Косиног. История о колдовстве

Однако зверь лениво помотал косматой башкой. Набившему брюхо, ему хотелось лишь одного – закрыть глаза и без помех наслаждаться растекшимся по жилам теплом.

– Ночью, – едва ворочая языком, пробормотал он.

Подняв одно из передних копыт, зверь уставился на него. Миг – и из копыта выросла ладонь, из ладони – длинные тонкие пальцы, а из кончиков пальцев – столь же длинные острые когти.

– Ночью ее убью.

Казалось, выпитая кровь подхватила его, медленно повлекла вдаль, и, убаюканный легкой качкой, зверь погрузился в глубокую дрему.

– Стало быть, ночью, – нехотя согласились детишки.

К ферме Эдварда Уоллес гнал жеребца неспешной рысцой. В пути он снова и снова обдумывал, что должен сказать, и только диву давался, как мог опуститься до подобного, как мог пасть так низко, чтобы молить Эдварда о согласии на предложение лорда Мэнсфилда.

«Я все сделал верно, папа. Ты знаешь, что это так. Нам с Эдвардом следовало трудиться заодно, как тебе и хотелось. Стать хозяевами собственной табачной империи… на манер тех плантаций в Вирджинии. Но вместо этого я на весь Саттон ославил себя дураком, ни аза не смыслящим в табаке. Куда ни пойди, куда ни глянь, у каждого это на лице написано, – яростно сплюнув, подумал он. – Один только ты, папа, и видел, как я руки стирал до костей, лишь бы спасти посевы, как день за днем обирал червей с листьев, даже при свете факела. И вот скажи, справедливо ли, что после всего этого мне приходится идти на поклон к Эдварду с его ведьмой? Справедливо ли?»

У вершины холма, возвышавшегося над фермой Эдварда, Уоллес натянул поводья, придержал жеребца. Желудок его скрутило узлом.

«А знаешь, папа, что в этом хуже всего? Хуже всего, придя с просьбой, видеть ее злорадство. Сам не знаю, сумею ли это выдержать. Отчего эта баба так невзлюбила меня? Отчего досаждает мне на каждом шагу? Я ведь со всей душой к ней – можно сказать, как к родной!»

И тут Уоллес услышал крик. Обернувшись на голос, он увидел Абиту и Чарльза Паркера с братом, Джоном, и двумя сыновьями. Все пятеро быстрым шагом направлялись к нему. Джон нес с собой солидный моток веревки и пару фонарей.

– Уоллес! – крикнул Джон. – Идем скорее! Там Эдвард! В яму упал!

– В яму? – переспросил Уоллес. – В какую еще яму?

– Идем, идем! – бросил Джон, проходя мимо.

Двинувшись следом, Уоллес спустился с холма в заросли леса за полем.

– Вон там, – пояснила Абита, указав на пещеру среди россыпи каменных глыб.

Уоллес, взяв у Джона фонарь, заглянул внутрь.

– Эдвард! – позвал он. – Эдвард, ты здесь?

– Видно чего? – спросил Чарльз.

Уоллес покачал головой.

– Нет. Только ветки да листья.

– Там, в глубине, – повысив голос, пояснила Абита. – Яма в дальнем углу. И Эдвард в нее провалился, точно вам говорю. Я знаю. Пожалуйста, поторопитесь!

Уоллес оглянулся на братьев Паркеров, на Чарльза с Джоном. Не сумев отыскать Эдварда, Абита помчалась на ферму Паркеров, за помощью, однако никто из них в пещеру входить не спешил.

Выхватив у Джона второй фонарь, Абита направилась к пещере сама, но Джон схватил ее за плечо и удержал на месте.

– Постой, Абита. Где одна яма нашлась, могут найтись и другие. Тут с осторожностью надо.

– Некогда осторожничать!

Заметив среди палой листвы шляпу Эдварда, Уоллес поднял ее и протянул рвущейся из рук Джона Абите. Весь ее пыл разом угас.

– Держи, – велел Уоллес, сунув фонарь Чарльзу.

Чарльз прихватил с собой самую длинную веревку, какая нашлась в хозяйстве. Конец ее Уоллес обвязал вокруг одного из черных камней, подергал, проверяя, надежен ли узел, и кивнул Джону.

– Придержи ее, чтоб не совалась.

С этим он шагнул под свод пещеры. Следом за ним двинулся Чарльз со старшим из сыновей. Люком.

Люк с Чарльзом освещали путь фонарями, а Уоллес, не выпуская из рук веревки, шел чуть впереди. На ходу он ощупывал землю ногой, пригибал голову, чтоб не цепляться макушкой за низкий свод подземелья. При свете фонарей он ясно видел, что и земля, и листья изрядно истоптаны. Следы вели к небольшому отнорку в дальнем углу пещеры. Тут Уоллес замедлил шаг и невольно вздрогнул, но не от холода – от невесть откуда взявшегося дурного предчувствия.

Подойдя ближе, Люк с Чарльзом вытянули вперед руки с фонарями. Посредине отнорка темнел провал футов шести в ширину. На краю ямы Уоллес заметил топор. Еще раз проверив, надежно ли держится веревка, он двинулся дальше. Вскоре все трое склонились над ямой, заглянули вниз, и Уоллеса вновь охватила нешуточная тревога: казалось, оттуда, из глубины, на него смотрит сама темнота.

Сзади послышался шорох шагов. Обернувшись, Уоллес увидел за спиной Чарльза Абиту. Устремленный в яму, взгляд ее был полон ужаса.

– Вы его видите? – негромко, с отчаянием в голосе спросила она. – Хоть что-нибудь видите?

– Уйди отсюда немедля, – велел Уоллес, заранее зная, что только зря сотрясает воздух.

– Гляньте-ка, – заговорил Чарльз, кивнув вбок. – Не Эдвардов?

У стены подземелья валялся сапог.

Абита придвинулась ближе. Чарльз ухватил ее за плечо, не подпуская слишком близко к яме.

– Эдвард! – закричала Абита.

Темная яма откликнулась на ее крик гулким эхом.

Присев на корточки, Люк поднял над ямой фонарь, сощурился.

– А вот еще… что это?

На каменном выступе, торчащем из стенки ямы чуть ниже края, поблескивало что-то белое. Уоллес, встав на колени, пригляделся внимательнее…

«О Господи, – подумал он. – Зуб. Человеческий зуб».

Абита протяжно застонала.

– О нет, Эдвард… нет, – забормотала она, опустившись на колени рядом с Уоллесом.

Теперь все трое взирали на яму, точно на свежую могилу.

– Кому-то придется спуститься, – сказала Абита.

Уоллес швырнул в яму камешек. Все пятеро замерли, прислушались к стуку камешка о стенки ямы. «Тик-так, тик-так, тик-так»… звук не смолкал – разве что становился все тише и тише. Собравшиеся вокруг ямы переглянулись. Что это значит, понимал каждый, однако Абита не унималась.