Зверь. Джон Бонэм и Восхождение Led Zeppelin

Сегодняшний вечер не стал исключением. Приступив к исполнению своего знаменитого двадцати четырехминутного соло «Моби Дик», Джон еще не знал, что американским зрителям последний раз выпал шанс увидеть музыканта во всем его дерзком великолепии. И пусть всегда находились критиканы, избегавшие легендарных марафонских соло Джона и обвинявшие ударника, да и всю группу, в потакании своим прихотям, большинство из них благоговели перед человеческим фейерверком, способным обуздать их чувства. В этом и заключалась суть песни, сочиненной Джоном, композиция не только демонстрировала его мастерство и виртуозность, но и показывала поклонникам, критикам и многочисленным завистникам среди коллег, насколько новаторской может быть его техника.

Барабанщик много лет работал над длительным соло, позаимствовав пару фишек у Арта Блэйки, какие-то движения – у Джина Крупы, и добавив фирменные парадидлы, сверхбыстрые, словно пулеметная очередь. Начиная свою дробь, Джон практически вводил окружающих в транс: традиционной линейной схеме он предпочитал собственный многослойный стиль, больше походивший на контролируемый хаос, Бонэм добавлял импульсивные вставки, нанося двойные удары ногами в массивных ботинках. Остервенело нарезая круги по томам установки, Джон все быстрее и быстрее наращивал ногой остинато, а кульминацией песни про Пэт становился поток небывалой мощи. Сыграв половину соло, мокрый как мышь от пота Бонэм бросал палочки и принимался играть стертыми в кровь руками.

Влюбившись, Джон с удовольствием развлекал будущую миссис Бонэм соляками и, к ее неописуемому изумлению, даже назвал трек в честь девушки. Когда к Led Zeppelin пришел успех, он играл «Pat’s Delight» на каждом концерте. Джимми песня тоже нравилась. К тому времени, когда загадочный гитарист-тире-продюсер решил включить эту песню во второй альбом группы, Джон успел ее переименовать, чтобы соответствовать милым наблюдениям маленького сына Джейсона. Громоподобное соло, как утверждал ребенок, и впрямь было размером с мифического кита Мелвилла. «Моби Дик» практически мгновенно стал классикой барабанной игры.

Во время турне Led Zeppelin по Северной Америке в 1977 году Джон преобразовал композицию в масштабный концертный номер, внедрил электронные элементы, увеличил отдельные фрагменты, а благодаря усовершенствованным лагам[2 - Лаг барабана или «tuning lug», по-русски их также иногда называют «ракушки» или «замки барабана». С помощью лагов происходит подстройка силы натяжения рабочей поверхности барабана. – Прим. науч. ред.] недавно приобретенный «Людвиг» из нержавеющей стали стал казаться еще громче. Услышав новое звучание перед началом тура, группа еще раз переименовала песню в «Полный улет!»

Название песни оказалось более чем подходящим, оно отлично характеризовало стиль Джона и самой группы. Пагубное пристрастие к отвязным вечеринкам и еще более отвязному образу жизни постепенно сказывалось на всех. Этот одиннадцатый тур по Соединенным Штатам, казалось, был обречен с самого начала: их любимому Боингу-707 Starship запретили летать… последний альбом продавался не так хорошо, как другие, что не могло не огорчать музыкантов… беспорядки в Цинциннати и Тампе… «Пищевое отравление» Джимми и отмененные шоу…

Казалось, единственное, с чем, как и раньше, не было проблем – деньги. Их менеджер (все его сто восемьдесят сантиметров и сто тридцать килограммов) позаботился об этом и вообще обо всем, что было связано с долларами, все это он строго контролировал с помощью своих пресловутых приспешников.

Но самое худшее в заключительном турне Led Zeppelin ждало впереди. Всего через несколько дней Роберту Планту сообщат, что его пятилетний сын мертв, а Джона впервые арестуют в Америке, на ударника заведут уголовное дело за то, что он позволил гневу взять верх. «А ведь когда-то, – думал он, – эта страна нас обожала».

Во время исполнения соло для Джона не существовало ничего: ни грехов прошлого, ни преступлений, которые еще только предстояло совершить. Сегодня была лишь музыка – игра, надвигающийся шторм, который привел Джона в Америку из тихой английской деревушки, где для всех он был лишь приветливым плотником, фанатом автомобилей и дизайнерских костюмов.

