической прозы.]». Поправил очки, придерживая указательным пальцем пожелтевшие листки, затем уже более спокойно просмотрел строчку за строчкой, время от времени кивая, словно в чем-то удостоверяясь: «Нет, Арагон, Бретон, все так… Брассай, Бальтус, Кокто, дю Буше, Элюар, Фини… Именно эти имена она и называла!» Он упрямо продолжал искать Лео Мале, повторяя: «Странно, что его здесь нет». Наконец сказал: «Да, это, безусловно, ее записная книжка». Затем достал ксерокопию открытки, которую она ему адресовала. На обратной стороне «Натюрморта с супницей» Сезанна она написала: «Спасибо за вкусные шоколадные конфеты, с Новым годом» – и подписалась: «Дора Маар». Сравнение почерка рассеяло последние его сомнения: «Да, это так, это точно ее». Он показал записную книжку жене, сыну и проходившему мимо коллекционеру: «Посмотрите, что она нашла!» Мне даже захотелось его расцеловать.

Пути Марселя Флейса и Доры Маар впервые пересеклись в 1990 году. Он только что купил дюжину ее полотен у одного из своих коллег. Их еще не развесили, просто расставили на полу в галерее на улице Бонапарта. И они привлекли внимание американского историка искусства, который проездом был в Париже: «Странно, я завтра с ней встречаюсь… Вы позволите мне поговорить с ней об этом?» Так Марсель Флейс обнаружил, что она все еще жива: в свои восемьдесят три, через семнадцать лет после смерти Пикассо, она жила отрезанной от мира все там же, на улице Савой.

На следующий день он сам позвонил Доре Маар. Та сделала вид, что не понимает, откуда взялись эти картины, и пригласила галериста к себе в 15 часов. Он приехал немного раньше времени, у него была мания на этот счет. Позвонил в квартиру Маркович, но никто не ответил. Спустя пять минут то же самое. Наконец в 15 часов сухой резкий голос ответил в интерфон: «Молодой человек, если я говорю в 15 часов, это означает в 15 часов». Добро пожаловать к Доре Маар, скорее «Тетушке Даниэль», чем «Плачущей женщине»[48 - «Тетушка Даниэль» – французская черная комедия 1990 года режиссера Этьена Шатилье. «Плачущая женщина» (1937) – знаменитый портрет Доры Маар работы Пикассо.]! Старая дама встретила его на лестничной площадке третьего этажа. Она явно не собиралась его впускать. И, придя в ярость, когда обнаружилось, что он пришел только с фотографиями картин, утверждала, что речь идет о подделке. Галерист предложил вернуться на следующий день с полотнами. И на этот раз не повторил своей ошибки, прибыл точно в назначенное время. Приоткрытая дверь за спиной художницы давала основание предположить, что в квартире царил неописуемый хаос. «Это было похоже на логово бродяги. Должно быть, там годами не убирались. Раковина была переполнена грязной посудой».

Глядя на выставочные этикетки, прикрепленные к обратной стороне картин, Дора вынуждена была признать, что они подлинные. Но, сменив пластинку, внезапно вспомнила, что ее тогдашний галерист Генриетта Гомес ей так за них и не заплатила. Марсель Флейс предложил ей нанять адвоката. Она ответила, что ненавидит адвокатов. Он предложил собрать все эти полотна на ее персональной выставке. Она согласилась при условии, что с ней будет согласован текст каталога: «Обо мне говорят столько всякой ерунды».

На вернисаж пришли несколько друзей, надеявшихся наконец увидеть ее после стольких лет: Мишель Лейрис, Марсель Жан [49 - Марсель Жан (1900–1996) – французский художник, писатель и скульптор, присоединившийся к движению сюрреалистов.], Лео Мале. Но они прождали ее напрасно. Она посетила выставку через несколько дней, одна и инкогнито.

