Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

– Нам ведь обоим будет от этого только лучше, правда же?

– Да, много, много лучше. Мы скоро оба это почувствуем.

Но всё-таки они чувствовали ещё в глубине сердец остатки былой соединённости – теперь уже распадавшейся, но всё ещё до конца не избывшейся – поэтому и не спешили расстаться окончательно. Возле старого вяза, росшего неподалёку от главного входа в собор, они остановились, и Роза посмотрела на Эдвина, улыбнувшись ему так ласково, как никогда не улыбалась до той поры.

– Храни тебя Бог, милый! Прощай!

– Прощай, моя дорогая! Храни Бог и тебя тоже!

И они горячо и нежно поцеловались.

– Теперь проводи меня до школы, Эдди. Мне хочется побыть одной.

– Не оборачивайся, Роза, – вдруг сказал Эдвин, быстро увлекая её с аллеи в проулок. – Ты заметила там Джека?

– Боже мой, нет! Где?

– За деревом. Он видел, как мы прощались. Вот бедняга, он же ничего пока не знает! Какой для него это удар-то будет!..

Встревоженная Роза быстрым шагом, почти бегом пересекла улицу и не останавливалась, пока они не достигли дверей школы. Только проскользнув внутрь, она нашла в себе силы обернуться и спросить у Эдвина:

– Скажи, он шёл за нами? Выгляни, но только осторожно… Ну что, ты видишь его? Преследовал он нас?

– Нет, его не видно… А, вон он! Как раз вышел из-за угла своего дома. Теперь смотрит в нашу сторону… Славный старина Джек! Представляю, как он расстроится!

И перед тем как стремительно и на этот раз уже окончательно скрыться за дверью, Роза послала Эдвину долгий умоляющий взгляд, словно бы спрашивая «Как? Ты всё ещё не понял?!» – но тут двери закрылись, и эта фраза так и осталась невысказанной, и теперь уже навсегда.

Глава XIV.

Когда опять сойдутся эти трое?[93 - Название главы «Когда опять сойдутся эти трое?» является цитатой из «Макбета» Шекспира: «When should the three of us meet again? Will it be in thunder, lightning, or rain?» Многими исследователями отмечалось, что такое название главы может намекать, что Эдвин выжил – чтобы в конце книги Джаспер, Невил и Эдвин снова сошлись втроём. Но, скорее всего, всех сбивает с толку вопросительный знак в конце цитаты. Встреча вечером Сочельника и является второй встречей Джаспера, Невила и Эдвина – ведь в первый раз они уже сходились на том же самом месте в восьмой главе.]

Канун Рождества в Клойстергэме. Повсюду видны приметы приближающегося праздника: ветками омелы и пучками остролиста украшены окна лавок и двери магазинчиков, в кондитерской выставлен на прилавке крещенский пирог, а в соборе стараниями миссис Топ зелёными, с красными ягодками, веточками падуба декорированы бронзовые подсвечники и резные спинки скамей для хористов. Мир и благоволение разлиты в воздухе, недостатка в увеселениях тоже не ощущается – в каретном сарае устроен паноптикум с восковыми фигурами, а в городском театрике анонсирована рождественская пантомима с участием приглашённой звезды, клоуна Джаксонини.[94 - Традиционной рождественской пантомимой в викторианской Англии была пьеса «Арлекин и матушка Гусыня, или Золотое яйцо» авторства Томаса Дибдина, с ошеломляющим успехом впервые поставленная в театре Ковент-Гарден в 1806-м году. Заглавную роль Арлекина в ней сыграл клоун Джозеф Гримальди, считающийся с той поры первым и лучшим клоуном в Англии. Впоследствии театры по всей стране ежегодно и с неизменным успехом повторяли это представление. «Приглашённая звезда клоун Джаксонини» (в которого, скорее всего, переодевался один из актёров театра) только за рождественскую неделю мог заработать 50—70 фунтов гонорара – достаточная сумма, чтобы беззаботно прожить целый год.] И только в опустевшей на время каникул школе мисс Твинклтон затишье, и в её окнах уже не видны милые личики воспитанниц, лишь изредка высунется одна-другая горничная, чтобы вытрясти половик или выставить проветриться подушки.

Трое встретятся сегодня в домике над воротами. Как провели они этот последний перед Рождеством день?

Невил Ландлесс до двух часов дня сидит за книгами и учебниками. Закончив занятия, он тщательно прибирает на столе, прячет тетради в ящик, ставит книги обратно на полку, а затем собирает все бумаги, на которых он делал свои заметки, рвёт их и бросает в камин. После чего он подходит к шкафу, выбирает себе несколько предметов простой и крепкой одежды, добавляет к ним тяжёлые походные ботинки и упаковывает всё это в рюкзак, купленный в магазинчике на Главной улице за пару дней до того. Вместе с рюкзаком приобрёл он и новую дорожную трость – из прочного дерева и окованную внизу железом. Сейчас он ещё раз взвешивает покупку в руке, делает с ней несколько пробных шагов по комнате, затем, удовлетворённый, ставит её вместе с рюкзаком у двери. На этом его приготовления закончены.

Он одевается для прогулки и выходит, но, не сделав и пары шагов, возвращается, чтобы прихватить и новую трость – её надо ещё опробовать при ходьбе. На лестнице он встречает мистера Криспаркла. Заметив своего воспитанника с новым приобретением в руках, младший каноник просит показать ему вещь поближе, а затем спрашивает, чем Невил руководствовался при покупке.

– Честно говоря, я совершенно не разбираюсь в тростях, – отвечает Невил. – Мне хотелось купить что-нибудь покрепче. Поувесистей.

