Жизнь и приключения Николаса Никльби

– Я почти надеялся… Я хочу сказать-думал, что вы преследовали какую-то цель, знакомясь с этими объявлениями, – ответил Николас.

– Так, так. Какую же цель, какую цель? – подхватил старик, хитро посматривая на Николаса. – Вы подумали, что я ищу место? А? Вы это подумали?

Николас покачал головой.

– Ха-ха! – засмеялся старый джентльмен, потирая руки, словно он мыл их. – Мысль натуральная во всяком случае, раз вы видели, как я глазею на эти объявления. Я то же самое подумал сначала о вас. Честное слово, подумал.

– Если бы вы и сейчас так думали, сэр, вы бы недалеко ушли от истины,отозвался Николас.

– Как? – воскликнул старик, осматривая его с головы до ног. – Что? Ах, боже мой! Нет, нет. Благовоспитайный молодой человек дошел до такой крайности! Нет, нет, нет, нет!

Николас поклонился и, пожелав ему доброго утра, повернул назад.

– Постойте, – сказал старик, поманив его в боковую улицу, где они могли беседовать более спокойно. – Что вы имеете в виду? Что вы имеете в виду?

– Только то, что ваше доброе лицо и обращение, столь не похожие на все, что мне доводилось до сих пор видеть, толкнули меня к признанию, которое мне бы и в голову не пришло сделать кому бы то ни было еще в этих дебрях Лондона, – ответил Николас.

– Дебри! Да, верно, верно! Это действительно дебри, – с большим оживлением сказал старик. – Когда-то и для меня это были дебри. Я пришел сюда босиком… Я этого никогда не забываю. Слава богу!

И он приподнял шляпу и принял очень серьезный вид.

– В чем дело?.. Что такое?.. Как это все произошло? – спросил старик, положив руку на плечо Николасу и идя с ним по улице. – Вы… э? – Он коснулся пальцем рукава его черной одежды. – Вы это по ком, а?

– По отцу, – ответил Николас.

– А! – быстро подхватил старый джентльмен. – Плохо для молодого человека лишиться отца. Овдовевшая мать, быть может?

Николас вздохнул.

– Братья и сестры, а?

– Одна сестра, – отозвался Николас.

– Бедняжка, бедняжка! И вы, должно быть, ученый? – сказал старик, пристально всматриваясь в лицо молодого человека.

– Я получил довольно приличное образование, – сказал Николас.

– Дело хорошее, – сказал старый джентльмен. – Образование – великое дело, величайшее дело!.. Я никогда никакого не получал. Тем больше я восхищаюсь им у других. Прекрасное дело… Да, да. Расскажите еще что-нибудь о себе. Дайте мне послушать всю вашу историю. Это не назойливое любопытство – нет, нет, нет!

Было что-то столь искреннее и простодушное в тоне, каким все это было сказано, и такое полное пренебрежение всеми условными правилами сдержанности и холодности, что Николас не мог ничего возразить. На людей, у которых есть какие-нибудь подлинно хорошие качества, ничто не действует столь заразительно, как сердечная целомудренная откровенность. Николас заразился мгновенно и без умолчаний рассказал обо всех основных событиях своей жизни, скрыв только имена и, по возможности, вскользь коснувшись поведения дяди по отношению к Кэт. Старик слушал с величайшим вниманием и, когда он кончил, нетерпеливо продел его руку под свою.

– Ни слова больше! Ни слова! – сказал, он. – Идемте со мной. Мы не должны терять ни минуты.

Говоря это, старый джентльмен потащил его назад на Оксфорд-стрит и, остановив омнибус, ехавший в Сити, впихнул туда Николаса и сам последовал за ним. Казалось, он был в крайнем возбуждении и беспокойстве, и каждый раз, когда Николас пробовал что-то сказать, перебивал его:

– Ни слова, ни слова! Ни под каким видом! Ни слова!

