– И с того момента, Девкалион, я стал ее рабом. О, ты можешь хмуриться, ты можешь встать с этого места и уйти, если хочешь. Но я прошу тебя вот о чем – сдержи свое наихудшее суждение обо мне, старина, до тех пор, пока ты не увидишь саму Форенис воплоти. Тогда твои собственные уши и твои собственные чувства будут моими защитниками, чтобы вернуть мне твое прежнее уважение.
Глава 2. Возвращение в Атлантиду
В ту ночь слова Татхо не стали для меня успокаивающим снадобьем. Я начал думать о том, что совершил некоторую ошибку, когда настолько зациклился на своем управлении Юкатаном и не старался быть в курсе событий, происходящих дома, в Атлантиде. В течение многих лет было легко заметить, что мореплаватели, занимавшиеся морскими перевозками, разговаривали сдержанно, и что за пределы Атлантиды просачивались только те новости, которые были угодны императрице. Но, как я уже сказал, я был всецело занят своей работой в колонии, и у меня не было желания отдергивать намеренно накинутую завесу. Кроме того, мне всегда претило подвергать пыткам людей, получивших от начальства приказ молчать, только для того, чтобы они нарушили этот приказ ради моего личного интереса.
Однако железная дисциплина нашего клана священников не оставляла мне возможности выбора действий. Как это было принято, я был лишен своего поста в одно мгновение. С этого момента все бумаги и полномочия принадлежали моему преемнику, и хотя из вежливости мне могли разрешить остаться в качестве гостя в пирамиде, которая совсем недавно была моей, чтобы увидеть еще один восход солнца, было четко предписано, что я должен покинуть эту территорию с максимальной быстротой и поспешить с докладом в Атлантиду.
Татхо, надо отдать ему должное, стремился максимально содействовать моим интересам. Еще до рассвета он снова был рядом со мной, предоставив в мое распоряжение все свои ресурсы.
Мне было достаточно немногого, чтобы обратиться к нему с просьбой.
– Корабль, чтобы отвезти меня домой, – сказал я, – и я буду твоим должником.
Эта просьба, казалось, удивила его.
– Конечно, ты можешь получить его, если пожелаешь. Но мои корабли испорчены долгим переходом и нуждаются в ремонте. Если ты возьмешь их, ты будешь медленно добираться до Атлантиды. Почему ты не возьмешь свой собственный флот? Корабли уже в гавани, я видел их там, когда мы приплыли. Это тоже отличные корабли.
– Но не мой. Этот флот принадлежит Юкатану.
– Ты, Девкалион, и есть Юкатан, вернее, ты был им вчера и был им все эти двадцать лет.
Я понял, что он имел в виду, и эта мысль мне не понравилась. Я довольно жестко ответил, что корабли принадлежат лично купцам или находятся в собственности государства, и я не могу претендовать даже на галеру с десятью рабами.
Татхо пожал плечами.
– Полагаю, ты лучше всех знаешь свою собственную политику, – сказал он, – хотя мне кажется, что для человека, достигшего такого положения, как твое и мое, просто рискованно не обеспечить себя собственным крепким флотом. Никогда не знаешь, когда может прийти вызов, и из-за отсутствия этих мер предосторожности можно потерять нажитое за дюжину часов.
– Я не боюсь за себя, – холодно сказал я.
– Конечно, нет, ведь ты знаешь, что я твой друг. Но если бы на это вице-королевство был назначен другой человек, ты мог бы быть сильно обделен, Девкалион. Не многие могут устоять перед солидным состоянием, приготовленным и ожидающим их в той самой казне, к которой они пришли.
– Господин Татхо, – сказал я, – мне ясно, что у нас с тобой разные вкусы. Все, что я нажил для себя в этой колонии, мало кто захочет приобрести. У меня есть скудная одежда, в которой вы видите меня сейчас, и коробка с лекарствами, которые я нашел полезными для желудка. У меня также есть три раба, двое из них писцы, а третий – крепкий дикарь из Европы, который готовит мне пищу и наполняет ванну. На свое содержание за годы службы здесь я получал от государства солдатский паек и ничего сверх того, и если от моего имени кто-либо содрал с кого-либо на Юкатане хоть унцию бронзы, я прошу тебя в качестве последней услуги, чтобы этого человека повесили за меня как лжеца и вора.
