Потерянный континент: история Атлантиды

Битва в нем угасла, он вскинул руки к морю и угрюмо стоял, готовый к тому, что может случиться, и тут к нему подошел Тоб с ликующим лицом.

– Хо, приятель Дейсон, – крикнул он, – час назад ты много болтал о моей жене, которая живет вместе с моими детьми на набережной в Атлантиде, вон там. Теперь я предлагаю тебе приятный выбор – либо я отведу тебя домой и расскажу ей о том, что ты сказал перед всей корабельной командой (которая по большей части уже мертва, бедняги!), и оставлю ее, чтобы она сделала с твоей тушей все, что сочтет нужным, в качестве платы; либо, как другой вариант, я сам разберусь с тобой прямо здесь.

– Я благодарю тебя за этот шанс, – сказал Дейсон, опустился на колени и подставил свою шею под топор.

Тоб отрубил ему голову и прикрепил ее к крюку галеры в знак того, что он сделал. Тело он бросил за борт, и одна из больших птиц-людоедов, что парили неподалеку, подхватила его и улетела с ним в свое гнездо среди скал. И вот мы были на свободе, могли подкрепиться фруктами и свежим мясом, которые предложили на галере, в то время как рабы-гребцы направили галеру по направлению к столице.

В заднем отсеке был винный погреб, и я наполнил рог и вылил немного к ногам Тоба в знак приветствия.

– Мой друг, – сказал я, – ты продемонстрировал мне хорошую битву.

– Спасибо, – сказал он, – и я знал, что вы знаток. Бой был хорош, пока длился, и, учитывая, что мои парни в большинстве своем страдали от цинги, я скажу, что они сражались достойно. Я потерял флот милорда Татхо, но думаю, Форенис исправит положение. Если те, кто против нее, потратили столько сил, чтобы убить милорда Девкалиона, прежде чем он смог прийти ей на помощь, то я могу предположить, что она не поскупится на радости, когда я поставлю Девкалиона в целости и сохранности, пусть и немного помятого и забрызганного кровью, на причал.

– Боги знают, – сказал я, ибо я никогда не имею обыкновения обсуждать политику с нижестоящими, даже если этикет на мгновение ослаблен, как это было тогда под влиянием битвы. – Боги решат, что лучше для тебя, Тоб, так же, как они решили, что мне лучше отправиться в Атлантиду.

Моряк держал в руке рог, наполненный вином из винного меха, и, как мне кажется, хотел возлить напиток к моим ногам, так же как и я к его. Но он передумал и вместо этого опорожнил его в глотку.

– Эта битва вызывает жажду, – сказал он, – и этот напиток очень полезен.

Я положил руку на его перемазанную кровью руку.

– Тоб, – сказал я, – приду ли я снова к власти или завтра отправлюсь в тюрьму – это зависит только от богов, но послушай, что я тебе скажу: если мне представится возможность выразить свою благодарность, я не забуду, как ты служил мне в этом плавании и как ты сражался сегодня.

Тоб наполнил еще один пузатый рог и выплеснул его к моим ногам.

– Это достаточная гарантия для меня, – сказал он, – что моя женщина и дети никогда не будут нуждаться с этого дня. Воистину, владыка Девкалион не для плахи!

Глава 4. Прием Форенис

Теперь я могу сказать со всей правдивостью, что до тех пор, пока соперничающий флот не встретил нас в устье залива, я мало думал о своей значимости как о наймите для императрицы. Но то, что эти корабли поджидали нас, и дикая жестокость, с которой они сражались, дабы я оказался в их руках, были предзнаменованиями, которые не смог бы не прочесть и слепой. Было ясно, что я должен сыграть важную роль в судьбе государства.

Но если за нашим приходом следили враги, то, похоже, что и Форенис располагала своими разведчиками; они увидели нас с гор и принесли весть в столицу. Морской рукав, у истоков которого стоит огромный город Атлантида, сильно варьируется по ширине. В тех местах, где горы закипели и отправили свое текучее содержимое вниз, образовав внизу твердый камень, русло едва достигает ширины реки, а дальше, на протяжении следующего полудневного плавания, оно расширяется, превращаясь в озеро, берега которого едва видны. Кроме того, русло его извилисто, и гонец, знающий дорогу через равнины, болота и между дымящимися холмами, что лежат вдоль берега, и не попавший под огненные потоки, или воду, или бродячих зверей, мог доставить новости по суше от морского побережья до столицы гораздо быстрее, чем даже самые проворные галеры могли бы переправить их по воде.

