Огненная мансуба

Лойс безо всякого удивления вытащил шар из кожаной сумки, которую носил переброшенной через плечо.

– Это должен быть человек с необычным даром, – Мэриэн не отрывала глаз от пламени, лизавшего сосновые дрова. Раздался негромкий стук – шар на подставке оказался на столе перед Мэриэн, совсем как утром.

– Каким? – Лойс протянул руку к шару, собираясь вызвать Юэна.

Мэриэн отвернулась от очага, и звук, донёсшийся из её голодного желудка, похоже, наполнил собой всю комнату.

Ну и ладно.

– Чтобы понимал, лгут ему или нет, – Мэриэн вдруг остро пожалела, что такого человека не было рядом с ней раньше. – Чтобы любую неправду чувствовал.

V

– Ихранджанские зубочистки – это лучшее, чем я отбеливал зубы! А я что только не пробовал. Слышал ещё, что там, где много яблок, зубы протирают мякотью, – Кариман покопался в своей сумке, вынул пару веточек и сунул Амарелю под удивлённое молчание всего семейства Рисхан. Такие господские забавы, как отбеливание зубов, им явно были неведомы.

– Я тоже… слышал, – Амарель покосился на любопытных смуглых детишек, сидевших рядом с ним, и спрятал обе веточки за пазухой. – Весьма… признателен.

Он не был уверен, стоит ли благодарить за такую мелочь, но ведь Кариман, не раздумывая, делился всем, что у него было, не только зубочистками. А за еду и воду Амарель забыл его поблагодарить.

– Э, Кариман, – заговорил отец семейства – он выглядел как человек средних лет, но уже седой, – расскажи нам про Ихранджан!

Дети, приученные молчать, пока говорят взрослые, привычно жевали чёрствые лепёшки, запивали водой и слушали. В семействе Рисхан было шестеро детей, и старшие девочки выглядели такими же юными, как Тарджинья, а младшие – как Эсфи. Но отец гордо сообщил гостям, что уже весной выдаст замуж всех четырёх.

Одна из девочек, с бесчисленными чёрными косичками на голове, толкнула сестру в бок, указала на Амареля, и обе зашептались. Амарель неловко отвернулся и услышал, как Кариман пустился в рассказ:

– Ихранджанцы – народ чудной! Вы бы слышали, что они сочиняют о джиннах. Мы и кости едим, мы и любой облик принимать умеем…

– Кости! – повторила жена Рисхана и приглушённо засмеялась.

– Иногда они не лгут, – в тихом деревенском домишке голос Каримана был особенно звучным, – раньше мы соль не ели. Такой старинный обычай. Никогда этого не понимал…

– Соль ещё найти надо, – рассудительно заметил Рисхан.

Амарель понимал, о чём он говорит. В Гафарса соль считалась небывалой роскошью, она могла появляться только на столах у господ. В рассказах путешественников, которые Амарель читал в храме, говорилось, что в иных странах соль была как деньги, из неё даже монеты делали.

– В Ихранджане и бедняки находят! – Кариман сделал энергичный жест своей огромной рукой и едва не задел хозяина. – А поскольку джинны соли не ели, пошло поверье, что от них можно защититься солью! Рассыплешь на пороге – и джинн не зайдёт.

Рисхан неодобрительно покачал головой, погладил бороду и изрёк:

– Что взять с богатых! Они не только солью, хлебом и тем разбрасываются!

Амарель усмехнулся – завтра его ждут те самые богатые, швыряющие объедки на пол и спьяну заливающие пол куумсом, но, конечно, говорить об этом не стал. Он старался помалкивать, благо Кариман не упомянул о том, что Амарель – Великий жрец и покоритель елмаузов. Говорили здесь Рисхан, его жена – молодая, но рано увядшая женщина, – и Кариман, друг семьи.

– А помнишь, как сюда пришёл, в Улкир? – Жена Рисхана заварила чай из трав, налила гостям и ещё молока в него добавила.

– Помню, – Кариман повернулся к Амарелю, благожелательно улыбаясь, – а вот мой спутник не слышал эту историю!

История оказалась коротенькой, но впечатляющей. У Рисхана была единственная корова, и подчас она оказывалась спасением всего семейства от голода. Однажды корову чуть было не задрал волк, а спас проходивший мимо Кариман.

– Я путешествовал, – объяснил Кариман, попивая чай из старой глиняной кружки, – это было летом, и как увидел волка…

– Свернул ему шею голыми руками! – восторженно пропищала девочка с косичками, но мать тут же наградила её суровым взглядом. Девочка насупилась и умолкла.

Амарель чуть не поперхнулся и невольно взглянул на руки Каримана, похожие на узловатые корни столетнего дуба. Нетрудно поверить, что великан на такое способен! Вспомнилось, словно из прошлой жизни, как сам Амарель и Мэриэн вдвоём прогоняли волка, а сзади шмыгала носом Эсфи…

– Пора готовиться ко сну, – сказал Рисхан, когда гости допили чай. – По обычаю, вы ляжете с краю. Кому ночью надо будет выйти, тот выйдет. Но в лес, – он переглянулся с женой, – не ходить!