Тато с любопытством посмотрел на меня.
– Я не знаю, больше ли я восхищаюсь тобой или жалею. Я не знаю, удивляться тебе или презирать. Мы много слышали о твоей прямоте там, в Атлантиде, о твоей суровости и справедливости, но, клянусь старыми богами, ни одна душа не догадывалась, что ты завел свою причуду так далеко, как эта. Деньги – это сила. С деньгами и ресурсами, которые можно купить за деньги, ничто не остановит такого человека, как ты; в то время как без них тебя могут подставить подножку и повергнуть безвозвратно при первом же ничтожном препятствии.
– Боги решат мою судьбу.
– Возможно, но что касается моей, я предпочитаю взращивать ее сам. Я откровенно говорю тебе, что приехал сюда не для того, чтобы следовать тому образцу, который ты придумал для вице-королевства. Я буду управлять Юкатаном мудро и хорошо, насколько это в моих силах; но я буду управлять им также для блага Татхо, вице-короля. Я взял с собой сюда свой флот из восьми кораблей и личную охрану. Кроме того, есть моя жена, ее женщины и рабы. Все это должно быть обеспечено. Да и почему должно быть иначе? Если народом хотят управлять, его привилегией должно быть хорошо платить за своего правителя.
– Нам не достичь согласия в этом вопросе. Теперь у тебя есть власть, и ты можешь распоряжаться ею по своему усмотрению. Если бы я думал, что это принесет пользу, я хотел бы покорнейше просить вас проявить снисходительность, когда вы будете облагать налогом этих людей, которые находятся под вашим началом. Они стали мне очень дороги.
– Я внушил вам отвращение к себе, и я огорчен этим. Но даже чтобы сохранить твое доброе мнение, Девкалион, которым я дорожу больше, чем мнением всех живущих, я не могу поступать здесь так, как ты поступал. Это было бы невозможно, даже если бы я этого захотел. Ты не должен судить обо всех других людях по своему собственному высокому стандарту – Татхо отнюдь не такой колосс, как Девкалион. Кроме того, у меня есть жена и дети, и они должны быть обеспечены, даже если я буду пренебрегать собой.
– Ах, вот как, – сказал я, – похоже, что я обладаю преимуществом. У меня нет жены, которая бы отвлекала меня.
Он быстро подхватил мои слова.
– Мне кажется, у тебя нет ничего, что делает жизнь достойной. У тебя нет ни жены, ни детей, ни богатства, ни поваров, ни свиты, ни платьев, ни всего остального, что соответствует твоему положению. Вы уж простите меня, старый товарищ, но в некоторых вопросах ты просто чудовищно невежественен. Например, ты не знаешь, как обедают. Каждый день изнурительного плавания я обещал себе, сидя перед скудной морской пищей, что в скором времени воздержание будет с лихвой компенсировано приветственным пиром Девкалиона. О, говорю тебе, этот пир был одним из самых ярких зрелищ, которые когда-либо представали перед моими глазами. А когда мы перешли к реальности, что это было? Да ведь деревенский крестьянин каждый день садится за стол с более изысканными блюдами. Ты рассказал мне, как это было приготовлено. Что ж, ваш дикарь из Европы может быть пылким и, возможно, верным, но он – одержимый дьяволом повар. Боги! В походе я жил лучше.
– Я знаю, что здесь колония, без всяких утонченных домашних традиций; но если в ближайшие дни лесные олени, рыба из ручья и другие ресурсы этого места не будут использоваться лучше, чем раньше, я сочту своим долгом как правитель поджарить живьем в жире некоторых из кухонного персонала, чтобы стимулировать лучшее приготовление еды. Боги! Девкалион, неужели ты забыл, что значит иметь вкус? И у тебя нет уважения к собственному достоинству? Взгляни на свою одежду. Ты одет, как пастух, и у тебя нет ни одного драгоценного камня, который мог бы украсить тебя.
