Иррационариум. Толкование нереальности

Подвезли. «По-моему, я здесь недавно был», – думал Дмитрий, когда служебная «Волга» заезжала в ворота монастыря КГБ. Вот только временного пропуска никто не выдал.

– Прошу следовать за мной, – так же церемонно сообщил майор, выпуская Дмитрия из машины у входа в главный корпус.

Поднялись на третий этаж и остановились у дверей с табличкой: «Симоненков С. В». Дмитрий еле удержался, чтобы не присвистнуть. То главный «мусор» области, а теперь вот – начальник городского УКГБ, полковник Сергей Викторович Симоненков. Майор сделал приглашающий жест, и Дмитрий вошёл.

Симоненкова в лицо он раньше не видел никогда. Был это высокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, в молодости наверняка спортивного телосложения, да и сейчас ничего, если бы не слегка выпирающий живот. Седина на висках, лицо волевое, глаза… глаза умные, но взгляд… не понять. Нет выражения у взгляда. Воля есть, выражения нет.

На стене – куча дипломов, грамот, а вместо портрета Дзержинского, Ленина или Генсека – сам Симоненков с нынешним Генсеком на пару. И оба моложе лет эдак на двадцать. Наводит на мысли…

– О! Вот и герой!

Симоненков поднялся и через стол протянул руку.

Это было неожиданно, но Дмитрий ответил. Рукопожатие у главного спецслужбиста было что надо. Симоненков жестом указал на стул.

– Чай, кофе, лимонад?

– Хватит воды, товарищ полковник.

Дмитрий показал на графин и два стакана.

– Отлично, Дмитрий.

Чем-то Симоненков Дмитрию нравился. Хотя, с другой стороны, работа у них такая – симпатию, когда надо, внушать.

– Распишитесь.

Дмитрий взял бумагу. Ого. Расписка о неразглашении государственной тайны. Всё-таки взяли в игру. Отчего не расписаться?

– Давай так, старлей. Я тебе кое-что расскажу, даже много расскажу, из такого, чего никому знать нельзя, но и ты нам расскажешь. Баш на баш. Сыграем по-честному. Дело государственной важности, если ещё не догадался.

– Догадался.

– Договоримся о терминах. Этих двоих называем «объект», а то, что они делают с людьми – «захват».

– Захват… Точное слово, товарищ полковник.

– Геракл, земля ему пухом, про Хавченко у тебя разведал?

– Не разведал. Не так дело было.

Дмитрий рассказал, как. Гере уже всё равно, а делу, глядишь, поможет. Только какому делу?

– Тут ведь как, Дмитрий… Благодаря этому он и не вылетел со службы. Убедил меня устроить засаду в пивбаре. Операция «Контакт». Людей у нас мало, подготовленных – совсем нет. Поспешили, рано было вязать. Ждать надо было, пока захват не пойдёт.

Дмитрий решил промолчать. Молчание – золото.

– Доставили их к нам, и началось. Выяснили, где работают. Метнулись на завод – а там сплошные странности. Ни имени их нет, ни фамилий, но все их знают, все помнят. Кадровичка чуть с ума не сошла – говорит, всё оформляла по закону. Кассир зарплату выдавала. Без ведомостей. В цеху работяги характеризуют положительно, но ничего конкретного сказать не могут. По месту жительства тоже – старушка божий одуванчик: сынки и сынки…

Ага, божий одуванчик, не без злорадства подумал Дмитрий. «Молчание – золото»!

– Самая чертовщина началась, когда их по отдельным камерам развели, прессовать всерьёз. Как к фантастике относишься?

– В смысле? К литературе, что ли?

– Конечно.

– Я как-то вообще мало читаю.

– Зря, Дмитрий. Читать надо много. И фантастику тоже. Итак, чтобы тебе было понятно, в каждой камере их всё равно было двое.

«Молчание – золото!»

– Вижу, тебя ничем не удивишь. А наши работники чуть с ума не сошли. Объект утверждает: мы можем быть только вместе, всё, точка. Тут и меня вызвали, я был в отъезде. Лично убедился. И Геракл мне не понравился. Всё его к объекту тянуло. Не в смысле расследования.

– Понимаю.

– К ночи на них плюнули, пусть уже будут в одной камере, а они исчезли. Твой ход, лейтенант.

Дмитрий – в который раз – рассказал о ночном визите Геры, утреннем визите близнецов, вызове в КГБ, последнем разговоре с Гераклом, беседе с Хавченко и захвате взбесившегося дежурного по управлению. И последний штрих – больница. Откровенность за откровенность. Как он сказал – баш на баш? Ну, получи. Вспомнил про термические эффекты, хотел показать ладони, но вдруг понял, что руки-то – не болят. Глянул украдкой – ладони как ладони, чистые. Этот козырь в игре оставим. Хотя, может, это и не козырь окажется.

Симоненков потёр виски. На лицо будто уронили маску усталости.

– Выводы, выводы, старлей. Мы должны понять, что такое «захват».

Дмитрий пожал плечами.

– Тут как раз всё понятно. Объект усиливает в человеке до предела… как бы это… то, чего тот больше всего от жизни хочет, такое, в чём иногда сам себе не признается.

– Главную волевую доминанту.

– Как? Ну, да, красиво сказано.

– Усиливает или внедряет своё?

– Ясно же, что усиливает. Хавченко. Главная мечта – вечно бухать с понимающими собутыльниками. Гера… – Дмитрий осёкся.

– Да, ты прав. Только почему из людей только дерьмо прёт? Обидно.

– А это ещё бабушка надвое сказала, товарищ полковник. Дерьмо на то и дерьмо, что воняет. И воняет крепко. А хорошими делами прославиться нельзя. Может, они кого и на хорошее сподвигли, только кто об этом узнает?

– Да, тут ты меня, старлей, подловил. Версия принимается. А сам-то как?

Вот он, главный вопрос. Есть человек, бывший в захвате, и вроде – ничего. Осторожно, Дима, осторожно.

– Сам-то… Много думал, товарищ полковник. Был захват, не отрицаю. Понесло меня в оперативно-розыскную степь. С тех пор, несомненно, обострилась интуиция и аналитические способности, оперативные навыки усилились.

– К объекту тянет?