Потерянные боги

Он медленно поехал дальше, а мост скрипел под ними и ходил ходуном; доски трещали под колесами. Преодолев мост, они поехали дальше, через лес, по извилистому песчаному проселку, мимо заброшенных рисовых полей и вверх, по пологому склону холма. Когда они выехали на открытое место, Чет притормозил. Впереди, на вершине холма, стоял в окружении гигантских дубов старый, довоенный[1 - Для американцев Война (с большой буквы) – это гражданская война между Севером и Югом (1861–1865).] еще дом. Его стены явно нуждались в покраске, но в остальном дом выглядел в точности так, как он его помнил, каким он являлся ему в сновидениях.

– Смотри, – сказала Триш, указывая на ту сторону поля. – Это здесь похоронена твоя мать?

Чет увидел несколько запущенных могил, с надгробными плитами, торчащими вразнобой из высокой травы.

– Да, это тут. Кажется, здесь похоронены все родственники со стороны отца. С тех самых пор, как они тут поселились. Где-то в конце тысяча семисотых.

Краем глаза он уловил движение – легкое перемещение теней среди деревьев, теснившихся позади кладбища.

– Чет, – шепот, плывущий по ветру. Сильно, как от удара, закружилась голова, и вдруг на него навалился страх, осев свинцовой тяжестью в желудке. Чет остановил машину.

– Что такое? – Триш тронула его за руку – и страх угас. – Милый, ты в порядке?

– Да… Все хорошо. Показалось, что привидение увидел. Только и всего.

– Вид у тебя и вправду такой, будто ты увидел привидение, – сказала она с улыбкой. Потом нахмурилась. – Ты ведь пошутил, да?

Чет пожал плечами.

– Может, и так. Насколько я слышал, тут много неприкаянных душ болтается. Место уж больно старое.

Она внимательно посмотрела на кладбище.

– Ну, это же будет интересно, правда? Увидеть настоящее привидение.

– Интересно, да. – Чет отпустил тормоза, и машина поехала дальше к большому дому на холме.

Припарковавшись на круговой дорожке перед домом, они выбрались из машины. Участок вокруг дома имел запущенный вид, но кусты у дорожки, ведущей к дому, явно недавно подстригали. Они уже было собирались подняться на крыльцо, но Триш вдруг остановилась.

– Посмотри, зачем бы это? – Она указывала на потрепанные, но все еще яркие шерстяные нити, которые вились между столбиков перил, пересекали лестницу. Тут и там на нитях виднелись крошечные серебряные колокольчики. Разноцветные нитки тянулись по обеим сторонам дома, исчезая за углом. – Странно все это.

Чет пожал плечами.

– В этих местах полно странностей. Еще увидишь.

Перешагнув через нитки, они направились вверх по лестнице. Распахнулась дверь. Чет различил за противомоскитной сеткой очертания фигуры.

– Здравствуй, Чет, – произнес тихий, такой знакомый голос.

– Бабушка?

Она толкнула затянутую сеткой вторую дверь и вышла на крыльцо. Выглядела она в точности такой же, какой он ее запомнил: элегантная женщина со снежно-белыми волосами, струившимися по плечам, по спине. В руке она сжимала простую черную трость, а платье на ней было очень простое, хлопковое, белого цвета. Ни драгоценностей, ни макияжа; ее лицо, губы, глаза – все было одинакового бледного тона. На правом виске выделялся круглый шрам величиной с монету. Чет вспомнил, как ребенком разглядывал этот шрам. Она сказала ему тогда, явно гордясь, что это след от пули. Сейчас она смотрела на него своими серебристо-серыми глазами, добрыми и немного грустными. И Чету казалось, что ему снова шесть, и все, что ему хочется – чтобы она обняла его, крепко-крепко. И, будто читая его мысли, она распахнула руки ему навстречу:

– Чет, добро пожаловать домой.

Он обнял ее, и его омыла волна тепла. Никогда еще ему не было так легко на душе, даже в детстве. «Почему, – подумал он, – почему я так долго ждал?»

Она разомкнула руки, отпустив его, и посмотрела на Триш.

– Бабушка, это Триш.

Триш подошла поближе, протягивая руку.

– Здравствуйте, миссис Моран. Рада с вами познакомиться.

– Прошу, дитя мое, зови меня просто Ламия. – В голосе старой женщины слышался едва заметный акцент.

Чет припомнил, что родом она была откуда-то из Восточной Европы – Румыния или, может быть, Венгрия. Взгляд Ламии упал на живот Триш, и ее лицо озарилось.

– Так, значит, я все-таки дожила до того, чтобы стать прабабушкой. Иди сюда, дитя, – сказала она, взяла Триш за руку и, подтянув поближе, заключила в объятья.

Отпустив гостью, Ламия отступила на шаг, и еще раз окинула молодых людей взглядом.

– Какая радость для старухи, что вы приехали! Заходите, пожалуйста.

Она повела их внутрь, по длинному коридору, постукивая тростью – явно берегла ногу. Несмотря на хромоту, держалась она очень прямо, будто бросая вызов собственной немощи. Чет бросал взгляды в комнаты, мимо которых они проходили. Все помещения выглядели заброшенными – мебели почти не было, только торчал кое-где забытый стул или журнальный столик; обои полосами отходили от стен, а в некоторых местах штукатурка осыпалась, образовав на полу пыльные кучи.

Когда они проходили мимо ванной и туалета, Триш остановилась и по очереди взглянула на них обоих.

– Миссис Моран…

– Пожалуйста, дитя, просто Ламия.

– Ламия, – сказала Триш, явно стремясь поскорее перейти к делу. – Можно мне?..

– Ах, да, конечно!

Триш быстро исчезла за дверью.

Ламия с Четом прошли немного дальше по коридору. Чет чувствовал, что она изучающе поглядывает на него. Вопросы теснились у него на языке. Все эти годы ему столько всего хотелось спросить, но сейчас, когда она была рядом, на него напала немота.

– Давай, – сказала она. – Спрашивай.

– А?

– Я же знаю, что у тебя есть вопросы.

«Да», – подумал он. Вопросов полно. Об отце, о матери. Но больше всего ему хотелось спросить о голосе, который он слышал, или чувствовал, все эти годы.

– Ты хочешь знать, как я говорила с тобой. – Это был не вопрос.

Он поднял взгляд на бабушку.

– Так, значит, это было по-настоящему? Ты и вправду говорила со мной? Я это не вообразил?

– Часть меня всегда была с тобой, Чет. В твоем сердце… В твоей крови.

– Но ведь было что-то еще?