Казимир Лыщинский: 330 лет загадок

Казимир Лыщинский: 330 лет загадок
Л. Дроздов

Д. Жуковский

Казимир Лыщинский стал знаменит в 1689 году. О нем писали во Франции, Италии, Германии, Польше и Литве. Он оказался в центре самого скандального судебного процесса в истории Беларуси. Его делом занимался папа римский. Философы всегда делали акцент на его атеизме, историки им мало интересовались. Кем на самом деле был человек, которого сожгли на костре? Солдат, монах, политик, судья, мыслитель? Обладатель несметных сокровищ? Белорус, который «убил» Бога? Закоренелый безбожник или скромный ученый?

Казимир Лыщинский: 330 лет загадок

Л. Дроздов

Д. Жуковский

Дизайнер обложки Г. Альтшулер

Редактор Н. Алексеева

Фотограф Л. Дроздов

© Л. Дроздов, 2021

© Д. Жуковский, 2021

© Г. Альтшулер, дизайн обложки, 2021

© Л. Дроздов, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0055-1978-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Итак, вы готовы погрузиться в невероятнейшую историю, которая много лет назад произошла в реальной жизни?

Возможно, эта нарочито интригующая фраза вызвала на вашем лице ироничную улыбку или заставила вашу левую бровь изогнуться в удивлении. А может быть, вы даже захотели возразить, что немало видели собственными глазами и слышали собственными ушами, еще больше узнали из книг и фильмов, да и вообще, все заслуживающие внимания истории, приключившиеся на белорусской земле, давно рассказаны и положены на бумагу, Владимир Короткевич, Василь Быков, Кондрат Крапива и Иван Мележ в белорусской литературе уже случились, а равных им мастеров слова нет и не предвидится в ближайшие сто лет, так что и говорить не о чем.

Однако позвольте все же попросить вашего внимания. Хотите верьте, хотите нет, эта история не оставит вас равнодушными. Вы будете сопереживать и раздражаться, сострадать и возмущаться, сжимать кулаки от сознания собственного бессилия, от невозможности повернуть колесо истории вспять, содрогаться от ужасной несправедливости.

Эта история документальная, основанная на реальных событиях, которые даже изощреннейший писательский ум вряд ли смог бы смоделировать. Она сама жизнь во всех ее немыслимых хитросплетениях – с любовью до гробовой доски, научными исследованиями, способными перевернуть мир, тайными интригами, ночными похищениями, незаконным заключением, несметными сокровищами, войнами, несправедливым судом и жестокой казнью. В ней нет ничего придуманного, только факты – интересные и шокирующие. В некоторые из них невозможно поверить, но отрицание явления, увы, явления не отменяет.

Книга получилась полемической. Мы, конечно, не претендуем на истину в последней инстанции, несмотря на то, что с целью докопаться до этой самой истины вновь подняли и проанализировали немало документов. Как выяснилось, многие опубликованные материалы прошлых веков противоречат друг другу, особенно что касается дат, а каждый факт оброс несколькими толкованиями. Так что изложить все последовательно, логично и системно оказалось совсем непросто. Непросто было и понять, с чего начать. Зацепок в этой истории несколько, и каждая из них по-своему интересна.

Зацепка первая. Помните фразу Михаила Булгакова, которая стала идиомой, – «рукописи не горят». Три коротких слова, в которых заключается глубочайший смысл. Нельзя уничтожить человеческую мысль – ни запрещая, ни сжигая, ни даже убивая.

У белорусов подобные фразы тоже имеются. Я. Купала в знаменитой поэме «Курган» утверждал, что «не скуеш толькi дум ланцугамi». А драматург А. Петрашкевич назвал пьесу о Франциске Скорине «Напiсанае застаецца». Правда, это не находка автора, а всего лишь калька известного латинского выражения: verba volant, scripta manent – слова улетают, написанное остается.

К большому сожалению, в физическом смысле рукописи горят. Возьмем, к примеру, Полоцкую летопись, которая исчезла то ли в огне многочисленных войн, то ли в руках российских захватчиков. Все, что от нее осталось, – три небольших абзаца. Та же судьба, скорее всего, постигла «Рассказы о деяниях царя Дмитрия» (Opowiedzanie zdarzen Dymitra cara) за авторством сына Льва Сапеги Криштофа Николая.