– Я ем, – холодно ответил я, – когда мне велит голод, и ношу на себе один халат, пока он не износится и не потребует замены. Грубость чрезмерных банкетов и женоподобность многих нарядов – это достижения, которые мне никогда не нравились. Но я думаю, что мы долго говорили, и, кажется, мало шансов прийти к согласию. Вы изменились, Татхо, с годами, и, возможно, я тоже изменилась. Эти изменения незаметно проникают в душу человека с течением времени. Давайте расстанемся сейчас, и, забыв о нынешних разногласиях, будем помнить только нашу дружбу двадцатилетней давности. Для меня, по крайней мере, она всегда имела приятный привкус при воспоминании.
Татхо склонил голову.
– Да будет так, – сказал он.
– И все же я хотел бы рассчитывать на твою щедрость ради этого корабля. Рассвет уже не за горами, и неприлично, чтобы человек, который правил здесь так долго, ходил при свете дня по улицам на следующее утро после своей отставки.
– Да будет так, – сказал Татхо. – Ты получишь мой убогий флот. Я мог бы пожелать, чтобы ты попросил меня о чем-то большем.
– Не флот, Татхо, – один маленький корабль. Поверь мне, большее число будет потрачено впустую.
– А теперь, – сказал Татхо, – я буду вести себя как тиран. Я сейчас здесь вице-король и буду действовать по своему усмотрению. Ты можешь уйти без всякого имущества – в этом отношении ничего не могу поделать. Но отбыть в Атлантиду без сопровождения ты не сможешь.
И вот, в итоге, поскольку выбор был за мной, я все-таки отправился на "Медведе", личном корабле Татхо, со всем остальным его флотом, плывущим в эскорте.
Но переход начался не сразу. Корабли стояли пришвартованными к каменным причалам внутренней гавани, начисто лишенные запасов, с измотанными экипажами, и было бы самоубийством заставлять их выходить в море.
Так что обходительность была соблюдена – корабль, на котором я находился, пристал ко входу в гавань и бросил там якорь в волнах фарватера; и тотчас же он и его сотоварищи набрали на берегу древесины и воды, вяленого мяса и рыбы и обновили все, что нужно, со всей возможной скоростью.
Для меня самого тогда, впервые за двадцать напряженных лет, наступила передышка от работы. У меня больше не было никаких связей со страной, где я трудился; более того, официально я ее уже покинул. Вникать в дела корабля было запрещено, так как все морские дела были исключительной собственностью Гильдии мореплавателей, закрепленной за ними королевским патентом и охраняемой самым тщательным образом.
Так что в моём распоряжении оставалось несколько часов, чтобы поглазеть (если захочу) на набережные, гавани, дворцы и пирамиды великолепного города, который я видел, как камень за камнем вырастал из фундаментов; или побродить взглядом по пастбищам и хлебным угодьям за стенами и с тоской посмотреть на густые леса позади, из которых поле за полем мы так утомительно вырывали нашу территорию.
Продолжит ли Татхо так хорошо начатую работу? Я верил в это, даже несмотря на его эгоистичные слова. И в любое время, при сиянии нашего Владыки Солнца или под звездами ночи, я мог свободно заниматься изучением высших тайн, на которые мы, члены клана жрецов, обучены настраивать свой ум без помощи книг или инструментов, изображений или храмов.
Оснащение флота проходило быстро. Говорят, что никогда еще корабли не ремонтировались, не конопатились и не переоборудовались с большей скоростью для плавания за океан. И действительно, прошло едва ли больше месяца с того дня, когда они зашли в гавань, вышли за стены и начали свое плавание на восток через холмы и долины океана.
Гребцов-рабов из Европы для такого долгого морского перехода сейчас не берут из-за трудностей с их пропитанием, поскольку современная гуманность запрещает позволять им есть друг друга в соответствии с обычаями своего континента, одни только паруса являются лишь неважным подспорьем. Но современная наука показала, как извлекать силу из Солнца, когда оно свободно от облаков, и это (способом, хранимым в тайне мореплавателями) заставляет втягивать морскую воду в передней части судна и выбрасывать ее с такой силой на корме, что корабль ощутимо продвигается вперед, даже при неблагоприятном ветре.
