Бабайка

А я не совсем честный и совсем, совсем невооружённый.

III

Штаб развернули прямо в квартире. Парень куда-то позвонил и через час нам доставили два компьютера (он называл их вычислителями), почему-то шесть мониторов, два стола, три офисных кресла с высокими спинками, и провиант. Тех, кто доставил всё это, я не видел – меня попросили не высовываться. Прямо в той комнате, куда я выпал, они подключили свои лаптопы и доставленные вычислители к сети.

– Для начала отдадим дань традиции, – парень сел на свое наскоро оборудованное место и хрустнул пальцами. – Меня зовут… ну, скажем, Лю.

Выглядел он как оператор матричного корабля. В высоком кресле, за двумя мониторами, прямо перед ним клавиатура, слева – лаптоп, в правом ухе – наушник.

– Я – Линда, – сказала девушка, глядя в монитор. Он сидела за таким же местом, с единственной разницей – перед ней торчали четыре монитора

– Хорошее имя, – улыбнулся Лю.

– Григорий.

Вот мы и знакомы, подумал я.

– Первым делом, мы должны прикинуть возможные места перехода, – продолжал Лю. – В первый раз это был стол. Второй раз – шкаф. Можно ли делать какие-то выводы?

– Не пытайся строить кривую по двум точкам, – заметила Линда.

– Значит, всё что угодно, – согласился Лю. – Всё необычное. Всё странное. Особое внимание новым артефактам. Раньше завтрашнего вечера круг сузить вряд ли удастся.

И понеслось.

Пальцы Лю летали по клавиатуре, снова и снова забивая строку поиска. Линда анализировала информацию, которую кидал ей Лю, двигая мышью и взрываясь иногда шелестом клавиш. Я сидел подобно чурке и лишь отвечал на вопросы, которые изредка задавала мне Линда. Причём вопросов этих я не понимал вообще. То есть я их понимал, но не понимал, почему именно эти вопросы. Через два часа было отобрано 142 факта, которые показались им интересными.

Перерыв. Время обеда.

Перекусить, посетить туалет. Надо, кстати, разобраться, что там к чему. А то уж больно он навороченный.

– Мало, – сказала Линда, энергично поедая что-то вроде пиццы. – Уже после первого приближения останется не более пятнадцати. Мало. Надо хотя бы еще пятьсот. Тогда только получим приличную вероятность.

– Хоть какая-то у тебя есть версия? – Лю сидел на подоконнике с пластиковой бутылкой в руке и смотрел за окно.

– В сети попался мне любопытный термин – Призма мира. Суть – наш мир, это не весь мир, а всего лишь часть его.

– И что в этом такого необычного? – приподнял брови Лю. – Ясно, что есть другие миры, кроме нашего.

Я сделал из листка бумаги самолетик.

– Ты торопишься, – сказала Линда, и Лю заткнулся. – Я имею в виду не космологию. Гипотеза такая: наш мир – это всего лишь часть мира, отобранная по какому-то признаку. Есть другие части-миры. Суть этого признака я не уловила. Нигде об этом прямо не говорится. Ясно только, что это какое-то качество, присущее только нашему миру. Выводы из этого вытекают самые разные… например, что миры могут быть взаимоисключающи, ну как свет и тьма, а есть совершенно бредовые, например, что есть мир, в котором все эти признаки есть.

Я открыл окно и пустил самолётик. Он пошел по прямой пологой траектории. Не часто удается сделать такой удачный самолетик.

Линда и Лю переглянулись. Девушка еле заметно пожала плечами.

Похоже, что я отмочил что-то из ряда вон выходящее.

– Он – из другого такого мира? – спросил Лю.

– В эту гипотезу укладываются все факты. Собственно её и измыслили, пытаясь объяснить Артефакты и пришельцев.

– Искусственно сконструированная теория… – пробормотал Лю, глядя на меня.

– В общем, да. Но, повторяю, в неё укладываются все факты. Если взять её в качестве рабочей, то мы должны искать пришельцев.

– А это что, физическая теория? – спросил я.

– Нет, – ответила Линда, – философская.

Всё чудесатее и чудесатее.

– Когда бабайка был Змеем, он был оранжевым змеем, – сказал я. Дабы внести свою лепту в научный поиск.

– Оранжевым? – удивилась Линда. Лю же молча смотрел на меня, ожидая пояснений.

– В смысле… – я замялся. Дьябл, как это объяснить? – В общем, он не выделялся и выглядел, как обычный змей того мира.

– Что это за слово – «оранжевым»? – спросила Линда.

– Мимикрия? – спросил Лю.

– Да, – сказал я. – А! вот! Он был такой же как камушки.

Они переглянулись. Лю пожал плечами.

– А мальчик? – спросила Линда. Было ясно, что к вопросу об оранжевом она при удобном случае ещё вернётся.

– Что мальчик?

– Как выглядел твой сын? – нетерпеливо пояснила Линда.

Лю подался ко мне, в его глазах блеснуло понимание.

Вот как, значит, подумал я, чувствуя, как заслабело в коленях, Никита же был оранжевым. Не ярко оранжевым, бледноватым, но всё равно – оранжевым. Глаз мой там замылился, что ли? Почему я сразу это не понял, думал я, сгорбившись и уткнувши свою глупую голову в ладони.

– Значит, он был таким же, как они? – сказал утвердительно Лю.

Я закивал мелко и часто, не отрывая рук от лица.

Может быть, всё дело в том, что когда долго смотришь, изображение перестает для тебя быть монохромным. Смотрим же мы чёрно-белый телевизор.

– Нам надо переключиться, – сказала Линда. – Лю, давай посмотрим фотографии.

– О! – сказал Лю. – Ты сделала фотографии с праздника?

И они стали что-то смотреть, не обращая на меня внимания, восклицая, и перемежая просмотр короткими смешками.