Вот и трактат De non existentia Dei («О несуществовании Бога»), написанный нашим героем, по официальной версии, публично сожгли на Старой площади в Варшаве 30 марта 1689 года. Только его название было способно повергнуть в шок практически любого в то время живущего, ибо, как учит Библия, Бог создал и мир и все в нем. В трактате же доказывалось отсутствие Бога. Сама эта мысль считалась величайшей крамолой.

Трактат был главным научным трудом нашего героя, свидетельством его незаурядного ума и… главным доказательством в уголовном преследовании. Считается, что от этой работы сохранилось всего лишь пять небольших фрагментов объемом меньше чем полстранички текста. Но и того хватило, чтобы мысли пережили автора.

Зацепка вторая. Человеческая память избирательна. На первом плане у нее люди, которые пролили реки крови: полководцы, тираны, диктаторы. Люди-людоеды, люди – военные преступники. Если бы и следовало о них писать, то лишь с непременным осуждением, как о вселенском зле. Их-то, по большому счету, и людьми назвать нельзя. Это скорее нелюди, маньяки и убийцы. Александр Македонский, Чингизхан, Ганнибал, Юлий Цезарь, Тимур-Тамерлан, Атилла, Наполеон, Гитлер, Сталин… На их совести миллионы смертей ни в чем не повинных людей. Но именно они становятся кумирами, именно о них снимают фильмы, пишут романы и поэмы, слагают легенды. Похоже, человечество ничему не учится, и все в этом мире повторяется, трагедии в том числе.

На втором плане у человеческой памяти политики более мирного толка. В их ряду Черчилль, Рузвельт, генерал де Голль, премьер-министр Витте, канцлеры Бисмарк и Сапега, министры иностранных дел Талейран и Громыко, первые секретари компартий Брежнев и Машеров.

Третий эшелон – творческие работники: писатели, поэты, ученые, артисты, композиторы. Вряд ли стоит приводить примеры этих великих личностей, потому как наверняка каждый из вас сформировал их ранжир, исходя из собственного вкуса и предпочтений.

Задворки памяти отведены для жертв. Все, чего их удостоивают, – одна-две строчки (Жанна д’Арк не в счет, она немногочисленное исключение из правила). Удел жертв – сухая статистика. Немало людей ею даже владеют. Многим, например, известно, что во второй мировой войне только в одной Беларуси погибло от 2,5 до 3 миллионов человек. Эти цифры никого не оставляют равнодушным. Но лица среди них неразличимы – только океан преждевременных смертей. А ведь за каждой насильственной смертью стоит личная трагедия. Трагедия, которая уже, по сути, никому не интересна: был человек – нет человека. Трагедия, которая стала привычной, рядовой, обыденной.

Жизнь нашего героя тоже закончилась трагически. Он тоже пал безвинной жертвой, но оказался слишком яркой звездой, свет которой не могут скрыть плотные ряды великих. Уже к 1986 году о нем написали как минимум 600 раз, причем не только белорусы, но и поляки, литовцы, немцы, французы, русские, итальянцы.

Получается, наш герой не просто жертва, а жертва знаменитая. Во время сеймового суда поляки с пеной у рта требовали его казни и состязались в изобретении самых изощренных и чудовищных способов умерщвления, а немцы и французы невозмутимо описали события этой трагедии в своих хрониках, чтобы приспособить их для своих нужд. Среди поляков и этнических литовцев не нашлось ни одного, кто бы встал и открыто выступил в поддержку. Лишь три литвина-белоруса рискнули высказаться против большинства. Зато сейчас, спустя 300 лет, одни называют свою жертву «великим польским атеистом», другие – «основоположником литовского атеизма». Они зачислили эту жертву себе в актив, потому что трактат жертвы, даже изъятый и недоступный для чтения, оказался на удивление провидческой и чрезвычайно влиятельной работой, которая на сотню лет опережала достижения лучших умов человечества той поры.