Конечно, существовал большой риск, что одинокий путешественник не сможет благополучно добраться по суше, если ему придется пожертвовать всеми предосторожностями ради скорости. Но Форенис не скупилась на гонцов. Она послала отряд из двадцати человек на мыс, с которого открывается вид на вход в пролив; они отправились с вестями, каждый по своему маршруту, и это многое говорит об их скорости и ловкости, поскольку не менее семи из этих проворных парней прошли с вестями без потерь, а из остальных, как говорят, выжило только трое.

Но об этом мы тогда ничего не могли знать, и шли дальше, полагая, что наше появление осталось незамеченным. Рабы на борту галеры были по большей части дикарями из Европы, и запах от них был настолько неприятен, что плавание потеряло всякую приятность, кроме того, ветер нес с собой бесконечное количество мелкого песка с какой-то извергающейся огненной горы, и мы стремились по возможности не задерживаться. Кроме того, если можно в этом признаться, не будучи чрезмерно униженным, несмотря на то, что благодаря своему священническому образованию я был научен стоицизму и знал, что все будущее находится в руках богов, я все же, по человеческим меркам, испытывал огромное любопытство относительно того, какова будет процедура моего собственного приема в Атлантиде. Я мог представить, как меня возьмут в плен при высадке на берег, и я предстану перед официальным судом, чтобы ответить за свое обращение с колонией Юкатана; я мог представить, как я сойду на берег неизвестным и незамеченным, и после положенного времени буду отправлен императрицей, чтобы приступить к новым обязанностям; но как меня примут на самом деле – об этом я даже не догадывался.

Однажды утром, на рассвете, мы подошли к вершине священной горы с отблесками вечных огней, стоящей за городом, и кнуты боцманов защелкали сильнее, чтобы эти агрессивные рабы придали галере последний рывок. Ветер был неблагоприятный, и парус нельзя было поставить, но и на одних веслах мы шли довольно резво, а бока священной горы становились все длиннее, и вскоре вершины пирамид в городе, башни высоких зданий, стали видны, словно плыли по сверкающей воде. Прошло двадцать лет с тех пор, как я в последний раз видел Атлантиду, и мое сердце затрепетало при мысли о том, что я снова ступлю на ее брусчатку.

Великолепный город вырастал из моря по мере нашего приближения, и с каждым взмахом весел берега становились все ближе. Я увидел храм, где меня впервые посвятили в мужчины, я увидел пирамиду, в сердце которой меня посвятили в малые тайны, затем (по мере того, как становились различимы более мелкие предметы) я различил дом, где отец и мать растили меня, и мои глаза затуманились от воспоминаний.

Мы остановились за белыми стенами гавани, как и полагается по закону, и рабы тихо пыхтели и всхрапывали над веслами. Для судов, стоящих в таком месте, как правило, предостаточно времени для ожидания, ведь капитан порта, как правило, настолько не уверен в собственном достоинстве, что ему приходится заставлять людей ждать, чтобы доказать им это. Но в нашем случае, похоже, нас ожидала лодка капитана порта. С двух башен у входа в гавань прозвучал сигнал, цепь, висевшая между ними, была спущена, и из-за стен выскочила десятивесельная лодка с такой скоростью, какую только могли дать весла. Она подплыла к берегу, и тут же раздались вопросы:

– Это, должно быть, галера Дейсона?

– Так и есть, – ответил Тоб.

– О, я вижу голову самого Дейсона на твоем бакштаге, – сказал капитан порта. – Вы были капитаном у Татхо?

– И все еще являюсь таковым. Флот Татхо был отправлен Дейсоном и его друзьями на морское дно, и мы воспользовались этой вонючей галерой, чтобы закончить плавание, поскольку она была единственным судном, оставшимся на плаву.

Капитан порта окинул взглядом нашу команду, стоявшую на верхней палубе.

– Я боюсь, капитан, что вас ждет весьма неприятный прием. Я не вижу милорда Девкалиона. Или он прибыл с каким-то другим флотом? О боги, капитан, если вы позволили убить его под вашим началом, императрица будет медленно сдирать с вас кожу.

– Если учесть, что Форенис и Татхо так заботятся о его благополучии, – сказал Тоб, – милорд Девкалион представляется опасным пассажиром. Но в этом плавании я не упустил свою шкуру.