– Она слишком тяжёлая, Невил. Слишком тяжёлая.

– Чтобы опираться на неё при ходьбе, сэр?

– На трость не опираются, Невил, – говорит каноник, возвращая ему вещь. – Это же не костыль. Она нужна только для поддержания равновесия.

– Мне надо ещё привыкнуть к ней, сэр. Вы же знаете, у меня на родине о тростях никогда и понятия не имели.

– Конечно, Невил, – отвечает мистер Криспаркл. – Потренируйтесь немного, и потом мы с Вами ещё немало миль пройдём вместе. А сейчас мне надо спешить, так что я Вас оставлю. К ужину Вы вернётесь?

– Не думаю, сэр, поскольку мой ужин начнётся чуть ранее.

Мистер Криспаркл добродушно кивает в ответ и желает ему доброго дня.

Невил отправляется к «Приюту Монахинь», вежливо стучит в дверь новой тростью и просит выглянувшую на стук служанку сообщить Елене Ландлесс о том, что её ждёт для прогулки брат. При этом Невил не делает и попытки переступить порог и ожидает снаружи, верный данному канонику слову не попадаться на глаза Розе Буттон.

Елена Ландлесс тоже верна слову и не заставляет брата долго ожидать у ворот. Сердечно поприветствовав друг друга, они без промедления уходят в направлении окраины Клойстергэма.

– Мне не хочется заводить разговор на запретную тему, Елена, – говорит Невил, когда они отходят уже достаточно далеко от ближайших домов, – но мне всё-таки придётся коснуться моего… гм… моего «безрассудного увлечения».

– Может, лучше не надо, Невил? Ты же знаешь, что мне запрещено тебя слушать.

– Я не скажу ничего нового, а только то, что мистер Криспаркл уже выслушал и с чем он уже согласился.

– Хорошо, тогда я тоже согласна выслушать это.

– Так вот, что я хочу тебе сказать… Я пришёл к выводу, что я не только сам являюсь беспокойным и несчастливым типом, но и другим приношу одни лишь беспокойства и несчастия. Особенно бедной миссис Криспаркл, матушке нашего добросердечного опекуна. Она и сама смотрит на меня с постоянной опаской и других из-за меня в дом пригласить не может. Да и я из-за всего этого нахожусь в нескончаемом разладе с собой. Поэтому я и подумал, что мне было бы полезно на несколько дней покинуть их гостеприимный дом и, так сказать, сменить обстановку… что, возможно, поможет и мне успокоиться и ещё раз всё обдумать. Погода стоит прекрасная, поэтому я – с позволения мистера Криспаркла, которому я всё это уже рассказал – завтра с утра отправлюсь в многодневное пешее путешествие. Чтобы, как говорится, не путаться тут под ногами.

– А когда ты вернёшься?

– Недели через две.

– И ты хочешь уйти один? И так надолго?

– Ну а кого я могу позвать с собой, милая Елена? Разве что тебя… Нет, одному мне будет лучше.

– И мистер Криспаркл с этой идеей согласился?

– Полностью. Сначала-то он, конечно, был против и считал, что такое одинокое путешествие ещё больше отдалит меня внутренне от людей. Но в ночь на понедельник, на нашей с ним совместной прогулке при лунном свете, я ему всё хорошо объяснил, и он был вынужден согласиться. Я сказал, что я действительно хочу научиться смирять свои порывы, и что если я справлюсь и не сорвусь сегодня вечером, то мне лучше будет на некоторое время исчезнуть из города. Ну ты понимаешь, что некоторые люди будут здесь встречаться, ходить вместе по улицам, держась за руки – поэтому зачем мне попадаться им на пути? Когда такая опасность пройдёт, тогда я вернусь. А завтра я уйду ещё до того, как добрые люди проснутся и начнут собираться к утренней службе. И постараюсь уйти так далеко, чтобы даже и колоколов собора не услышать.

Эти слова, убедившие мистера Криспаркла, похоже, убеждают и Елену. Она не перестаёт сожалеть, что бедный её брат уходит совершенно один и пропустит все празднества, но не может не согласиться, что так будет лучше и для него, и для всех прочих. Поэтому она старается подбодрить Невила.

Будет ли он писать ей?

Конечно же! Он будет ей писать каждый день и рассказывать о всех своих приключениях.

Может быть, стоит отправить багаж вперёд?

– Ах, дорогая Елена, какой багаж?! Я хочу странствовать как пилигрим – с одним только узелком на палочке. Мой узелок – то есть мой рюкзак – уже собран, и осталось только закинуть его за плечо. А моя «палочка» – вот она.

Елена берёт в руки его новую трость и делает то же самое замечание, что и мистер Криспаркл часом ранее: трость слишком, слишком тяжёлая. Из чего она сделана, из железа, что ли? Нет, конечно из дерева, но из так называемого «железного дерева».

До этого момента Невил был непривычно оживлён и даже весел. Возможно, он хотел таким образом убедить сестру в том, что он с желанием отправляется в своё одинокое путешествие и не ожидает впереди никаких трудностей. Возможно, после того, как сестра согласилась с ним, необходимость притворяться исчезла. И теперь, по мере того, как день сменяется сумерками, и на улицах Клойстергэма загораются бледные огоньки газовых фонарей, Невил становится всё более подавленным.

– Как мне не хочется идти на этот ужин, Елена!

– Дорогой мой, ты придаёшь этой формальности слишком много значения. Подумай лучше о том, что всего через пару часов все твои неприятности будут уже позади.