Зацепка третья. Любите ли вы разгадывать исторические загадки? Желает ли кто-нибудь из вас почувствовать себя Антоном Космичем, главным героем знаменитого романа Владимира Короткевича «Черный замок Ольшанский»? Если да, тогда вы наш читатель. Вместе нам предстоит разобраться с одной из самых запутанных головоломок в судебной истории Беларуси, во всех ее подробностях и деталях, которые до сего дня вам точно не были известны. Вы, конечно, можете упрекнуть нас в самонадеянности, но, поверьте, исторические документы, которые нам посчастливилось держать в руках, дают право говорить так и позволяют углубить знания о главном герое самого скандального судебного процесса в истории Беларуси.

Эта история сплошь состоит из загадок. Проверке и перепроверке подлежит каждый факт. Делать сколько-нибудь вразумительные умозаключения, не сверив с первоисточником выводы предшественников, невозможно. Один неверный шаг – и вся концепция разваливается на глазах.

Главные герои этой головоломки – престарелый отец Гераним Казимир Лыщинский, бывший судья городской брестский и подстолий мельницкий, действующий подсудок брестский земский, его жена Софья Балынская и их четверо сыновей: Матвей, Казимир, Петр и Викентий.

Самый знаменитый из них – подсудок воеводства Брестского Казимир Лыщинский, жертва и герой.

Всех участников этой истории и не перечислить. Свой неизгладимый след в ней оставили король польский и великий князь литовский Ян III Собеский и все высшее католическое духовенство Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Королевства Польского. Через личного представителя Джакопо Кантельмо действовал папа римский. К ним присоединились сенаторы и депутаты обеих палат объединенного сейма Речи Посполитой, главный государственный обвинитель ВКЛ, маршалок Варшавского сейма, адвокаты и еще много-много заинтересованных лиц, большей частью завидующих чужому богатству и чужому успеху.

Три с лишком столетия множество людей пытались разобраться в этой исторической загадке. Однако и на сегодня все точки над «i» расставить не получилось. Так что, вооружившись представленной здесь информацией, вы сможете заняться расследованием самостоятельно.

    Л. М. Дроздов

Слова ад суаyтара

Человека, человека давайте мне!

Гончаров. «Обломов»

У сумнай гiсторыi жыцця i смерцi Казiмiра Лышчынскага yсё проста i зразумела толькi на першы погляд: жыy-быy шляхцiч сярэдняе рукi, пазычыy грошы суседу, а той замест каб аддаць з падзякай, напiсаy данос, абвiнавацiyшы крэдытора y атэiзме. На двары канец XVII стагоддзя, абвiнавачаны трапляе y вязнiцу, а пасля – на вогнiшча разам са сваiм атэiстычным трактатам, ад якога толькi й засталося, што быy ён вельмi атэiстычны.

Чытаючы шматлiкiя, чаго тут хаваць, артыкулы, кнiгi i дакументы, датычныя Казiмiра Лышчынскага, немагчыма адпрэчыць адчуванне, што гэта сцэнар вострасюжэтнага серыяла «Юрыст, спалены на вогнiшчы» y стылi unreliable narrator, блiскуча рэалiзаваны Уiлкi Колiнзам у класiчным «Месячным каменi». Упэyненыя галасы ненадзейных або недасведчаных сведкаy ткуць супярэчлiвую i шмат у чым непераканаyчую гiсторыю. Што там казаць, гiсторыю, у якую амаль немагчыма паверыць, калi б не надавала ёй незваротную сапраyднасць жудасная сцэна смяротнага пакарання: чалавеку адсякаюць галаву, цела спальваюць, а попелам страляюць з гарматы.

Глыбейшае знаёмства з гiсторыяй Казiмiра Лышчынскага здзiyляе, з аднаго боку, колькасцю пытанняy, якiя дагэтуль застаюцца без адказу, а з другога – колькасцю дакументаy, якiя патэнцыйна могуць гэтыя адказы прапанаваць, але дзесяцiгоддзi ляжаць у архiвах некранутымi. Тым больш, што дзякуючы сучасным тэхналогiям шмат якiя рэдкiя выданнi i нават архiyныя матар’ялы можна атрымаць праз iнтэрнэт малым коштам i не злазячы з канапы.