Поэтому молодой человек счел наилучшим больше ему не перечить. Итак, они отправились в Сити, сохраняя молчание, и чем дальше они ехали, тем больше недоумевал Николас, каков может быть исход этого приключения.

Когда они подъехали к Банку[69 - …подъехал к Банку. – Речь идет об Английском банке, который хотя формально и является частным акционерным банком, но выполняет функции Государственного банка Англии и находится под контролем правительства.], старый джентльмен вышел очень проворно и, снова взяв под руку Николаса, повлек его по Треднидл-стрит и какими-то переулками и проходами направо, пока они, наконец, не вышли на тихую и тенистую маленькую площадь. Он повел его к самому старому и самому чистенькому на вид торговому. дому. Единственная надпись на двери гласила: «Чирибл, братья», но, бросив быстрый взгляд на лежавшие вокруг тюки, Николас предположил, что братья Чирибд – купцы, ведущие торговлю с Германией.

Пройдя через склад, где все указывало на процветающую торговлю, мистер Чирибл (ибо таковым считал его Николас, судя по тому уважению, какое ему свидетельствовали кладовщики и грузчики, когда он проходил мимо них) повел его в маленькую, разделенную перегородкой контору, похожую на большой стеклянный ящик, а в конторе сидел – без единой пылинки и пятнышка, словно его поместили в стеклянный ящик, накрыли крышкой и с той поры он оттуда не выходил – дородный пожилой широколицый клерк в серебряных очках и с напудренной головой.

– Мой брат у себя, Тим? – спросил мистер Чирибл так же приветливо, как он обращался к Николасу.

– Да, сэр, – ответил дородный клерк, поднимая очки на своего патрона, а глаза на Николаса, – но у него мистер Триммерс.

– А! По какому делу он пришел, Тим? – спросил мистер Чирибл.

– Он собирает по подписке на вдову и детей человека, который погиб сегодня утром в ост-индских доках[70 - Ост-индские доки – доки, принадлежавшие в эпоху Диккенса Ост-Индской Торговой компании, основанной в начале ХVII века; эти доки входили в состав гигантских доков Лондонского порта и находились в восточной части города.], сэр, – ответил Тим. – Его придавил бочонок с сахаром, сэр.

– Триммерс хороший человек, – с жаром сказал мистер Чирибл. – Он добрая душа. Я очень признателен Триммерсу. Триммерс один из наших лучших друзей. Он сообщает нам о тысяче случаев, о которых мы сами никогда бы не узнали. Я очень признателен Триммерсу.

Говоря это, мистер Чирибл с наслаждением потер руки, и, так как в этот момент в дверях показался мистер Триммерс, направлявшийся к выходу, он бросился вслед за ним и схватил его за руку.

– Тысяча благодарностей, Триммерс, десять тысяч благодарностей! Я это рассматриваю как дружескую услугу с вашей стороны, да, как дружескую услугу, – сказал мистер Чирибл, увлекая его в угол, чтобы не было слышно.Сколько детей осталось и что дал мой брат Нэд, Триммерс?

– Детей осталось шестеро, а ваш брат дал нам двадцать фунтов, – ответил джентльмен.

– Мой брат Нэд хороший человек, и вы тоже хороший человек, Триммерс,сказал старик, с горячностью пожимая ему обе руки. – Запишите и меня на двадцать… или… подождите минутку, подождите минутку! Не следует выставлять себя напоказ: запишите меня на десять фунтов и Тима Линкинуотера на десять фунтов. Чек на двадцать фунтов для мистера Триммерса, Тим. Да благословит вас бог, Триммерс… Заходите на этой неделе пообедать с нами; для вас всегда найдется прибор, а мы будем очень рады. Так-то, дорогой мой сэр… Чек от мистера Линкинуотера, Тим. Придавило бочонком с сахаром, и шестеро ребятишек! Ах, боже мой, боже мой!

Продолжая говорить в том же духе со всей живостью, на какую он был способен, чтобы предотвратить дружеские возражения сборщика против такой крупной суммы пожертвования, мистер Чирибл повел Николаса, удивленного и растроганного тем, что он видел и слышал за это короткое время, к полуоткрытой двери, ведущей в смежную комнату.

