Троянский кот

– Всё отдал, а сам с пустыми руками остался, – подытожил мастер Ожьер. – Ну что же, поедем твои заклинания и твою силу из дурных рук вызволять. А если тут еще кто-то тихонько стоит, неприметным заклятием прикрываясь, так добро пожаловать с нами вместе. Может, и тому молчуну что хорошее перепадет…

Это столь явно относилось к тетке Туанетте, что она развеяла неприметность и открыто вышла из толпы браконьеров вперед.

И раздался тут восхищенный мужской свист.

Собственно говоря, тетка Туанетта никогда, скрываясь от чрезмерного внимания собратьев по ремеслу, не делала себя уродиной. Просто никто не замечал ее лица и телосложения, соответственно, не мог бы их и описать. Сейчас же обнаружилось, что мало чем уступает повитуха своей подруге Маурине – и статна, и кудрява, вот только блеска в глазах нет и голова опущена так, что даже удивительно – как она вообще на шее держится.

– Ничего мне не надо, – сказала повитуха. – Деяние обратной силы не имеет. Я добровольно то, что хотела, передала…

– Я не хуже тебя знаю правила, – заметил мастер Ожьер, – но сдается мне, что тут какая-то ошибка вышла.

Он повернулся к Гильому с браконьерами. Те уже утерли носы и глядели весьма бодро – хотя и не на мастера Ожьера, а на красавиц, Маурину с Туанеттой, и даже более на Маурину – не каждый ведь день удается полюбоваться такими ножками!

– Ты тут за главного? – спросил мастер Ожьер Гильома, сразу угадав в леснике вожака.

– Я, благородный сьер, – отвечал Гильом, выходя вперед. – Как меня сьер Элиас над ними поставил – так и буду их водить, пока он приказа не отменит.

– Рана-то не слишком мешает? – С этими словами Маурина подошла и коснулась пальцем плеча. – Не весь яд высосали, самая капелька осталась, но сейчас она растает, растает…

Гильом уставился на волшебницу с немалым изумлением.

– Да что беспокоиться, заживет, как на собаке! – бодро отвечал он. – Вы, дама, об этом не волнуйтесь, ежели на нас, лесных стрелках, каждую царапину слезами поливать – плесенью покроемся!

– А коли так – по коням! – Мастер Ожьер повернулся к королеве Мабилле со всей свитой и родней, которые только сейчас опомнились от песенки Жалобного Мага. – Лучших лошадей попрошу для погони, достославная королева! Один раз с этим злом нужно расправиться!

– Внучка мне отдайте! – подала голос дама Берта. – В погоню его не пущу!

Но сомкнулись ряды контрабандистов и браконьеров, пряча Амьеля от бабки.

– Вот кто тут главный, – мастер Ожьер указал на Гильома. – Только он может парня пустить или не пустить. Потому что его сьер Элиас старшим поставил даже над своим родным сыном, а ваш мальчик, насколько я понимаю, не внук главы рода, а вовсе внучатный племянник.

– Пусть едет! – распорядилась королева Мабилла. – И к его возвращению будет тут у нас полный порядок!

Сказала она это, глядя в глаза леснику Гильому, и во взоре ее было явственное сожаление: жаль, мол, что не ты, молодец, мне достанешься, но и ради одного из вас, красавцев, стоит круто разобраться со всей хитромудрой родней!

– Давно пора! – усмехнулась Маурина.

* * *

Умчался лихой отряд во главе с Гильомом и Ансельмом, уже обученным идти по колдовскому следу. А мастер Ожьер, мастер Жербер, Маурина и Туанетта поехали следом не торопясь, потому как было им о чем потолковать.

Хотя и желали всей душой Маурина со сьером Ожьером помочь давним друзьям и собратьям по ремеслу, однако нарушать правила не могли.

А да будет ведомо всякому, кто до сих пор не имел дела с подлинными магами и волшебниками, что есть несколько правил, обязательных для исполнения. Скажем, нельзя составлять заклинания, приносящие деньги в виде золотых монет и слитков. И это весьма мудрый запрет: ежели кто-то один наворожит себе и приятелям по мешку золота, так ведь и другой тем же займется, и третий! И очень скоро золото обесценится, сделается вовсе бесполезным, придется что-то другое изобретать, а волшебники и того, другого, горы нагромоздят. И люди будут не столько на пользу себе и детям трудиться, сколько деньги менять да новые деньги выдумывать!

