Нереал

И Вася пересказал начальству то, что узнал от Алевтины Петровой.

– Тебе, Горчаков, цены нет! – обрадовался Сорокин. – А то мне уже сверху звонили.

– Андрей Евгеньевич, сдается мне, что Башарин действительно спятил, – уже не в докладном тоне, а по-человечески сообщил Вася. – Ребята допросили пострадавших от маньяка – очень тот гад на Башарина похож!

– Зачем бы ему на этой почве с рельс съезжать? – удивилось начальство. – Он же, ты говорил, ходок!

– Опять же – сдается мне, что репутация Башарина и сам Башарин мало чего общего имеют.

И опять Вася пересказал мнение Алевтины по этому щекотливому вопросу.

– Если, с одной стороны, тебя жена пилит, а с другой – подругу завести никак не получается, то здоровому мужику и спятить недолго! – с большим удовольствием расписывал версию башаринского безумия Вася, напрочь позабыв, что собеседник – на другом конце города, что идет он, следователь Горчаков, по улице в одиночестве, и что орет он в трубку самым непотребным образом.

Две женщины, что шли навстречу, от этого громогласного словесного пассажа расхохотались. Вася с большим трудом понял, что смеются-то над ним…

Он скоренько завершил беседу с начальством и рванул в «Гербалайф».

Коллег беглеца он отыскал на втором этаже и в почти полном составе – шесть человек.

– Башарин? – спросил его бригадир ремонтников. – Дайте мне этого сукина сына! Я его самого по стене заместо штукатурки размажу!

– Значит, вчера его на работе не было?

– Я же говорю – дайте мне его!

Глядя в простое и яростное лицо бригадира, Вася понял – больше он от этого человека ничего путного не услышит.

– Я слыхал, он себе где-то наверху берлогу оборудовал.

– Какую берлогу?!?

Вася попятился.

Сейчас каждое слово было чревато.

– Или это относилось к вашему предыдущему объекту? – как бы сам себя спросил Вася.

– Мы все чего-нибудь оборудуем. Нельзя же без бытовки, – помог ему другой строитель, маленький, плотный и навеки безымянный. – Чай там вскипятить, перекусить…

– Телку привести! – подсказал еще один безымянный, помоложе. Ремонтники рассмеялись, но как-то невесело.

Вася, как мог, поддержал общее веселье. И пошел – якобы к начальству, за официальной характеристикой Башарина. На третьем этаже были три двери – две запертые и, скорее всего, пустые – на звонки никто даже к глазку не подкрался. А вот третья открылась сразу.

Вася вошел, нюхом учуяв, что здесь-то и находится та самая берлога.

Из пустой прихожей он попал в комнату и остолбенел.

На тахте, разметавшись, спала девушка.

Если и были в природе более красивые девушки, то Вася их в жизни не встречал, это уж точно!

Девушка, укрытая какой-то грязнейшей дерюгой, была под этой дерюгой, кажется, совсем голая. Вася видел узкое загорелое колено, изящную ступню, видел остренькие плечи, видел длинные темные волосы, такие длинные, что соскользнули на заляпанный всякой дрянью пол. Видел фарфоровый профиль…

Было в девушке что-то нереальное – как если бы сквозь нее просвечивал узор ткани, которой обита старая тахта, как если бы прозрачное личико слабо светилось…

Вдруг Васю ошарашила чисто ментовская мысль – труп!

Он подкрался и опустился на корточки, едва ли не касаясь девичьей щеки носом.

Она дышала. Она просто провалилась в сон после бурно проведенной ночи – и быть того не может, чтобы она провела эту ночь с Валентином Башариным! Неужели Аля Петрова ошиблась, и Башарин – действительно мастер уговаривать женщин?

А такую красавицу уговорить, должно быть, непросто…

Вася посмотрел на ее вещи, сложенные на облупленной табуретке. Нет, не гулена с проспекта, и лицо слишком свежее для гулены. Опять же, если бы туда и выпускали работать такую девочку, то вряд ли позволили бы ей оказаться непонятно где…

Вася осторожно отступил в прихожую.

Странное явление! Если эту неземную красавицу привел сюда Валентин Башарин – то куда же он, идиот, подевался???

Почему он не здесь? Почему не ждет с трепетом, когда она проснется?

А, может, это и неплохо?

Вася прислушался к себе.

Он оценил красоту спящей незнакомки, он взволновался, когда заподозрил убийство, – так почему же он сейчас до такой степени спокоен? Можно сказать, спокоен до полного идиотизма?

То есть – в ситуации, когда у каждого нормального мужчины моложе девяноста лет голос плоти забивает все прочие голоса, Вася слышит, как внизу чем-то шерудит бригада ремонтников – и не более того!

Вася подумал, что надо бы подойти поближе. И подошел. Результат был тот же. Красавица спала – и плоть тоже спала, как будто ей вкатили хорошую дозу клофелина.

Так, подумал Вася, допрыгался. По-научному такое дело называется – импотенция.

Но с чего бы вдруг эта зараза у здорового, нормального, спортивного мужика, чуток за тридцать? Причем мужик не переутомлен, не влюблен в другую женщину, не давал обета целомудрия, не сбрендил от порнографических журналов…

Вася отошел.

Наверно, следовало бы все-таки разбудить красавицу. Нечего ей делать в пустой квартире, куда, того гляди, вломятся ремонтники. Надо бы препроводить ее… ну, скажем, к родителям… Вася сказал себе это праведным до тошнотворности голосом. В конце концов, он сейчас при исполнении… должен прийти на помощь юному существу…

Вася подошел.

Вблизи, когда оставалось только бережно коснуться ладонью голого плеча, он понял, что делать этого не станет. Нельзя – и точка! Почему нельзя, кто запретил – леший его ведает! Но – нельзя! Под страхом смертной казни!

Вася отошел.

Да какое там отошел – если быть совсем честным перед лицом истории, ударился в бегство. И осознал это, уже оказавшись на лестничной клетке.

Смутно сделалось Васе Горчакову.