Он ткнул в мою сторону большим пальцем.

– Он здесь, чтобы самому замолвить за меня словечко.

Капитан порта на мгновение уставился на меня, как бы не поверив, а затем, словно удовлетворившись, поклонился, как человек, привыкший к церемониям.

– Надеюсь, милорд в своем безграничном могуществе простит мне грех, что я не узнал его раньше по его благородному виду. Но, по правде говоря, я ожидал увидеть милорда в более подходящем наряде.

– Чепуха, – сказал я, – если я решил одеваться по-простому, я не могу противиться тому, чтобы меня принимали за простого человека. Мне не доставляет удовольствия афишировать свои достоинства с помощью изысков в одежде. Если вы считаете, что мне причитается возмещение, я прошу вашего милосердия избавить меня от этого дознания.

Он отвесил поклон и изъявил почтение.

– Я самый скромный из слуг моего господина, – сказал он. – Для меня будет большой честью провести галеру милорда к назначенному причалу в гавани.

Корабль рванулся вперед, и наши рабы-галерники снова взмахнули веслами. Тоб наблюдал за мной с сухой улыбкой, стоя и руководя людьми у штурвала.

– Ну, – сказал я, смирившись с его причудой, – в чем дело?

– Я думаю, – сказал Тоб, – что милорд Девкалион запомнит меня только как очень грубого парня, когда сойдет на берег среди всего этого изысканного общества.

– Ты же не думаешь, – сказал я, – ничего подобного.

– Тогда я должен доказать свою утонченность, – сказал Тоб, – и не противоречить.

Он взял мою руку в свой огромный, твердый кулак и сжал ее.

– Клянусь богами, Девкалион, может быть, ты и великий вождь, но я знаю тебя как мужчину. Ты лучший боец со зверями и людьми, который сегодня ходит по этому миру, и я ценю тебя за это. Тот твой удар копьем по ящеру – это то, о чем будут петь в тавернах.

Мы быстро вошли в гавань, и солдаты у входа в крепость приветственно заиграли в трубы, когда мы проплывали между ними. Капитан порта поднял мое знамя на верхушку мачты своего судна, явно выданного ему для этой цели, и с причалов, через обширный бассейн гавани, до нас вскоре донеслись звуки музыкантов и бледный отблеск приветственных костров, пляшущих под лучами солнца. Я был почти потрясен, подумав, что императрица Атлантиды оказалась в таком бедственном положении, что испытывает подобный интерес к любому вернувшемуся на родину человеку.

Было очевидно, что ничто не будет делаться наполовину. Шлюпка капитана порта шла впереди, и нам ничего не оставалось, как следовать за ней. Нашу галеру подвели к королевскому причалу и пришвартовали к столбам и золотым кольцам, которые священны для царствующего дома.

– Если бы Дейсон только мог предвидеть такую честь, – сказал Тоб с мрачной насмешкой, – я уверен, что он проложил бы шелковую нить для крепления к кнехтам вместо простой плебейской пеньки. Я уверен, что в эту минуту на лице Дейсона был бы хмурый взгляд, если бы его не испепелило солнце. Милорд Девкалион, не соблаговолите ли вы любезно пройтись по этому простому кораблю и ступить на благородный ковер, который расстелили для вас на набережной вон там?

Капитан порта, услышав грубое подшучивание Тоба, поднял голову и посмотрел на меня с гримасой ужаса, и я с легким вздохом вспомнил, что колониальной свободе нет места в Атлантиде. Я снова должен быть готов ко всем церемониям, приличествующим званию, и соблюдать формальности огромного и роскошного церемониала.

Но как бы то ни было, уважающий себя человек должен сохранять свою индивидуальность, и хотя я согласился войти в павильон из малиновой ткани, специально возведенный для того, чтобы укрыть меня до прибытия императрицы, на этом моя покладистость закончилась. Снова заговорили об одежде. Три великолепно одетых камергера, которые ввели меня в павильон, разложили передо мной наряды, украшенные всякими причудами, и хотели, чтобы я превратился в господина по их собственному образцу.

Разумеется, я отказался поменять свой наряд, и когда один из них, заикаясь, упомянул о вкусах императрицы, я прямо спросил его, получил ли он от ее величества какие-либо определенные распоряжения по этому ничтожному вопросу.

Разумеется, ему пришлось признаться, что таковых не имеется.