Уражваюць, не заyсёды прыемна, яскравыя характары. Вось iнтэлектуал Лышчынскi, седзячы y сваiх Лышчыцах, выпiсвае y таемны сшытак «чалавек есть творцам Бога». Вось Пётр Станiслаy Грэк адчайна шукае шляхоy заняць добрую пасаду y берасцейскiм ваяводстве. Вось Людвiк Пацей баронiць на варшаyскiм сойме свайго калегу i земляка Лышчынскага, але y нейкi момант адыходзiць у цень – каб праз некалькi год зрабiць фантастычную кар’еру аж да найвышэйшай у Вялiкiм княстве пасады ваяводы вiленскага. А вось Анжэй Хрызастом Залускi, бiскуп, лацiнiст, палiтык i садыст у адной асобе, нават пасля смерцi Лышчынскага не можа супакоiцца i распiсвае на паперы тыя пакуты i здзекi, якiя, на шчасце, у самых варварскiх сваiх падрабязнасцях не адпавядаюць рэчаiснасцi. Вось i папскi нунцый Якуб Кантэльмi, якi шкадуе, што не атрымалася yжыць да абвiнавачанага «належныя» па стандартах iнквiзiцыi катаваннi.

З расправы над брэсцкiм падсудкам паyстала i паyстае дагэтуль шмат пытанняy. Часткаю – да ягоных сучаснiкаy, але немалая доля – да даследчыкаy двух апошнiх стагоддзяy. Можна зразумець, чаму савецкiх фiлосафаy (у большай ступенi) i гiсторыкаy (у значна меншай) надта ж цiкавiy атэiстычны трактат Лышчынскага, але падрабязнасцi жыцця прадстаyнiка паноyнага класу шляхты Рэчы Паспалiтай былi забароненай тэмай. Нашмат цяжэй уцямiць, чаму асоба Лышчынскага, гiсторыя яго роду, абставiны яго жыцця i дзейнасцi на нiве асветы, палiтыкi, правасуддзя, нарэшце, гiсторыя яго мiфа застаюцца y значнай ступенi па-за yвагаю сучасных беларускiх гiсторыкаy, нягледзячы на вiдавочную патрэбу y пераасэнсаваннi ранейшых ацэнак.

Прыкладам, даследчыкi дзесяцiгоддзямi прастадушна пiшуць пра пазыку y сто тысяч талераy – грошы, ад якiх не тое што y князя, але y караля вочы загарэлiся б. І гэта сярэдняе рукi шляхцiч пазычае суседу? Адкуль такiя капiталы i навошта яны Яну Казiмiру Бжоску, якi, мяркуючы па сцiплых пра яго звестках, не будаваy над Мухаyцом другi Вэрсаль i не ладзiy экспедыцыю для захопу Стамбула?

А ягоны крэдытор Лышчынскi, гэты прыхаваны граф Монтэ Крыста зямлi берасцейскай? Спачатку iезуiт-навiцый, пасля соймавы палiтык, паспяховы судовы чыноyнiк i, урэшце рэшт, выкрыты блюзнер i «забойца Бога», ён сапраyды пiсаy у вольны ад шматлiкiх заняткаy час лацiнскi трактат, якi па смеласцi пераyзыходзiy усё створанае на той час у хрысцiянскiм свеце? Хто ён – чалавек, якi паводле абвiнавачвання нi больш нi менш кiнуy выклiк Богу, або правiнцыйны дзiвак i ахвяра суседскае хцiвасцi?

Кнiга, якая прапануецца вашай увазе, не адказвае на yсе гэтыя пытаннi i не прэтэндуе на статус навуковае працы. Яе задача – сабраць i выкласцi перад чытачом як мага болей пра лёс чалавека з роду Лышчынскiх, ягоную асобу i атачэнне, у якiм ён жыy, працаваy i загiнуy, ды пра памяць, якую аб сабе пакiнуy. На першым плане не фiласофiя, а факты бiяграфii праз погляд юрыста – бо y працэсе Лышчынскага з выключнай яскравасцю адлюстравалiся асаблiвасцi дзяржавы Рэчы Паспалiтай i яе грамадства y эпоху Контррэфармацыi, сутыкненне iдэалаy хай сабе феадальнай, але прававой дзяржавы, шляхецкай вольнасцi i рэлiгiйнага фанатызму, адвечныя канфлiкты памiж асобай, прагнай iсцiны, грамадствам, прагным стабiльнасцi, i yладай, прагнай… абсалютнай улады.