В другом вопросе навигация также значительно улучшилась. Теперь не нужно, как раньше, полностью полагаться на звездную ночь (когда не видно земли), чтобы найти направление. Была сделана маленькая фигурка, которая балансирует в носовой части каждого судна, с вытянутой рукой, постоянно указывая направление, где на небе находится Южный Крест. Таким образом, задавая угол, можно правильно проложить курс. У них есть и другие инструменты для определения верного положения на океанских просторах, ведь современный мореплаватель, находясь в море, мало доверяет богам и полагается на свой ум и сообразительность.
И все же забавно наблюдать, как даже в наши дни эти проворные парни в последний раз прощаются с портовым городом. Корабль погружен, все готово к выходу в море, они моются и надевают все свои бравые одеяния. Они сходят на берег, их лица озарены благочестием, и ищут какой-нибудь малоизвестный храм, чей Бог мало пришелся по вкусу жителям побережья, и здесь они с шумом и пышными возлияниями приносят жертву. И, наконец, следует пир в честь бога, и они возвращаются на борт, и выходят в море по большей части пьяные, и все навеселе и отяжелевшие от обжорства и прочих излишеств.
Это плавание сильно отличалось от моих предыдущих морских походов. Здесь не было робкого проползания вдоль берегов. Мы шли прямо через открытый морской залив по направлению к дому, подходили к полосе Карибских островов и уверенно шли через них, как будто они были указателями, обозначающими морскую дорогу, и останавливались только дважды, чтобы пополнить запасы мяса, воды и фруктов. Эти товары дикари тоже приносили нам охотно, настолько велико было их повиновение, и ни в одном месте у нас не было даже видимости ссоры. Это было прекрасным свидетельством растущей мощи Атлантиды и ее лучшей морской колонии.
Затем мы смело двинулись в путь по бескрайнему океану, ни разу не принеся жертву, чтобы умолить богов помочь нашему продвижению. Можно было бы порицать этих суровых мореплавателей за их нечестивость, но нельзя было не восхищаться их неутомимым мастерством и уверенностью.
Опасности пустынного моря распределяются по воле богов, и человеку остается только принимать их по мере их поступления. Мы сталкивались со штормами, и мореплаватели боролись с ними с упорной стойкостью; дважды пылающий камень с небес с шипением падал в море рядом с нами, не причинив вреда ни одному из наших кораблей; и, что было неизбежно, огромные морские звери охотились на нас с присущей им свирепостью. Но только один раз мы понесли материальный ущерб от этих тварей, и это было тогда, когда три больших морских ящера напали на "Медведя", корабль, на котором я путешествовал, одновременно.
Время их появления пришлось на палящий полуденный зной, и Солнце было в полной своей мощи, наши машины получали от него максимальную энергию. Судно двигалось вперед быстрее, чем может идти человек на суше. Если бы не сила, с помощью которой оно летело вперед, оно стояло бы на месте, когда его заметили звери. Их было трое, как я уже сказал, и мы видели, как они появились над изгибом горизонта, взбивая море в пену своими ластами и размахивая своими огромными шеями, как мачтами, во время плавания. Наш флот был растянут в длинную линию кораблей, и в старые времена каждый из зверей выбрал бы себе отдельную добычу и отправился за ней; но, как и человек, эти звери научились необходимости воевать, и теперь они охотятся стаей и не разделяют свои силы.
Было ясно, что они направляются к нашему кораблю, и Тоб, капитан, велел мне идти в дальнюю часть судна и там обезопасить себя от их нападения. Он был ответственен перед лордом Татхо, сказал он, за мое безопасное передвижение; несомненно, звери задумают захватить кого-нибудь из корабельной команды, прежде чем насытятся; и если это случится с лордом Девкалионом, ему (капитану) тогда придется добровольно отдать себя зверям, чтобы избежать мучительной смерти от рук Татхо впоследствии.
Однако я был настроен решительно. Человек никогда не может получить слишком много опыта в борьбе с врагами, будь то люди или звери, а нападение этих существ было для меня в новинку, и я желал узнать его метод. Поэтому я передал капитану письмо к Татхо, в котором рассказал, как обстоят дела (за что, надо сказать, этот суровый парень был мне весьма признателен), и остался сидеть в своем кресле под тентом.