Впоследствии Марсель Флейс побывал у нее несколько раз, чтобы обсудить, в частности, судьбу фотографий, которые она хранила у себя под кроватью, реликты того времени, когда она была отличным фотографом. Переговоры шли трудно, потому что за эти фотографии она требовала непомерную цену. Дора полагала, что они «ничуть не хуже, чем у Ман Рэя, а значит, их цена столь же высока». Им все же удалось договориться, но она поставила последнее условие: «Я продам их вам только в том случае, если вы поклянетесь, что вы не еврей». Флейс лишился дара речи. «Это был единственный раз в моей жизни, – признался он мне, – когда я солгал, не говоря ни слова».

Среди ее книг он заметил книгу Гитлера «Майн кампф» («Моя борьба»). Она не стояла в одном ряду с другими и не была засунута в уголок. Нельзя было сказать, что с ней обращаются небрежно. Или что о ней забыли. Нет, книга была выставлена, как выставляют на полке безделушку, на всеобщее обозрение… Хотя такого обозрения в жизни Доры больше не было: в свои восемьдесят три она открывала дверь только своей консьержке-испанке, соседке-англичанке и священнику.

Но как могла она перейти от «Герники» к «Майн кампф», от любви Пикассо, дружбы с Элюаром, петиций против фашизма к этому отвратительному сгустку ненависти? Неужели сочетание страдания, злобы, мизантропии и лицемерия приводит к такой форме безумия? Может, она сошла с ума от горя?

Когда биографы Доры упоминают об этой «детали», они иногда ссылаются на вновь обретенную ею близость со священником хорватом, вздорным человеком, подозревавшимся в попустительстве нацистам. Другим представляется, что, будучи лицемерной, она возненавидела богоизбранный народ. Или что приобрела «Майн кампф» из чисто интеллектуального любопытства, так же, как и «Маленькую красную книжицу»[50 - «Маленькая красная книжица» – краткий сборник ключевых изречений Мао Цзэдуна, впервые изданный правительством КНР в 1966 году, очень популярный в ту эпоху во всем мире.]…

Интуиция подсказывает мне, что это была скорее последняя неприглядная и недостойная провокация со стороны старухи, которая прекрасно знала, кем был этот молодой галерист, и единственной целью которой было унизить его, чтобы заставить заплатить побольше за те фотографии, что она ему продала.

И это заставило меня испытать сомнения… «Майн кампф» пригасила мой энтузиазм. Готова ли я месяцами идти по стопам лицемерной антисемитки? Можно ли писать о ком-то, не любя своего героя? Но я надеялась хотя бы понять, почему и как она стала такой, какой была. Почему у нее что-то пошло не так, почему она до этого дошла, почему купила эту книгу.

Бретон

42 улица Фонтен ТРЕ 8833

Страница за страницей я все-таки продолжу это путешествие. Наведу справки о каждом имени без изъятий. Почему оно попало в записную книжку? Какое место этот человек занимал в ее жизни? На свете существует множество эпистолярных романов, почему бы не составить биографию из историй отношений с каждым из тех, кто значится в записной книжке? Что-то мне подсказывало, что это позабавило бы Дору и ее друзей-сюрреалистов: играть с найденным предметом, извлекать адреса, как вытягивают нитку из клубка, искать, следуя интуиции, задавать вопросы и, если больше никто не может на них ответить, предполагать, воображать…

Понятно, что в книжке есть имена, которые были записаны почти случайно. Фамилии, которые не удастся разобрать. Адреса без истории. Но я заставлю говорить архивы, телефонные справочники, письма, фотографии. Я воспользуюсь малейшим намеком. Я вторгнусь в ее отношения, с известными и никому не известными людьми. И, переходя от одного к другому, руководствуясь логикой или довольствуясь интуицией, возможно, как в игре в чепуху, составлю зарисовку ее вселенной: «Скажи мне, с кем встречаешься, и я скажу тебе, кто ты».

Однако с кого начать? Сам список подсказывал алфавитный порядок: «А», Арагон, Айяла… Марсель Флейс, блестящий знаток сюрреализма, посоветовал мне именно это. Такой прием отвергает любую иерархию и хронологию. Однако он может оказаться таким же скучным, как пролистывание словаря.

