Когда поют деревья

– Не сомневаюсь, – ответил Томас. – Вот бы взглянуть на ее работы.

– У нас осталась всего пара картин, – с сожалением призналась Аннализа.

Ее вдруг накрыла тоска по матери, смешанная с удивлением – почему она так разоткровенничалась, да еще, можно сказать, с незнакомцем?

Аннализа потянулась к сетке за жвачкой и задела рукой Томаса, который как раз взялся за рычаг, переключая передачу. По руке словно пробежал электрический ток. Аннализа подняла глаза, и они с Томасом обменялись улыбками. Трудно было отрицать притяжение, возникшее между ними в замкнутом пространстве машины.

Не готовая к неожиданному ощущению близости, Аннализа посмотрела в окно и увидела справа дорожный знак, указывающий направление к Пейтон-Миллзу.

– А ты тоже рисуешь натюрморты?

Она покачала головой. Пора взять себя в руки, нечего распускать нюни.

– Нет, это совсем не мое. Как бы я ни любила маму, с натюрмортами я больше не дружу.

– А что тебе ближе?

– До сих пор не пойму, в том-то и загвоздка.

– Хоть я и не такой знаток живописи, как ты, но тоже не вижу ничего особенного в натюрмортах, – признался Томас и гнусавым голосом занудливого экскурсовода пробубнил: – Перед вами изображена ваза с фруктами. Оцените красоту этой картины!

Они дружно рассмеялись.

– Да, знаю. Натюрморты бывают скучными. Хотя мама знала к ним подход.

Томас обернулся и смотрел на Аннализу, пока они не встретились глазами.

– Выходит, ты сейчас в поиске? Ищешь, куда бы приложить таланты Аннализы Манкузо?

Ему не откажешь в проницательности.

– Поэтому я и хочу уехать отсюда. Взглянуть на мир хоть одним глазком… набраться впечатлений.

Томас вновь перестроился, обгоняя машину.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – чуть дольше прежнего задержав на Аннализе взгляд, признал он. – Раньше я не встречал художников, особенно таких целеустремленных. Когда-нибудь ты многого добьешься. Я еще в музее заметил, как серьезно ты относишься к живописи, да и сейчас это видно из нашего разговора. В общем, я всеми руками за.

Ближе к Миллзу Аннализа начала расспрашивать Томаса. Он рассказал, что после Вестона надеется поступить в Стоматологический колледж при Нью-Йоркском университете, хотя отец настаивает, чтобы он в будущем пошел работать в семейную юридическую фирму.

– У меня нет ни малейшего желания заседать в суде с утра до вечера, – сказал Томас. Он так много смотрел на Аннализу, что она опасалась, как бы они не съехали с шоссе. – Тем более я не хочу работать с отцом и дедом – у обоих просто кошмарный характер. Только и делают, что спорят. Я думаю, отчасти потому отец и приходит домой такой злой. Кто угодно слетит с катушек, если будет всю жизнь защищать в суде преступников.

Аннализа то и дело невольно поглядывала на Томаса. Неужели он и вправду такой хороший парень, каким кажется?

– А твоя сестра не хочет работать в фирме?

Томас отчаянно замотал головой. Аннализа испугалась, как бы он не свернул себе шею.

– Не хочу вдаваться в подробности, но отец с сестрой не ладят друг с другом. Поэтому она ни за что на свете не станет у него работать. Если уж на то пошло, отец и не допустит в свою фирму женщину. «Барнс и Барнс» – это заведение только для мальчиков.

Аннализе стало тревожно за Эмму.

– Что все-таки происходит с твоей сестрой?

Томас остановился на перекрестке. Ехать оставалось всего несколько миль.

– Она начала хандрить, еще когда ей было десять или одиннадцать, а кое-какие семейные дела только все ухудшили. Да в придачу ее травят одноклассники – тоже мало хорошего. Ей просто по жизни не везет.

