И Куба здесь совсем ни при чём, хотя…

Я отдал бутылку односолодового виски, которую тайком взял с собой из дома. Почему тайком? Ну как можно объяснить наличие в твоей руке бутылки крепкого алкоголя девушке, которой сказал, что едешь к родителям? «Ты знаешь, моя мама очень любит именно первого января выпить отличного виски с яблочным соком, а?» или «Папа выпил все, что было дома, а теперь у него похмелье, и ему необходимо виски!» Бред! Одной лжи про родителей мне показалось много в это утро, поэтому я спрятал бутылку в пакет с грязным бельем, чтобы не давать никаких объяснений, а, соответственно, не лгать еще раз.

Я где-то слышал фразу, что все лгут. Согласен с ней полностью. Все лгут! И лгут часто. Но одни делают это некрасиво, путаясь в деталях, не помня своей лжи, другие поступают умнее. Они говорят правду, ну или почти правду. Только немного не договаривают. Опускают как раз те моменты, ситуации, эпизоды, из-за которых первые придумывают свою ложь целиком. При этом не надо помнить свою ложь, как именно ты соврал. Они знают то, что было в действительности, но, когда в очередной раз доходят в своем рассказе до определенного места, опять не договаривают. Срабатывает рефлекс. Но ложь есть ложь, и этим все сказано.

Итак, я был в компании, которую видел раз в год. Девочки постарались, принесли мне посуду и столовые приборы. Есть холодный шашлык мне не хотелось, поэтому я решил начать с салатов и виски. Знаете, если честно, традиционное русское домашнее застолье с его атрибутами в виде оливье, мяса по-французски, солений и прочего, ни к чему, кроме водки, не подходит. Ну не подходит, и все тут! Ну, нельзя есть оливье под виски, не сочетаются данные продукты в принципе. Но также уверен, что русские люди в большинстве своем сказали бы мне – «Не выпендривайся. Ешь и пей, что дают! Гурман, бл…, нашелся!». И были бы правы! Набор блюд на русских столах остался нам по наследству от столов советских, которые наши мамы и бабушки старались, как могли, разнообразить при очень скудном ассортименте продуктов. И сейчас генетически заложенное в женщинах понимание, что готовить, и также генетически заложенное в мужчинах понимание, что есть, не способно изменить ничего на нашем столе.

Другое дело – напитки. Совсем другое дело! Когда открылись границы, народ начал позволять себе невиданную ранее роскошь – импортные напитки! Раньше ведь как было? Если водка, то «Столичная» или «Сибирская», но там 50 градусов – поаккуратней! Если коньяк, то армянский, потому как молдавский и азербайджанский – суррогатное дерьмо! Виски вообще не было. Вот самогон бабушкин на боярышнике настоянный был, а виски не было. Вина было много, от сухого до крепленного, и виноградное, и плодово-выгодное. Крым, Молдавия, Грузия.. Мда…!!! И тут сразу раззззз!!!! И все есть, но дорого, а потому престижно. Неважно, что у французского коньяка и салата «оливье» только названия одинаковые, французские. Мы его под «оливье» и вмажем! И лимончиком закусим! Нельзя ведь лимоном, послевкусие теряется? А у нас так еще царь-батюшка закусывал! А закуска вообще градус крадет! В этом – наша сила! Мы любые перебои с продовольствием и алкоголем переживем! Не будет виски, мы самогона бабушкиного на боярышнике настоянного выпьем. Да еще и скажем, что получше ихнего виски будет. Русский народ – экспериментатор поневоле.

– Рюмку свою поставь поближе! – сказал Серега, Лехин друг. – Я сегодня на разливе.

Я передвинул граненую рюмку к Серегиной тарелке. Она тут же наполнилась. Я поставил ее к своей тарелке.

– Ну, давай, Саня, за Новый Год! – провозгласил торжественно Леха. Насти в комнате не было.

– Серег, давай еще по одной, и пойдем покурим. А Санек пусть пока пожует чего— нибудь!

Мы снова выпили. «Оливье» был так себе, да еще и двух видов. Наверное, кто— то из девчонок притащил со своего новогоднего стола. Закинув в себя немного салатов и колбасы, чтобы не запьянеть, я вышел из-за стола. На летней веранде, прилепленной к дому, парни курили сигары.

– Ух, ну не фига себе! Откуда такое барство?

– Приятель приехал с Кубы. Вот, презент привез, – сказал Серега. – Я в инете прочитал, что их можно хранить только в специальном ящике, иначе в труху превратятся! Как думаешь, за две недели с ними ничего не будет?

– Без понятия, – я пожал плечами и закурил сигарету.

– Ты что?! Возьми себе одну. Там, в коридоре, пачка такая желтая лежит.

– Потом, – я ощущал во рту вкус вчерашнего оливье и копченой колбасы.