Я могла бы предоставить управлять моим выбором случаю, перелистывая книжку с закрытыми глазами и принимая в качестве задачи первое имя, на котором остановится мой палец: например, Элюар…

Но ведь я решила дать говорить самой книжке, может, стоило просто послушать ее. Она шептала мне слова «находка», «найденный объект», «удача» и «случайность»… И уверенно привела к Бретону, признанному теоретику «объективной случайности».

«Находка объекта, – говорил он, – выполняет здесь ту же роль, что и сновидение, в том смысле, что освобождает человека от парализующих эмоциональных сомнений, утешает его и дает ему понять, что препятствие, которое он мог считать непреодолимым, преодолено».

Бретон, должно быть, фигурировал в записных книжках Доры по крайней мере с 1933 года. В то время он был мэтром движения сюрреалистов, которое создал вместе с Арагоном и Супо [51 - Филипп Супо (1897–1990) – французский поэт и прозаик; в 1919 году вместе с Луи Арагоном и Андре Бретоном основал журнал «Littеrature», положивший начало сюрреализму.] в 1924 году, а затем развил вместе с Элюаром и Десносом [52 - Робер Деснос (1900–1945) – французский поэт, писатель и журналист, близкий к сюрреализму. Участник Движения Сопротивления. Погиб в концлагере «Терезин».]. Стоит только вообразить, что они тогда собой представляли: самый оригинальный и гениальный авангард в художественном творчестве. С ними спешили познакомиться, старались быть принятыми в их кругу, искали возможность послушать, как они отвергают признанный порядок и буржуазные условности в кафе на площади Бланш. Каждый день к ним приходили туда все, кто хотел, располагались как могли. Бретон брал слово, вслед за ним и остальные, говорили обо всем и ни о чем, часто в самой простой атмосфере, под воздействием белого вина или апельсинового кюрасао[53 - Ликер крепостью 30 %, который производят на одноименном острове в Карибском море. В состав входят винный спирт, высушенная апельсиновая цедра, корица, гвоздика и мускатный орех.]. Иногда все шло наперекосяк, они давали друг другу пощечины или дрались – из-за неудачно высказанной идеи или случайного слова.

Бретон и его друзья интересовались бессознательным, сновидениями, оккультизмом, они экспериментировали с новыми подходами к реальности, используя автоматическое письмо, гипноз, иногда наркотики… Они изобретали новую поэтическую экспрессию, но также стремились изменить жизнь и мир. Просто одновременно Артюр Рембо [54 - Артюр Рембо (1854–1891) – великий французский поэт.] и Карл Маркс…

Когда Дора начала посещать собрания сюрреалистов, о ней говорили, что она была любовницей писателя Жоржа Батайя. Эротический интерес, который она возбуждала, от этого еще усиливался, так как у всех распалялось воображение при мысли об оргиях и церемониях садо-мазо, в которых, как им представлялось, она участвовала вместе с Батайем. На самом деле никто ничего об этом не знал…

После долгой вражды в середине 1930-х Батай и Бретон сблизились и вместе выступали против нацизма, распространения фашизма и фашистских обществ. Вместе они создали группу «Контратака: Союз борьбы революционной интеллигенции». Дора была одной из очень немногих женщин, которые активно в ней участвовали. Сегодня мы не можем себе представить смелость и отвагу, которые были необходимы тогда, чтобы действовать почти в одиночку среди всех этих людей. Но она ничего не боялась, эта Дора, яркая, умная, образованная, пылкая, радикальная и воинственная…

Освободившись от Батайя, как в политическом, так и в сексуальном плане, она сблизилась с сюрреалистами. Не являясь членом этого сообщества, Дора прониклась их художественными и политическими взглядами, что сопутствовало эволюции ее работ как фотографа. К тому же она прекрасно соответствовала их образу идеальной женщины: красивая, непокорная, артистичная, талантливая, вдохновляющая… даже немного сумасбродная.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2 3
На страницу:
3 из 3

Другие аудиокниги автора Брижит Бенкенмун