Сегодня настал его последний звездный час, момент, когда музыка и ее мощь все еще могли сдерживать зверя.

Часть I. Возгорание. 1948–1968

Полет ракеты

Глава первая. Май, 1948 – Декабрь, 1965

Казалось, работать руками Джону Генри Бонэму III было предначертано свыше.

Все в жизни парню доставалось тяжким трудом. Двадцать шесть часов его пришлось выталкивать наружу, а когда это все же удалось, сердце младенца перестало биться. Дежурный врач уже уехал, и обезумевшие медсестры сбились с ног в поисках замены. Как только помощь подоспела, ребенка удалось вернуть к жизни. Итак, 31 мая 1948 года Джон Бонэм родился, умер и возродился вновь в Реддитче, графство Вустершир, в центральной части Англии. Он появился на свет с необычайно большим и слегка поврежденным черепом. Медсестра сказала новоиспеченным родителям, Джоан Изобел и Джону Генриху II (Джеку или Джеко для друзей), что выживание их сына – чудо, настоящее чудо, весом четыре с половиной килограмма.

Несмотря на нумерацию, Джона назвали в честь отца, но, правда, не в честь деда. Игнорируя хронологию, молодые родители добавили в тезки прапрапрадеда новорожденного. Джон Бонэм I умер в 1871 году, Джеко Бонэм родился в 1918-м, ровно через двести лет после того, как самый первый Бонэм, Томас из Оксфордшира, был упомянут в архивных записях центральных графств. Джек был младшим из трех сыновей, все родились и выросли в Вустершире. У их отца, Альберта, было семь братьев. Корни родословной семьи Бонэмов пронизывали почву центрального графства так же, как и кроваво-красные залежи глины, частенько выходящей из берегов близлежащей Эрроу, притока полноводной реки Эйвон.

В родном городке Бонэмов Реддитче не тяготели к разного рода предрассудкам, но все же подобные чудеса местным были непривычны. Впервые это поселение упоминается в исторических летописях еще в Средневековье, неразрывно связав регион с черной чумой. А за много веков до этого римляне проложили здесь дорогу, сделав ее главной транспортной артерией через оккупированный город Альчестер. Сегодня этот древний тракт зовется улицей Икнилд-стрит, римскую тропу поглотили участки автомагистрали A38 и M5. Маршрут пролегал от деревеньки Бортон-он-Уотер и заканчивался в городке Ротерем, когда-то тут в повозках перевозили соль, а сегодня фуры доставляют грузы. Сам римский город Альчестер переименовали сначала в Дерби, а затем в Бирмингем.

Расположенный всего в шестнадцати километрах к югу от Бирмингема и к юго-востоку от Киддерминстера, промышленный городок Реддитч находится в самом центре Черной страны – регион к северо-западу от Бирмингема, названный так из-за густой сажи и смога, поднимавшихся из несметного полчища фабричных дымоходов, окутывавших все вокруг беспросветной темной пеленой. В 1830 году двести квадратных километров живописной местности Черной страны сменили свой облик, и теперь в ландшафте преобладали шахты, литейные цеха и фабрики – ведь именно здесь находились самые обширные угольные залежи государства.

Хотя к тому времени, как родился Джон Генрих III, дни былой славы горнодобывающей промышленности Черной страны канули в лету, рабочие все еще добывали уголь из плодородных недр своей родины. Чугун и сталь интенсивно производили на местных заводах на протяжении десятков лет, до тех пор пока производство стекла не стало крупнейшим экспортным товаром региона. Богатство и роскошь Британской империи заработаны потом и кровью работяг Черной страны. Так, якоря и цепи почтового королевского судна «Титаник» были выкованы в огне близлежащего городка Нетертон, а знаменитое корабельное стекло и бокалы были отлиты в соседнем Стаурбридже. Реддитч же стал центром изготовления игл и рыболовных снастей. К рождению Джона Генри Бонэма III производство подобных изделий стало живительным источником городка. Именно благодаря своим труженикам Реддитч процветал даже в самые тяжелые экономические годы после Второй мировой войны. В 1939 году город стал пристанищем для штамповочного молота Erie Hammer – 400-тонного передового оборудования, построенного по другую сторону Атлантики, в Америке, и отправленного по частям в центральный регион страны. Газеты окрестили монолитную конструкцию, используемую союзниками для быстрого производства поршней авиационных двигателей Англии, «самым большим молотом в мире». Его размер и мощь могли тягаться даже с Мьёльниром – оружием норвежского бога грома, и именно благодаря его возможностям удалось разбить армии гитлеровской коалиции.