Леха был во власти сигары. Он стоял, как английский лорд в своей библиотеке после семейного обеда, и смаковал ее. Ему казалось, что сигара в его руке подняла его социальный статус как минимум до уровня члена английской королевской семьи. Со стороны это казалось комичным, учитывая штаны от спортивного костюма, стоптанные тапочки и накинутый на футболку пуховик.

– Бл…, щас бы на Кубу! – мечтательно произнес Леха. Фраза явно не гармонировала с джентельменской позой.

– А что?! Поехали, – это был уже Серега. Он вбросил фразу и просветлел. – Там тепло, море— океан, сигары, девочки… Класс! Поедешь? – спросил он меня.

– Да можно, конечно! Только у меня вечная запара на работе, шеф не отпустит.

– Этого, – Серега кивнул в сторону Лехи, – звать бесполезно. Он без Насти никуда. А мы с тобой махнем, только не сейчас, а попозже.

– Узнавай, что по деньгам и звони. Телефон знаешь.

Обычно этим разговоры и заканчиваются. Поговорили, обсудили, договорились и… никуда не поехали. Но вроде как съездили. Это обычно. И привычно.

– Ладно, пошли в дом, а то уже замерз.

Девочки веселились вовсю. Они быстро поняли, что от парней не будет толка, поэтому развлекали себя сами.

Мы допили бутылку и, помня, что мне еще возвращаться в город, я попросил хозяина выделить мне койку, чтобы проспаться. Проснулся я уже к полуночи, и, попрощавшись с хозяевами, поехал домой. По дороге я вспоминал новогоднюю ночь, ее тепло под одеялом, ощущение от прикосновения своей руки к ее коже. Настроение было отличное.

Глава 5. Серега

– Миша, ты что так долго?! Где эта табличка хренова! Еще час назад должна быть готова!

– Александр Николаевич, я знаю! Но для того, чтобы ее сделать, нужно перелопатить всю базу отгрузки завода за несколько лет!

– Ладно, сколько времени тебе еще надо?

– Полчаса…

– Жду.

Александром Николаевичем я стал недавно. Около полугода назад официально, месяца три как фактически. Вообще, сложная штука жизнь. Например, работаешь ты с людьми, у тебя устоявшиеся отношения, климат в коллективе отличный, все пашут, как лошади. А потом вдруг начальство делает тебя главным. Причем, над теми людьми, с которыми ты работал, ходил обедать, нелицеприятно, но за глаза, обсуждал то самое начальство, которое тебя теперь тоже начальством сделало. Ситуация – хуже не придумаешь. С одной стороны, приятно, что тебя выделили, зарплаты добавили. С другой стороны, ты начинаешь думать, как себя вести, что говорить, что не говорить. Чувствуешь постоянный внутренний дискомфорт. Уже и поговорить на отвлеченные темы не с кем, и ты становишься одинок. Плюс тебе в обязанность вменяется еще и заставлять людей работать. Постепенно ты начинаешь отдаляться от людей, постепенно переходишь из состояния «своего парня» в состояние «сволочи-начальника». У меня этот этап продлился три месяца. Не знаю, длинный или короткий этот срок, но он был четко отмечен границей, когда мой бывший коллега назвал меня «Александром Николаевичем». Я готов был разорвать его на куски из-за сарказма, который из него при этом лился. Но я только кивнул в ответ. Теперь Миша делает мне табличку, а я его подгоняю.

Заверещал пульт. Завод – это вам не open space в каком-нибудь московском офисе, где сидят клерки в белых рубашках. Завод – это машина, где есть четкая иерархия, подчиненность и дисциплина. Здесь ничего не происходит само собой. Здесь все контролируется. Система выстроена и работает еще с военных времен, и люди, как винтики, делают каждый свое дело и, как ни странно это звучит, гордятся тем, что являются частью единого целого.

Я взглянул на табло пульта. Звонили с проходной заводоуправления. Редкость. Наверное, ошиблись. Я понял трубку.

– Саня, это Серега! – бодро заявили в трубку. – Тут хренопупел в форме меня не пускает к тебе. Звякни на пост, чтоб эти потроха меня пропустили.

Я опустил трубку и нажал на заранее запрограммированную кнопку пульта.

– Слушаю, Александр Николаевич.

– Ко мне пришел Нижегородов Сергей. Пропустите, пожалуйста.

– Хорошо.

И я нажал на «отбой».

У меня было несколько минут на размышления. Серега ко мне на работу никогда не заходил, хотя тоже работал на заводе, в одном из основных цехов. Цех, кстати, был с вредным производством, и люди уходили оттуда пачками и такими же пачками приходили. Серега работал там по специальности уже лет пять, и это ему нравилось.