Один из таких запретов вот каков: ежели маг своим заклинанием что изменит да в прежнее состояние привести пожелает, так ему сего не дано. Переделать то, что он понаделал, только другой маг может, сильнее первого. И тут причина ясна: ежели все маги пробовать да переделывать повадятся, начнется на земле неслыханный кавардак. Так что приходится думать, прежде чем колдовство затевать.

Об этом-то и беспокоились Маурина со сьером Ожьером. Они хотели понять, что такого натворили Туанетта и мастер Жербер, отчего силы лишились, а отшельник – и права пользоваться собственными заклинаниями?

И оказалось всё так уж просто – проще некуда!

Хотя много уговоров потребовалось, чтобы эта парочка заговорила.

– …а он у порога лежит, – продолжала печальный рассказ Туанетта. – Видно, всю ночь шел, а то и бежал. Поднял он ко мне лицо – и я обмерла. Столько тоски и боли в глазах было!..

– И стало ясно, что ежели ты не поможешь, не спасешь, то уж впору ему, бедняге, помирать, – с большим трудом удерживая ехидство, заметила Маурина.

– Кыш! – отмахнулся от нее мастер Ожьер. – А ты продолжай, милочка, продолжай. Стало быть, и до того, как сделаться Жалобным Магом, умел он всех разжалобить?

– Не всех! – буркнул откуда-то сзади мастер Жербер. – А только безмозглых дур и старых ворон!

– Кыш! – сказал и ему мастер Ожьер. – До тебя, чересчур мозговитого, я еще доберусь! Дальше-то что было?

Туанетта только вздохнула.

– Ну, что может быть между женщиной и тем, кого она пожалела? – задала Маурина вопрос, именуемый у мудрых монахов риторическим.

– Нет! – вскрикнула Туанетта. – Он сам мне сперва сказал: «Меня можно полюбить только из жалости!» А я ответила, что – нет, что жалость тут ни при чем, что люблю потому, что люблю, что…

– Словом, ему и просить не пришлось, чтобы ты с ним силой поделилась, сама предложила, – сделал вывод мастер Ожьер. – А где же в это время была Изора?

– Откуда я знаю! – воскликнула бывшая повитуха.

– Но ведь была же где-то поблизости! Погодите! Уж не она ли его к тебе подослала? – забеспокоилась Маурина.

– Нет! – в отчаянии завопила Туанетта. – Сбежал он откуда-то! Совсем измученный до меня добрался!

Мастер Ожьер повернулся в седле.

– Друг мой Жербер, – строго обратился он к отшельнику, – может быть, ты скажешь, откуда взялась эта самая Изора?

Мастер Жербер только рукой махнул.

– Оставь его в покое! – потребовала Маурина. – Давай сперва с ней разберемся!

А сказала она это потому, что правду учуяла. Любил ведь мастер Жербер Изору, да только она его не любила. И сам, своими устами, рассказал он ей известную ему историю, как майстра Антуанетта жалкого странника приютила да как этот странник на маленькой лютне печально играет. А Изора откуда-то знала, как с такого рода людьми обращаться. Ласкать их и обихаживать, беречь и лелеять – бесполезно, потому что привязываются они душой лишь к тому, кто с ними суров и безжалостен. Ибо таким образом получают они возможность себя жалеть – а более им, ежели вдуматься, ничего и не нужно.

– Дальше-то что было? – спросил тогда мастер Ожьер. – Отдала ты ему здоровый кусок своей силы, чтобы к новой жизни воспрял. Ну и как – воспрял?

– Да-а… – не совсем уверенно протянула бывшая повитуха.

– А силу давала просто так или в придачу? – не унимался маг.

– Получилось, что в придачу, – отвечала она. – Я же ему на счастье игрушечную лютню подарила.

– Ну, что он при помощи этой лютни вытворяет, мы уже видели. И как, принесла она ему удачу?

– Кто его разберет… – явно не желая продолжения разговора, буркнула Туанетта.