Практически за десять лет до рождения Джона Генри Бонэма III Реддитч уже был домом молота богов.

* * *

Бонэмы жили в четырехкомнатной квартире в небольшом дуплексе в Хант-Энде, сельском районе на окраине города примерно в тридцати километрах от Брума (так местные ласково называли Бирмингем). Джеко по профессии был плотником и управлял семейной строительной фирмой J. H. Bonham & Son, чье длительное и стабильное существование позволяли семье вести относительно комфортный образ жизни, что было редкостью среди работяг. Тем не менее все члены семейства Бонэм работали: Джоан (урожденная Сарджент) занимала должность управляющей местной газетной лавки, а Джон и его младший брат Майкл (Мик) с юных лет помогали отцу.

«В детстве мы частенько бывали на стройках по делам дедушкиной фирмы, которой руководили отец и дядя Эрни, – вспоминал позже Мик Бонэм. – Они казались нам гигантскими игровыми площадками, и мы с Джоном с удовольствием там шатались». У мальчишек Бонэмов в юности было много таких местечек. После окончания Второй мировой войны Черная страна изменилась навсегда, и Реддитч не стал исключением. Несмотря на победу, последствия войны сказались на сотнях семей. Карточная система на такие товары, как мясо и молочные продукты, действовала по всей Великобритании вплоть до 1954 года, братья Бонэм в это время уже ходили в начальную школу.

В раннем детстве Джона и Мика на многих городах Черной страны все еще заживали шрамы от шестилетней войны: будучи крупным производителем боеприпасов, промышленное ядро этого региона стало главной целью немецких бомбардировщиков. И хотя Реддитчу удалось сохранить большую часть первозданной красоты, большинство соседних городков были обезображены видом взорванных домов и заброшенных зданий. Не проходило и дня, чтобы играющие на улицах дети не находили хвостовые части упавших бомб или осколки зазубренных обгоревших шрапнелей.

* * *

Братья Бонэм ходили в местную частную школу Уилтон-Хаус на Вустер-роуд, где на учеников возлагали большие надежды и строго требовали носить форму, которая, по воспоминаниям Мика, «была в коричневую, белую и синюю полоску, а в комплекте шла кепка такой же расцветки». Джон учился на два года старше брата, начав свое школьное образование в 1953 году. Весь антураж, по словам Мика, состоял из «трех кабинетов, трех учителей и степенной директрисы, которая, к счастью для нас, не считала нужным бить детей, если они себя плохо ведут».

«По пути на учебу мы проходили еще одну школу – Св. Стефана, в конце улицы», – вспоминал Мик, рассказывая, что днем, чтобы добраться до дома на улице Иземор, их маршрут всегда пролегал через центр города. «Мы ходили в шикарную школу, а эта была для тех, кто еле сводил концы с концами. И, конечно, ребята кричали нам вслед: „Вы че пижамы напялили?“ Джон говорил: „Давай, приятель, потерпи немного“, – а потом сбегался еще десяток!.. Каждый день приходилось сносить насмешки».

Вне зависимости от жизненных трудностей братья Бонэм держались вместе. «Мы, конечно, изрядно дрались, – позже признавался Мик. Но все братья через это проходят. То у вас царит любовь, то метелите друг друга… На стройке частенько устраивались кулачные бои, и мне от него доставалось больше всех. Джон и в школе меня лупил будь здоров, но как только ко мне кто-то приставал, мы объявляли перемирие. Он всегда за меня заступался».

Мик и Джон называли тот период соседских издевательств «началом грандиозных драк» – и казалось, он никогда не закончится.

