– Как ты себя чувствуешь? – спросил Леонард, осторожно приближаясь к двери, словно лицо, находящееся по ту сторону, принадлежало бесплотному монстру, который в любой момент мог пройти сквозь сталь. Самым смешным было то, что дверь оказалась незапертой, так что при желании Леонард мог свободно войти в нее. Если, конечно, выдержат нервы.
– А как, по-твоему, я должен себя чувствовать? Голос вдруг стал укоризненным, однако Леонард сделал вид, что не заметил этого. Чувство вины он перестал испытывать с тех пор, когда впервые живьем содрал шкуру с подопытного капуцина. Разумеется, ему это не понравилось, но другого выхода У него не было.
Для Проекта чувство вины было чересчур дорогим удовольствием.
– Когда я увижу результаты? – Это прозвучало скорee как требование, нежели как вопрос.
– Позже, – пообещал Леонард и на всякий случай незаметно скрестил пальцы.
– Я чувствую себя нормально.
– Да и выглядишь ты ничего. – Он вымученно улыбнулся.
– Я почти у цели.
Леонард кивнул. Он слышал это каждую неделю каждый месяц.
– Тебе бы лучше. Они слегка… – он ухмыльнулся, – раздражены.
– Это была не моя ошибка. Ты врач. Это он тоже уже слышал – каждую неделю, каждый месяц.
– Но я позабочусь об этом. Леонард недобро сверкнул глазами:
– Ты не сделаешь этого, ясно? Я сам этим займусь.
Выражение лица ничуть не изменилось, однако Леонард все-таки отвел взгляд, словно боялся увидеть презрение в глазах существа, стоящего за дверью.
– Я хочу получить обратно мои книги. Леонард покачал головой:
– Это вредно, и тебе об этом известно. Книги, музыка, телевидение – слишком много отвлекающих факторов. Тебе необходимо сконцентрироваться на себе. – Он хмыкнул. – Как прежде.
– Я концентрируюсь, черт подери. Я так концентрируюсь, что у меня того и гляди расплавятся мозги.
Леонард сочувственно кивнул:
– Знаю, знаю – поговорим об этом чуть позже. Сейчас у меня много дел.
Как бы ни был искажен голос динамиками, тем не менее в нем отчетливо угадывался сарказм:
– Очередная коррекция?
Леонард ничего не ответил. Он отключил связь, рассеянно махнул рукой и поспешил к себе. Войдя, он запер дверь, устало опустился в кресло, включил компьютер и закрыл глаза.
Что-то случилось.
Что-то не клеилось, и никакие коррекции уже не могли помочь.
Он со вздохом посмотрел на часы – до прихода Розмари оставалось почти два часа. Уйма времени, чтобы успеть скопировать файлы. Уйма времени, чтобы взять армейского образца кольт, который дал ему Тонеро, и снова пойти в соседнюю комнату. И там использовать его по назначению.
Уйма времени, чтобы исчезнуть.
«В конце концов, – невесело усмехнувшись, подумал Леонард, – когда-то я был специалистом по исчезновениям».
Он посмотрел на портрет «Мальчика в голубом» и принялся за дело.
Комната была пуста.
– Черт. – Он щелкнул выключателем, и тотчас же под потолком вспыхнули лампы дневного света, поглотив цвета и тени.
Пустота.
Проклятая тварь успела улизнуть.
Невозможно было отделаться от ощущения призрачности происходящего.
Он никак не мог себя заставить думать об этой твари как о человеческом существе.
Глава 11
Погода портилась все больше и больше. Рваны серые тучи наливались свинцом, сливаясь в кони концов в одну огромную, обволакивающую небо черную опухоль. Поднялся ветер, предвещающий настоящую бурю.
Дана стояла на узком шоссе, зябко поеживаясь и не обращая внимания на лес, сплошным масси вом подступающий к дороге с обеих сторон. В воздухе чувствовалась надвигающаяся гроза.
Как и планировалось, они поели в дешевой закусочной. Радоваться было нечему: Уэбберу с Эндрюс не удалось узнать ничего такого, чего бы уже не значилось в полицейских отчетах. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Греди знали многие, причем отзывались о нем недобри. Фрэнка Ульмана узнали по фотографии два чело века, но сказать о нем ничего не могли. Фрэнк был гарнизонный. Важная персона!
И никаких тебе чудес.
Про гоблинов никто даже и не заикнулся.
Хоукс рассказал, что уже два месяца подряд то дети, то взрослые сообщают ему о том, что видят в городе какие-то неясные фигуры. Они называют их гоблинами просто потому, что осведомлены о навязчивой идее Элли Ланг.
– Но это ровным счетом ничего не значит, – спокойно объяснил он. – Такие байки, как правило, возникают на пустом месте.
К двум часам дня мгла полностью затянула небо. Создалось впечатление, будто наступили сумерки. Малдер решил осмотреть место убийства Ульмана, пока не разразилась гроза. Эндрюс же решила, что она должна вернуться в мотель и поговорить с его хозяйкой. Она предположила, что Ульман проводил выходные в уединенных местах и, возможно, просто-напросто нарвался на разгневанного мужа какой-нибудь дамочки. Шеф Хоукс вызвался сопровождать ее с тем, чтобы представить Бабе Рэд-нор.
– И чтобы она не втянула нас в какую-нибудь историю, – уже в машине заметил Малдер.
Скалли эта идея не нравилась. Уэббер уже успел сообщить им, что Эндрюс беседовала с людьми со свойственным ей высокомерием, поэтому разговор, как правило, не клеился. Разве что с мужчинами было немного проще.
Когда они приехали на место происшествия, Уэббер встал метрах в пятидесяти от машины, изображая джип, в котором сидела свидетельница убийства Ульмана. Ветер трепал подол его пальто. Вид у бедняги был жалкий.
Малдер уже в третий раз обошел вокруг дерева, из которого якобы выросла рука с ножом. Найти его оказалось делом несложным, поскольку на могучем стволе до сих пор болтался обрывок желтой ленты, которой полиция оцепляла место происшествия.
Дана загляделась на низкое предгрозовое небо.
В лесу не было ни души – лишь сухие листья да голые сучья. А ветер все усиливался.
Их машина даже зашаталась, когда особенно сильный его порыв ударил ей в борт.