Бабайка

– Да, поистине так, – сказал он, выслушав нас. – Зрел я очами своими мальчика и зрел змея. И говорил он со мной. И рёк мне змей долго и велеречиво…

– Что рёк? – спросил я. Торопливо спросил. Очень знать хотелось.

– Да ерунду всякую рёк, – убавил пафоса болтун-спаситель. – Похоже, он сомневался в чём-то. Очень, знаете ли, многоречивый змей попался.

– А ты просвети нас, – неторопливо сказал мой компаньон, умащиваясь на оранжевом бережку оранжевого озера. – Что за ерунда, куда пошёл, что делал.

– Да говорил, дорога начатая должна быть закончена, – с хрустом лопнул очередной орех. – Иначе это будет без толку – кому нужна дорога, которая никуда не привела? И если судьба даёт возможность сделать себя таким, каким ты хочешь быть, то надо не раздумывая за соломину эту хвататься, и тогда, может, спасешься и исполнишь то, для чего рождён был.

Ерундовина какая-то, подумал я. Но всё это лирика, а нам нужны факты.

– Когда это было?

– Вчера утром беседу эту вели мы. (Крак! еще один орех.) Ежели тебе сильно их увидеть надо, то может ещё и успеешь.

– Так разве они не ушли? – спросил я.

– Не должны, – сказал болтун-спаситель. – Он сказал, что им тут надо побыть, чтобы впитать в себя этот мир. Так, что ли… – и уже уверенно: – Да, что-то в этом роде. Такой вот бред.

Крак!

Бред ли, ой ли, подумал я.

– Пошли, – сказал я, глянув на компаньона.

– Многие в этом мире не доходили до цели, поелику недослушав до конца людей разумных и дороги не разузнав, к цели своей летели, думая, что летят точно, а сами, аки стрела, пущенная с небрежением, понапрасну силу тратили, – сказал проповедник внушительно.

Крак!

– А и в самом деле, – сказал компаньон, – куда нам пойти-то?

– В роще они, – сказал проповедник.

Мой компаньон тут же упруго вскочил, подошёл ко мне и протянул сложенные пригоршней ладони:

– Возьми.

Камушки.

Полупрозрачные. Оранжевые. Окатанные волной.

На вид совершенно обычные, похожие на округлые стекляшки. Таких под ногами у нас – целый берег.

– Возьми, – сказал болтун-спаситель.

– Зачем мне это? – спросил я.

– Не отказывайся от того, что судьба посылает. Грех!

– Давай, давай, – сказал мой компаньон, ссыпая камушки в карман моего халата. – Здесь это пыль под ногами, а в других местах – кто знает… Выбросить всегда успеешь.

Да хрен с вами! подумал я, привязались с этими камешками… Есть дела поважнее.

– Где эта роща?

XIV

– Они были здесь.

Компаньон мой исследовал полянку. Остатки костра – компаньон сел на корточки и сильно дунул на подернувшиеся пеплом угли. Пепел закружился, срываясь с угольев, и те зардели последним светом умирающего огня.

– Ещё теплый.

Я смотрел на него – надежда была только на него, следопыт-то из меня тот еще. До сих пор как-то удачно всё складывалось: и было кому подсказать, и ясно было, что делать. А что теперь? – я совершенно не представлял.

Компаньон осмотрел траву вокруг кострища.

– Картошку пекли, – это он поднял и зачем-то понюхал пригорелые кожурки. Прошелся по поляне, постепенно удаляясь от кострища по спирали.

– Здесь они спали, – ткнул пальцем в кучу привядшей травы. Присел на корточки. – Не пойму, как они столько сена наготовили… Не руками же рвали.

Взял травинку и, разглядывая рваный кончик, добавил задумчиво:

– Хотя, может, как раз руками.

Когда он добрался до края поляны, туда, где росла высокая трава, я уже и не смотрел на него, но тут он сказал:

– А вот и змей.

Из высокой оранжевой травы, большими оранжевыми немигающими глазами, сквозь оранжевые очки на нас смотрела большая оранжевая змеиная голова.

Я вскочил на ноги и решительно зашагал к бабайке. В том, что это был мой знакомый медвежонок, странным образом обернувшийся змеем, я нисколько не сомневался. Злоба душила меня так, что сердце моё бухало, отдаваясь в виски, в кончики сжатых в кулаки пальцев, в колени, дрожащие от нервного возбуждения.

– Г-где мой сын, тварь!

От злости я иногда начинаю заикаться. Это у меня от мамы.

Путаясь в высокой траве, я подошел к змеиной голове и врезал от души с правой. Мой разящий кулак скользом прошёл по шершавой змеиной щеке, обдирая кожу на костяшках. И я потерял равновесие.

Но не упал.

Когда я сильно зол, я слишком вкладываюсь в удар и промахиваюсь. Это у меня от отца.

И кстати, можно так говорить – змеиная щека?

– Эй, погоди! – змей прянул назад, качая головой влево-вправо.

– По-моему, он хочет что-то сказать, – сказал мой компаньон. В этот момент он был сильно похож на Грегори Пека в «Золоте Маккены». Те же спокойные интонации, тот же уверенный взгляд.