* * *

В 1960 году Джона перевели в среднюю школу округа Лодж-Фарм, где начался четырехлетний период интенсивной учебы под руководством директора Гордона Антисса, ярого приверженца дисциплины, «высокого худощавого мужчины, не стеснявшегося лупить ребят палкой», однажды он заявил юному Джону, что «из него даже хороший мусорщик не выйдет». Мик же пошел в близлежащую школу Риджвэй. Такие престижные учебные заведения были одновременно и роскошью, и необходимостью, поскольку в новом десятилетии наблюдался заметный прирост населения Черной страны и школы округа были переполнены. Всего за несколько месяцев до того, как в 1964 году Джон окончил учебу, Реддитч был официально объявлен «новым городом» в соответствии с Законодательным актом британского правительства о новых городах 1946 года. Инициатива была направлена на переселение семей из бедных районов и разбомбленных домов после войны. В результате, когда братья Бонэм уже были подростками, население Реддитча резко увеличилось с тридцати двух до семидесяти семи тысяч во всех городах региона. Соседние кварталы, Чёрч-Хилл, Матчборо, Виньятс, Лодж-Парк и Вудроу, построили как раз для размещения наплыва горожан из расширяющего промышленное производство Бирмингема. Реддитч задумывали сделать городом окружного значения и строили с использованием новых методов муниципального планирования: все основные дороги выровняли, чтобы уменьшить шум в новых микрорайонах, а территорию благоустроили. Помогало и то, что национальная экономика находилась на подъеме, а оплата квалифицированной рабочей силы увеличивалась. Из-за стремления британцев к более высокому уровню жизни ниша для разнорабочих осталась пустой, и правительство с переменным успехом пыталось решить проблему иммигрантами из стран Содружества. Когда эти работяги заполонили фабрики, сталелитейные и автомобильные заводы, города региона вскоре стали одними из самых мультикультурных районов страны. Впервые в своей истории Черная страна стала принимать семьи из Карибского бассейна, Индии и Пакистана, создав настоящий плавильный котел, благодаря чему Бирмингем получил звание самого густонаселенного города Соединенного Королевства после Лондона.

Благодаря новому закону бизнес семейства Бонэм процветал; к счастью для Джека, приток новых семей потребовал строительства домов. Это было нетипично для того времени, особенно в их районе, зато позволило мальчикам наслаждаться комфортными условиями жизни, частными школами и отпуском по три раза в год. От юного Джона Бонэма ждали, что однажды он продолжит семейное дело – строительный бизнес, устроившись на «нормальную» работу, способную гарантировать стабильность, недоступную многим другим в их регионе, и осчастливить семейство Бонэмов.

Джон же думал иначе, он как-то вспоминал: «Сразу после школы я твердо решил стать барабанщиком. Так увлекся, что играл за спасибо. И довольно долго. Но родители меня поддержали».

* * *

Одержимость ударными, которую Джон пронес через всю жизнь, началась в пять лет. Он барабанил по контейнеру с солью для ванн, обвязав бочонок тонкой проволокой, чтобы соль не оседала на дне; а еще мальчишка отбивал ритмы на жестяных банках из-под кофе кухонным инвентарем, инстинктивно воспроизводя звуки малого барабана. В попытках добиться хорошего звучания Джон болтался на кухне, играя на кастрюлях и сковородках, чем сводил родителей с ума. На его десятый день рождения Джоан сдалась и купила сыну настоящий малый барабан – новую игрушку, которую со временем он разодрал в клочья. Пять лет спустя отец последовал примеру супруги и купил Джону первую настоящую установку. «Она была допотопной, – вспоминал Джон. – И ко всему прочему еще и ржавая».

Мик рассказывал, что первым настоящим покровителем Джона стал друг семьи. Джеко Бонэм держал трейлер и лодку «Изобел» в соседнем прибрежном городке Стоурпорт-он-Северн. Именно там они познакомились с Чарли Аткинсом, приятным мужчиной, арендовавшим себе дом на колесах на время отпусков или летних уикендов рядом с трейлером Бонэмов. Аткинс был солистом танцевального коллектива из Бирмингема, исполнявшего танго, вальс и фокстрот в ансамблях, где, по словам Мика, «танцоры используют гель для укладки волос, а барабанщики – щетки». Во время приездов Аткинс всегда находил время поболтать с братьями о музыке и проявлял большой интерес к одержимости юного Джона барабанами. «Сегодня это звучит не так круто, – позже говорил Мик, – но для брата это было важно, он сидел и слушал, как Чарли до глубокой ночи рассказывал о парадидлах и других барабанных терминах. Именно после одной из таких встреч Аткинс подарил Джону свой набор щеток, и я был не против, потому что от них ущерба явно меньше, чем от палочек».

