Первая красотка в городе

затем перевернул ее и снова вставил. горбатил и горбатил. если честно, это было довольно скучно. я представлял себе, как собаки трахают кошек; воображал, как двое ебутся в воздухе, прыгая с Эмпайр-стейт-билдинга. представлял себе пизду, здоровенную, как осьминог, – ползет ко мне, влажная, вонючая, оргазма хочет до судорог. я вспоминал все трусики, колени, ноги, сиськи, пёзды, что встречал в жизни. резина потела; я тоже потел.

– я люблю тебя, дорогая! – шептал я ей в резиновое ухо.

как ни стыдно в этом признаваться, я заставил себя кончить в этот паршивый резиновый мешок. вообще никакого сходства с Таней.

я взял бритву и раскромсал эту дрянь на говно. вывалил в бак на улицу вместе с пивными банками.

сколько мужчин в Америке покупает эти дурацкие примочки?

или, к примеру, за 10 минут прогулки по любому центральному тротуару Америки можно миновать с полсотни таких ебливых машин – единственная разница в том, что они делают вид, будто они люди.

бедный Индеец Майк. со своим 20-дюймовым мертвым хуем.

все эти бедные Индейцы Майки. все, кто карабкается в Космос. все бляди Вьетнама и Вашингтона.

бедная Таня, ее живот был свинячьим брюхом. вены – собачьими венами. она редко срала или ссала, только еблась – а сердце, голос и язык взяты у кого-то взаймы – в то время считалось, что можно пересаживать только 17 органов. Фон Б. намного их всех опередил.

бедная Таня, она и ела-то по чуть-чуть – в основном дешевый сыр да изюм. ни денег не жаждала, ни собственности, ни больших новых машин, ни слишком дорогих домов. никогда не читала вечернюю газету. не хотела цветного телевидения, новых шляпок, сапожек на дождь, разговоров с женами-идиотками на задних дворах у заборов; не мечтала о муже – враче, биржевом маклере, конгрессмене или полицейском.

а парень с заправки все спрашивает меня:

– эй, что стало с той штукой – помнишь, ты как-то сюда притащил и надул из нашего насоса?

хотя нет, больше не спрашивает. я заправляюсь в другом месте. я даже не хожу стричься туда, где увидел журнал с секс-объявлением про резиновую куклу Фон Брашлица. я пытаюсь забыть все.

а вы бы что сделали?

Жиломоталка

После того как тела выдавились из-под барабанов, Дэнфорт развесил их одно за другим. Бэгли сидел на телефонах.

– сколько получилось?

– 19. неплохой денек вроде.

– бля, ну еще бы. вроде и впрямь неплохой. а вчера мы сколько пристроили?

– 14.

– недурно. недурно. если так и дальше пойдет, у нас все срастется. меня одно беспокоит – как бы эту херню вьетнамскую не бросили, – сказал телефонист Бэгли.

– не дуркуй – на этой войне слишком много народу наживается и от нее зависит.

– но ведь Парижская мирная конференция…[2 - Имеется в виду «Парижское соглашение о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме», подписанное 27 января 1973 г. по итогам четырехлетних переговоров сторон, участвовавших во Вьетнамской войне.]

– да ты сегодня просто не в себе, Бэг. сам ведь прекрасно знаешь: они там сидят, прикалываются весь день, зарплата капает, а по ночам парижские клубы окучивают. эти ребята хорошо устроились. им совсем не хочется, чтобы Мирная конференция заканчивалась – как нам не хочется, чтобы кончалась война. мы тут жируем, ни царапинки. мило. а если вдруг нечаянно до чего и договорятся, другие появятся. горячие точки по всему миру будут тлеть.

– да-а, наверное, я чего-то перемудрил. – один из трех телефонов на столе зазвонил. Бэгли снял трубку: – АГЕНТСТВО УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОЙ ПОМОЩИ. Бэгли на проводе.

послушал.

– ну. ну. есть у нас хороший бухгалтер по учету затрат. зарплата? $300 в первые две недели, в смысле по 300 в неделю. мы получаем оплату за первые две недели. затем урезаете до 50 в неделю или увольняете. если вы его уволите после первых двух недель, мы платим ВАМ сто долларов. почему? ну что, непонятно, что ли, – вся идея в том, чтоб ничего не стояло на месте. дело только в психологии, как с Санта-Клаусом. когда? ага, сразу и посылаем. адрес какой? прекрасно, прекрасно, прилетит мухой. не забудьте про условия. контракт пришлем вместе с ним. до свиданья.

Бэгли повесил трубку. помычал себе что-то, подчеркнул адрес.

– снимай одного, Дэнфорт. какого-нибудь усталого задрота. нет смысла поставлять лучшее по первому звонку.

Дэнфорт подошел к бельевой веревке и отцепил прищепки от пальцев усталого задрота.

– веди сюда. как его зовут?

– Герман. Герман Теллеман.

– черт, он что-то смотрится не очень. похоже, еще кровь осталась. да и в глазах цвет проглядывает… мне кажется. слушай, Дэнфорт, у тебя хорошо барабаны работают, туго? я хочу, чтобы все жилы вытягивались, чтоб совершенно никакого сопротивления, понятно? ты свою работу делаешь, я – свою.

– некоторые поступают довольно крутыми. у некоторых жилы крепче, сам же знаешь. на вид не всегда определишь.

– ладно, давай этого попробуем. Герман. эй, сынок!

– чё, папаша?

– как тебе понравится непыльная работенка?

– а-а, да ну ее к черту!

– что? не хочешь непыльную работенку?

– на хуй она мне упала? мой старик, он из Джерси был, всю жизнь пропахал как проклятый, а когда мы его похоронили на его же бабки, знаете сколько осталось?

– сколько?

– 15 центов и вся его тупая замороченная житуха.

– а тебе разве не хочется жену, семью, дом, уважение? новую машину каждые 3 года?

– да я напрягаться не хочу, папаша. не суйте вы меня в мышеловку эту. оттянуться – вот это да. какого хера.

– Дэнфорт, прогони этого ублюдка через барабаны, да гайки потуже затяни!

Дэнфорт схватил испытуемого, но Теллеман таки успел завопить:

– мать вашу в сраку…

– и вымотай ИЗ НЕГО ВСЕ ЖИЛЫ, ВСЕ ДО ПОСЛЕДНЕЙ! ты меня слышал?

– ладно, ладно! – проворчал Дэнфорт. – блядь. мне иногда кажется, что тебе самый легкий конец бревна достался!

– какие там еще бревна? вымотай из него все жилы. Никсон может закончить войну…