– Брат Нэд! – окликнул мистер Чирибл, постучав согнутым пальцем, и остановился, прислушиваясь. – Ты занят, дорогой брат, или у тебя найдется время перемолвиться со мной двумя словами?

– Брат Чарльз, дорогой мой, – отозвался из комнаты голос, столь похожий на только что прозвучавший, что Николас вздрогнул и готов был подумать, что это тот же самый голос, – не задавай мне никаких вопросов и входи немедля.

Они вошли без дальнейших разговоров. Каково же было изумление Николаса, когда его спутник шагнул вперед и обменялся горячими приветствиями с другим старым джентльменом, точной копией его самого: то же лицо, та же фигура, тот же фрак, жилет и галстук, те же брюки и гетры, мало того – та же белая шляпа висела на стене!

Когда они пожимали друг другу руку – у обоих при этом лица просияли любовью, которая восхитительна у маленьких детей и невыразимо трогательна у людей таких старых, – Николас мог заметить, что второй старый джентльмен был немного полнее, чем его брат; эта черта и что-то слегка неуклюжее в его походке и манере составляли единственную уловимую разницу между ними. Никто не мог сомневаться в том, что они близнецы.

– Брат Нэд, – сказал новый знакомый Николаса, Закрывая дверь, – это мой молодой друг, которому мы должны помочь. Мы должны надлежащим образом проверить его слова как ради него, так и ради нас, и, если они подтвердятся, – а я уверен, что они подтвердятся, – мы должны ему помочь, мы должны ему помочь, брат Нэд.

– Достаточно, если ты говоришь, что мы должны помочь, дорогой брат,ответил тот. – Раз ты это говоришь, никакие справки не нужны. Он получит помощь. В чем он нуждается, и чего он хочет? Где Тим Линкииуотер? Позовем его сюда.

Следует здесь отметить, что речь обоих братьев отличалась большой живостью и жаром. Оба потеряли чуть ли не одни и те же зубы, что делало их произношение одинаково своеобразным; и оба говорили так, как будто, обладая ясностью духа, какой наделены самые добродушные и доверчивые люди, они вдобавок выбрали изюминки из наилучшего пудинга Фортуны и, припрятав несколько изюминок впрок, держали их теперь во рту.

– Где Тим Линкинуотер? – спросил брат Нэд.

– Постой! Постой! – сказал брат Чарльз, отводя его в сторону. – У меня есть план, дорогой брат, у меня есть план. Тим стареет, а Тим был верным слугой, брат Нэд, и я не думаю, чтобы пенсия матери и сестре Тима и покупка маленького семейного склепа, когда умер его бедный брат, были достаточным вознаграждением за его верную службу.

– Ну, разумеется, нет! – ответил тот. – Конечно, нет. Совсем недостаточным.

– Если бы мы могли облегчить труд Тима, – сказал старый джентльмен, – и заставили бы его уезжать время от времени за город и спать раза два-три в неделю на свежем воздухе (а он мог бы это делать, если бы по утрам начинал работу на час позже), старый Тим Липкинуотер снова помолодел бы со временем, а сейчас он старше нас на добрых три года. Старый Тим Линкинуотер помолодеет! А, брат Нэд? Да ведь я помню старого Тима Линкинуотера совсем маленьким мальчиком. А ты? Ха-ха-ха! Бедный Тим, бедный Тим!

Славные старики посмеялись, у обоих выступили на глазах слезы любви к старому Тиму Линкинуотеру.

– Но послушай сначала, послушай сначала, брат Нэд, – быстро заговорил старик, поставив по стулу справа и слева от Николаса. Я сам расскажу, брат Нэд, потому что молодой джентльмен скромен, и он ученый, Нэд, и было бы нехорошо, если бы он должен был снова рассказывать нам свою историю, как будто он нищий или как будто мы в нем сомневаемся. Нет, нет, нет!