Мужчина также подарил Джону малый барабан жемчужного цвета, пополнив его небольшую коллекцию; мальчик уже потратил все, что удалось скопить с карманных денег, на малый барабан, бочку и напольный том. А когда пареньку исполнилось одиннадцать лет, Аткинс был настолько уверен в юном ученике, что пригласил его выступить вместе с танцевальной группой в клубе Members Dance. «Мне кажется, это был поворотный момент для Джона Бонэма, – отметил Мик, – и не думаю, что с тех пор кто-то или что-то могло помешать ему стать барабанщиком».

К четырнадцати годам Джон уже играл с местными группами и участвовал в школьных мероприятиях. Несмотря на скандальную репутацию, он даже отвечал за звуковое оформление школьного рождественского представления, играя сбоку сцены на любимой ударной установке.

И хотя Джон проявлял искренний интерес и энтузиазм к плотничеству, которому обучал отец, природный талант к игре на барабанах уже переключил его внимание на будущее в мире музыки. Когда учеников спрашивали, чего они хотят по окончании средней школы, только Джон не задумываясь ответил: «Я хочу стать барабанщиком».

* * *

В доме Бонэмов всегда звучала музыка, хотя саундтрек был довольно скудным. Джон вместе с братом искали утешения на волнах радиоприемника, благодаря которому в доме играли самые свежие хиты. По мере того как радиоэфир становился разнообразнее, популярная музыка в Британии превращалась в такой же плавильный котел, как и сам Бирмингем. Давних популярных исполнителей, таких как Нэт Кинг Коул, Дорис Дэй и Фрэнки Лейн, вскоре затмили Литтл Ричард, Билл Хейли и Элвис Пресли. В Бирмингеме, «на сцене Брума», появились свои артисты, вдохновленные услышанным в радиоприемниках. Местные музыканты, такие как Лонни Донеган, Адам Фейт, Клифф Ричард и Марти Уайлд, вскоре покорили сердца местных фанатов.

Музыкальные вкусы юного Джона Бонэма были довольно эклектичны благодаря плавильному котлу британского радио и предпочтениям родителей. Вскоре кумиром мальчика стал Эдмундо Росс и его оркестр – они одни из первых добились серьезных успехов в латиноамериканской музыке, а их убойные риффы и тяжелая перкуссия вдохновили Джона на собственные технические эксперименты. «Каждую субботу мы сидели перед радиоприемником и слушали шоу Эдмундо, – вспомнил Мик, – это был настоящий праздник, учитывая, что дома выбор музыки всегда был невелик: папины альбомы Лины Хорн, мамины пластинки Фрэнка и наши сборники „детских песенок“. Однако наступала новая эра звука, пришедшая к нам из Америки, и имя ей – рок-н-ролл».

В те времена самая популярная музыка отражала типичные нормы общественного поведения Британии 1950-х годов – строгого и «сдержанного». Однако ситуация начала меняться с появлением Элвиса Пресли, чьи первые релизы летом 1954 года напрямую привели к новым сочетаниям афроамериканского соула и блюза с «белыми» звуками кантри и хонки-тонка. Америка назвала это рок-н-роллом, и вскоре вслед за Элвисом на международной арене появились такие музыканты, как Джерри Ли Льюис, Литтл Ричард и Бадди Холли. Один из первых рок-н-ролл-исполнителей прибыл в Бирмингем в феврале 1957 года, им оказался 32-летний Билл Хейли, чьи синглы «Rock Around the Clock» и «Shake, Rattle and Roll» мгновенно произвели фурор, положив начало грандиозным изменениям на музыкальной сцене Америки. В ту зиму, когда Хейли со своей группой выступал в Бирмингемском концертном зале Odeon, местные подростки наводнили здание, пытаясь купить билет.

Но из всех ранних рок-н-ролльных песен критический слух Джона по-настоящему зацепило перкуссионное инструментальное произведение «Teen Beat» ударника Сэнди Нельсона 1959 года. Подобно гитарному хиту Дуэйна Эдди «Rebel-’Rouser», выпущенному годом ранее, инструментальный хит Нельсона, внезапно ставший популярным, вызвал отклик у подростков, готовых пуститься в пляс, и композиция вскоре заняла четвертое место британского хит-парада синглов.

Песня загипнотизировала Джона, он просидел за ударной установкой три дня подряд, пока не смог идеально воспроизвести характерные перкуссионные схемы песни. По словам Мика, доведя до совершенства свою игру, Джон завелся, словно «Харлей-Дэвидсон», и вскоре объявил, что «собирается сколотить группу».