– А почему они ее травят? – спросила Аннализа. Почему людям неймется? После переезда в Миллз она и сама бы стала изгоем, если бы Нино не вступался на каждом шагу и не таскал ее повсюду с собой.

Томас повернул налево и переключился на более высокую передачу.

– Она плохо разбирается в людях – вечно ляпнет что-нибудь невпопад. Как бы сказать… Бывает, человек пошутит, а никто не смеется. Вот Эмма как раз из таких. Она слишком прямолинейна, поэтому никто и не хочет с ней дружить. Вот она и сидит весь обед в полном одиночестве – правда, и не ест ничего.

– Печально, – вздохнула Аннализа. Она прекрасно понимала, каково это, когда нет аппетита и хочется, чтобы никто тебя не трогал. – Тяжело быть четырнадцатилетней девушкой.

– Верно. И подозреваю, что все началось с родителей. Отец иногда ведет себя как самый конченый придурок во всем Давенпорте. Может, он и есть придурок. Одно из двух. А мать наглотается таблеток и мартини и бросается из крайности в крайность. Вечером одно, а утром – другое. То она его подпевала, то ей достаются все пинки. Не в прямом смысле, но ты меня понимаешь.

Да, она понимала – еще как понимала.

– В общем, зря я тебе все это наговорил.

– Между нами много общего, – призналась Аннализа. – Наши отцы очень похожи друг на друга.

Селия Манкузо никогда не злоупотребляла таблетками и алкоголем. По правде говоря, она бы устроила Аннализе разнос за сегодняшнюю выходку. Но все последние годы жизни отец точно так же срывал на маме злость. Теперь понятно, что не только Аннализе пришлось несладко.

Сейчас Томас ехал гораздо медленнее – может, нарочно тянул время. Одна-две дороги даже показались ей незнакомыми – видимо, он продлевал поездку. Аннализа особо не задумывалась об этом.

– У Эммы то и дело случаются взлеты и падения, – продолжил он. – Иногда мне кажется, что ей под силу захватить мир, а потом раз – и она словно другой человек. Родители не умеют с ней ладить, и в последнее время это стало моей заботой. Я нужен Эмме, вот почему до сих пор не переехал.

– Ей очень с тобой повезло.

Аннализа тоже не знала, что бы с ней было без бабушкиной поддержки.

– Не думай, что я прямо такой уж святой. У меня просто нет другого выхода. Дома не ладится, и я пытаюсь ей помочь, пока не переехал. Но лучше я на этом закончу. А то и так уже разложил по полочкам, почему тебе стоит держаться от меня подальше. Вот что значит сын адвоката.

Аннализа заметила, что они наконец вернулись к людным местам – мимо промелькнула еще одна автозаправка и магазин бытовой техники.

– Я тебя не осуждаю. У кого не бывает проблем в семье?

Своей добротой, а может, и порядочностью Томас все больше напоминал ей Нино.

Проезжая мост, ведущий в Пейтон-Миллз, Аннализа бросила взгляд на фабрику. Ее отец когда-то тоже был обаятельным, как и Томас, но со временем изменился.

Пусть Томас симпатичный и славный парень, пусть даже он и в самом деле влюблен, однако, если Аннализа станет его поощрять, – понятно, к чему это приведет. Может, они начнут встречаться, и им даже понравится. Но кто знает, на сколько их хватит? Рано или поздно их отношения все равно полетят под откос в прямом или переносном смысле, и Аннализе останется только горевать над пустым портфолио, да удивляться, как она умудрилась упустить свою мечту.

Они ехали по Мэйн-стрит мимо молчаливых старинных домов центральной части города. Миновали магазинчик «У Гарри», ютившийся между ателье и забегаловкой под названием «Ривер Плейс», где подавали самую вкусную в Миллзе жареную рыбу и моллюсков. Аннализа не стала говорить, что работает в магазине: вдруг Томас надумает завтра же туда заглянуть.

После того как они пересекли Миллз и оказались в пригороде, Томас, следуя указаниям Аннализы, довез ее до места. Девушка попросила остановиться, не доезжая двух домов.