– Волки? – безо всякого страха спросил Кариман.

– Нет. Не спрашивайте, – глубокая складка прорезала широкий лоб хозяина.

Жена Рисхана убрала все следы жалкого пиршества, ей помогали девочки. Тем временем, мальчишки осмелели, достали откуда-то старую обглоданную кость, и Кариман изобразил, как пытается её съесть.

– Нет! Не идёт, – звуки его хохота заглушали тонкий детский смех. И не узнать в добродушном великане того, кто налетел на Гэстеда и гафарсийцев и каждого ударил посохом!

Спать пришлось на соломе, расстеленной на полу. Амарель позаботился о том, чтобы лечь ближе всех к двери – сна у него не было ни в одном глазу, и он хотел ночью выйти. Тем более, что в тесном домишке было душно и неуютно. Может, после небольшой прогулки удастся заснуть, а наутро уже новый день, и впереди Сархэйн, по которому Амарель успел соскучиться. Хан Эрекей… Действительно ли он беспокоился – или сожалел, что потерял своего приближённого колдуна, который мог быть очень полезным? Амарель задумчиво хмурился в темноте, укладываясь спать, а потом хозяева потушили огонь.

Ночь была ясная и холодная, но без снега, и это радовало – надоели афирские сугробы. Прежде чем вернуться в дом семейства Рисхан, Амарель постоял на улице, глядя вверх, на тёмное небо, где изогнутым лезвием вырисовывался полумесяц. Лунные боги – вот с кем предстоит расправиться в Бей-Яле, снести все святилища и воздвигнуть на их местах храмы Кальфандры. Жаждал ли этого Амарель? Раньше он с охотой ответил бы «да», а теперь ему стало тоскливо, да и хан может с ним не согласиться. Всё ведь переменилось.

Из леса, куда Рисхан настойчиво советовал не ходить, донеслось нежное, мелодичное пение. Амарель прислушался. Птица? Женщина? Он сделал несколько шагов к лесу, заворожённый пением, подгоняемый любопытством, вспомнил предостережения Рисхана и отмахнулся от них. Глупые местные поверья, а поверий Амарель не боялся.

Птица сидела на ветке – небольшая, с длинным клювом, и оперение её казалось чёрным в окружающем мраке. Амарель перешагнул через пенёк, на котором рос зимний гриб, и хотел подобраться ближе, но застыл на месте – ему вдруг стало страшно. Птица, не переставая петь, повернула голову и впилась взглядом своих чёрных глаз-бусинок в лицо Амареля.

…Амарель словно стал кем-то другим – перепуганным, летящим через огонь и дым, обезумевшим от боли существом. Прочь по узкому переулку, от кричащих людей в пёстрых халатах, прочь, к городским воротам, а потом лететь, ничего не различая перед собой, пока не окажешься в лесу – и упадёшь без сил, пока плывущие в небе облака заволакивает тьма…

…Амарель резко выдохнул. Он ведь и вправду не видел Инфар мёртвой, только то, как она горела и металась по храму, потом исчезла. А двери, помнится, он так и не успел запереть.

Вот как вышло.

– Нет, – пробормотал Амарель, отступая. В чудесном пении всё яснее слышались угрожающие нотки. Безумие. Просто безумие!

Птица слетела с ветки и закружилась над ним. Амарель споткнулся о пенёк и упал на одно колено. Зашарил руками по мёрзлой земле, ища камень, обломившийся с дерева сук – что угодно. Но птица и не думала нападать – лишь кружилась над ним и пела, и Амарель сам не понял, когда лёг и уткнулся лицом в землю, ставшую мягче пуха. Уйти, навсегда уйти и не знать боли…

– Вставай! Говорю – вставай! – Кто-то встряхнул его за плечи. Амарель не хотел возвращаться – он был уверен, что ничего хорошего его не ждёт. Так пела птица. Именно это он разобрал в её песне.

– Вставай! – Его подняли и поставили на ноги, и Амарель, наконец, разлепил глаза. Перед глазами всё плыло, и он упал бы, не держи его ручища… кого? Эмегена?

– Демон тебя забери! – гаркнул Кариман. – Приди в себя, а то на руках понесу, то-то все посмеются!

Амарель вздрогнул, протёр глаза и огляделся. Лес как лес, тишина, если не считать шумного дыхания Каримана, и… никаких птиц.

– Она… улетела? – Амарелю не понравилось, как жалко и растерянно прозвучал его голос.

Кариман хмурился.

– Да, улетела. Я её не видел, только слышал. Пошли-ка спать. Потянуло его в лес… говорил же Рисхан… хорошо, что я вышел по нужде… вот отведу тебя к хану, и буду свободен, а то следи за ним, как за дитём малым…

Амарель без слов поплёлся за джинном, то и дело оглядываясь, но, к счастью, в лесу было спокойно.