Но даже без собственного коллектива и профессионального образования Джон инстинктивно тяготел к любому музыкальному жанру, бросавшему вызов его природным способностям и любым предвзятым представлениям об игре на барабанах, сложившимся со временем. Он был особенно одержим джазовой техникой Джина Крупы и Бадди Рича, а также зрелищностью, которую оба артиста добавляли инструменту, демонстрируя, что виртуозный ударник мог по-настоящему стать движущей силой музыкальной группы.

«Джин Крупа был божественен», – вспоминал Мик, добавляя, что именно после просмотра биографического фильма 1956 года «История Бенни Гудмана» у Джона зародилась любовь к джазовой игре на барабанах, в частности после фрагмента, где Крупа играет на томе «Sing, Sing, Sing». Бонэма очаровала сцена из фильма 1946 года «Beat the Band», где Крупа играл палочками на паровых трубах котельной. «Тогда Джон решил, что это именно тот барабанщик, которому он хочет подражать, – вспоминал Мик, – и он часами изучал технику Крупы».

Младшая сестра Джона, Дебора, то-же упоминала о привязанности брата к двум великим джазовым исполнителям, чья музыка стала главной темой в семье Бонэм. «На Джона огромное влияние оказали Джин Крупа и Бадди Рич, потому что родители все время слушали их композиции. Им нравились коллективы Томми Дорси, Гленна Миллера, Гарри Джеймса и Фрэнка Синатры… Именно их музыку Джон часами играл в сарае, пока не приходили соседи и не барабанили в дверь, возмущаясь: «Скажите ему, чтобы немедленно перестал!»

Еще подростком Джон копировал характерную позу Крупы, склонившись над барабанами во время игры. Как и его кумир, Бонэм хотел добиться от своей установки элегантного звучания и контролируемой реверберации, а не просто по ней колошматить. Это исследование длиною в жизнь часто приводило в замешательство коллег-музыкантов и создавало ошибочное представление о том, что именно неистовство Джона было источником его силы. Оказавшись на концерте Гарри Джеймса в ратуше Бирмингема, молодой Джон был впечатлен барабанщиком коллектива Сонни Пейном. Наблюдая, как ударник выполняет фирменные трюки (он вращал палочку, потом силой ударял ею по барабану, а когда она рикошетила от пластика, ловил рукой за спиной) Джон понял, что барабанщик группы – не просто аккомпанирующий участник ритм-секции; при правильном выступлении на сцене ударник мог стать солистом – настоящей звездой.

Еще одним исполнителем, сформировавшим взгляды Джона на искусную зрелищность, был колоритный рок-н-ролльщик Вопящий Лорд Сатч. В те времена эксцентричный артист Дэвид Эдвард Сатч, рожденный в Хэмпстеде, Лондон, в 1940 году был пионером шок-рока, попав в заголовки газет по всему Соединенному Королевству благодаря сценическому шоу, вдохновением которому послужили фильмы ужасов. Выскакивая из черного гроба в костюме Джека-Потрошителя, Сатч размахивал перед публикой жутким реквизитом, кинжалами и черепами, напевая рок-н-ролльную лирику с дикой энергетикой Литтл Ричарда. Позже Сатч устроил скандал, повсеместно афишируя свои намерения стать членом парламента от собственной Официальной чудовищно-бредовой партии полоумных, демонстрируя, как тщательно продуманный образ может сыграть на руку закулисному имиджу и придать загадочного обаяния.

Джон был, мягко говоря, очарован. Отчаянно желая увидеть шок-рокера вживую и надеясь пробраться за кулисы за автографом, он проехал на велосипеде семьдесят семь километров туда и обратно, чтобы воочию увидеть шоу Сатча. Чуть позже в том же году во время семейного отдыха в Брайтоне на южном побережье Англии Джону и Мику удалось посетить концерт местной легенды рок-н-ролла Джо Брауна, чей сингл 1960 года «Darktown Strutters Ball» стал хитом. Братья Бонэм стали свидетелями того, как Браун и коллектив The Bruvvers с энтузиазмом исполнили свою кавер-версию песни «Hava Nagila» группы The Spotniks. Во время песни Браун сыграл свое яркое соло вслепую, держа гитару за головой.