Вообще, про Серегу надо рассказать отдельно. Его было много. Всегда и везде. Знакомы мы были по школе, был он на три года младше, но знала его вся школа. Обладая выдающимися способностями, учился он на «отлично» по всем предметам, но поведение было из ряда вон. Все ЧП в школе обязательно были связаны с его именем. Директор его опасался, учителя побаивались потому, что Серега, начитавшись какой-нибудь научной лабуды, начинал прямо на уроках экзаменовать учителей. Зрелище было – я вам доложу. Молоденькую учительницу, отличницу, сразу после пединститута, которая замещала математичку, он довел до обморока, предложив ей посоревноваться в доказательстве теоремы Пифагора – кто больше способов доказательства предложит. Кроме того, летом между шестым и седьмым классом он прибавил в росте сантиметров двадцать и в весе килограммов, наверное, столько же, и стал невероятных размеров.

В седьмом классе он увлекся химией и начал читать все книжки, которые ему попадались на глаза. Особенно его интересовала тема изготовления взрывчатых веществ в домашних условиях. Тогда о наркотиках мало что было известно. Думаю, если бы он родился лет на 15 позже, точно бы что-нибудь синтезировал. Так вот, откопав очередную книжку издания затертых пятидесятых годов, он вычитал о сверхмощной взрывчатке, которую можно было сделать из реактивов набора «Юный химик». Серега, недолго думая, сделал несколько миллиграммов данного вещества. Но книга была написана в тот период, когда опыты по массовому использованию этой взрывчатки не были закончены. Наверное, кому— то из научных деятелей очень хотелось славы и денег. Данное вещество в дальнейшем не нашло промышленного или военного применения из-за… отсутствия стабильного состояния. Знаете, что это значит? Это значит, что оно, вещество это хреново, взрывалась без каких-либо воздействий со стороны. Лежит, лежит себе и бабахнет. В книжке этого не было, и Серега это не знал, но успел рассказать про взрывчатку еще одному соседскому пареньку. В общем, после того, как по книжке, вещество выпало в осадок, раствор был процежен через промокашку, высушен и собран, решили Серега с пареньком провести эксперимент на улице. Собрали в спичечный коробок драгоценные миллиграммы, а промокашку паренек засунул в задний карман новехоньких джинсов. Вышли они во двор, зашли за гаражи, расположились. Достали из коробка маленький не больше спичечной головки кусочек вещества и положили на кирпич. Серега попросил паренька дать ему спичек. Тот сначала хлопнул по передним карманам джинсов, и, не найдя в передних, хлопнул по задним. Занавес. Далее была такая последовательность: хлопок, вопли, «скорая», обработка обуглившегося полужопия, разборки между родителями, ременная терапия для Сереги, компенсация морального вреда покупкой Серегиными родителями новых джинсов, между прочим, за 250 рублей, которые паренек не мог надеть еще полгода, а потом из них вырос, и кличка «Жженый» у паренька до конца его жизни. Серега на все это отреагировал так: «Жженый после взрыва метра полтора, выгнувшись, пролетел вперед, как будто ему в жопу реактивный двигатель всунули. Считаю, эксперимент удался!» И даже после этого он долго еще делал опыты с веществом, пока не разворотил свою комнату. После этого Серегин отец сделал так, что жопы и у Сереги, и у Жженого стали одинаковыми.

Природная склонность к точным наукам и впоследствии к философии сочеталась в нем с фантастической невоздержанностью на язык. Он окончил институт с красным дипломом и даже защитил кандидатскую диссертацию, но другой, обладающий его способностями, спокойный по жизни человек сделал бы это куда проще.

Сейчас он работал мастером в самом грязном цехе, для которого его живописная натура как нельзя кстати подходила. Персонал там в советское время был сплошь из зэков, «химиков» или желающих поскорей получить квартиру, благо, в советское время через три года работы там давали жилье. Менталитет, рожденный в те времена, остался, персонал поменялся. Теперь были не зэки, а пацаны после ПТУ с рабочих окраин, дети тех самых зэков. И Серега с ними общался на одном языке. Платили ему в этом цехе из-за вредности и постоянного недоштата много.

Через пять минут в кабинет ворвался, как вихрь, Серега.

– Не, ну ты прикинь?! Я ему говорю, что к тебе, а он – у вас нет права доступа. Вот вша! Козел фуфлыжный! Отожрал, суслик беременный, потроха, стоит, падла, целыми днями, ни хрена не делает! – я опустил некоторые выражения, дабы сократить повествование, но общую канву оставил.

Я посмотрел на Серегин живот. У Сереги все было большое. Он заметил мой взгляд.

– Ладно, ладно!.. Не смотри, там все в порядке, – и без паузы. – Я тут к Вовчику заезжал, внес залог за наши путевки на Кубу! Ты Вовчика знаешь?

Пауза. Челюсть вниз. Попытка собрать мысли. Полный провал. Снова попытка. Худо— бедно. Челюсть вверх.

– Извини……………. Не понял. Ты что сделал? – спросил я тихо.