Огненная мансуба

– Спасибо, Маргрета, не надо. Не смогу я…

Маргрета осторожно отставила поднос на стол – Тарджинья даже не посмотрела, что там, – и наклонилась к ней:

– Скорей бы вы уплывали отсюда, госпожа Тарджинья. Опасно вам оставаться.

И, выпрямившись, подхватив поднос, на котором звякнули тарелки, Маргрета скрылась за дверью.

Опасно! Тарджинья сама это знала. Тут и «предостережений» Иамракаса не надо – раз глянешь в хитрые глазки кого-нибудь из королевских магов, и достаточно.

Стемнело, а Тарджинья всё так же сидела на кровати, размышляя, что ей теперь делать. Подруги ждали Тарджинью, они могли оказаться в опасности из-за Амареля, хана Эрекея или очередных заговорщиков, и потом, Тарджинья присягнула Эсфи на верность. Значит, придётся отложить расправу с Королевскими Лисами на будущее. Тарджинья поднялась, кликнула Маргрету и стала готовиться ко сну.

Как только пройдут похороны советника, надо сесть на первый же корабль в Афирилэнд – и попутного ей, Тарджинье, ветра.

Похороны. Советника. Тарджинья повторила это про себя – и глаза её наполнились слезами.

…Она проснулась от стука и готова была окатить водой любого, кто к ней сунется. Но в спальне царила тишина, и Тарджинья, тяжело дыша и держа наготове водяной шарик, огляделась. Некому брызнуть в глаза, разве что самой умыться. Что она и сделала.

«Это я», – тоненько прозвенело в ушах.

Тарджинья сдвинула брови. Ларм! Кереске полагался на этих существ, как на самого себя, а они его не спасли.

«Чего тебе надо?»

«Хочу, чтобы ты доверилась мне, джинния. Позволь, я перенесу тебя в одно место».

Тарджинье показалось, что ларм очень взволнован.

«И что меня там ждёт?»

«Увидишь».

А вдруг Кереске жив? И всё это был искусно разыгранный спектакль? Здесь, во дворце, порой находятся артисты лучше, чем те, которые бродят с ярмарки на ярмарку! Тарджинья медлила.

«Ну, так что же?» – поторопил её ларм, и она решилась – закрыла глаза и почувствовала, как чужая воля берёт над ней верх… тело становится невесомым… куда-то летит… а потом резкое приземление, и Тарджинья, как была, в ночной рубахе очутилась посреди леса.

Близился рассвет. Сосны уходили верхушками вверх, откуда-то доносились птичьи трели, а перед Тарджиньей на земле стоял человечек ростом с мышь. Голова у него была полностью лишена волос. Одежда человечка подозрительно напоминала почерневшие, пожухлые листья. Башмачки на ногах, казалось, были сделаны из древесной коры.

– Вот спасибо, – ядовито произнесла Тарджинья вслух, – притащил невесть куда, да ещё в таком виде! Хоть бы платье прихватить дал.

Справедливости ради, она сама сглупила – могла бы в спальне попросить ларма, чтоб подождал. Но очень уж хотелось выяснить, в какое такое место её зовут, и не выжил ли, в самом деле, Кереске.

Ларм задумчиво посмотрел на неё своими изумрудно-зелёными глазами. Судя по его наряду, к холоду он был нечувствителен.

«Я слышал, джинны и голые разгуливают».

– Слышал он! – Тарджинья переступила босыми ногами по колючей земле. Да, в жилах у джиннов текла кровь горячее, чем у людей, но не настолько же, чтобы зимой «разгуливать» без башмаков! Всему есть свои пределы.

– Если вы всегда такие невнимательные… не удивляюсь, что советника не уберегли, – вырвалось у Тарджиньи.

А вот теперь ларм поник. Так и повёл Тарджинью куда-то – опустив голову, и, может, даже со слезами на глазах. Она не присматривалась – довольно было своих забот. То в грязь не наступи, то об острую ветку не поранься, то не споткнись о кустик.

Но Тарджинья забыла обо всём, когда вышла на обширную поляну, окружённую деревьями. Не меньше полсотни человечков столпились у носилок, тщательно сплетённых из мелких веточек, и на этих носилках лежало тело советника Кереске. На нём, как на самой Тарджинье, не было ничего, кроме рубахи.

К горлу Тарджиньи подкатился тугой ком.

– Значит… Кереске всё-таки умер, – она остановилась и прикрыла рукой глаза. Тарджинье не хотелось разглядывать лармов, выслушивать, что они скажут. Ей не нужно было их сочувствие. Но один голосок всё-таки не оставлял её в покое:

«Советник говорил, чтоб мы похоронили его сами. В тихом, красивом лесу. И чтобы рядом были только друзья».

Тарджинья отняла руку от лица и улыбнулась сквозь слёзы.

– Это вы славно придумали.

Она не думала, что успела привязаться к старому советнику, до тех пор, пока не услышала о его смерти. С Кереске было связано столько воспоминаний; перед Тарджиньей, как наяву, так и вставали разные картинки из прошлого, пока лармы читали молитвы своим духам на щебечущем, как у птиц, языке. В лесу, казалось, похолодало ещё больше, и Тарджинья сунула руки под мышки, чтобы их согреть.

Она сомневалась, что лармы сумеют выкопать могилу, но вот они закружились вокруг носилок, и те стали… медленно уходить под землю. Тарджинья, сморгнув слёзы, слушала, как лармы пели что-то печальное и прекрасное.

– Прощайте, советник, – она присела на корточки и в последний раз взглянула на лицо Кереске – спокойное, с закрытыми глазами.

А потом земля поглотила его, а в маленьких ручках лармов появились сиреневые… цветы?! Среди зимнего холода это выглядело по-настоящему сказочно. Цветочки легли на могилу, и Тарджинья, изумлённая, заметила, как они сразу пустили корни.

«Бессмертный цветок, – объяснил ларм, который привёл её сюда. – Люди и джинны знают ту его разновидность, которую зовут амарантом».

Тарджинья встала, обхватила себя руками. Бессмертный… Это значило, что цветы на могиле Кереске не увянут никогда. Интересно бы знать, что это за лес. Судя по тому, как студило щёки, он находился высоко в горах. Наверное, родные места для лармов, потому Тарджинью так легко сюда и перетащили.

Не прощаясь, лармы вдруг исчезли, как не было их. Все, кроме одного. Он стоял рядом с Тарджиньей в своём нелепом наряде из пожухлых листьев, всё такой же поникший, с опущенной головой.

«Меня зовут Анриэ», – зачем-то представился он.

Тарджинья хмыкнула.

«Кереске говорил, лармы просто так своих имён не открывают».

«Верно. Только тем, с кем желают подружиться».

Тут он, наконец, осмелел и глянул на неё.

«С кем желают… – начала Тарджинья и умолкла. – Погоди, ты собрался со мной дружить?»

«Если ты согласишься. Мои братья вернулись к своему народу, а я… привык к людям».

Тарджинья потопталась на месте и нечаянно наступила на острый камушек.

«Да чтоб тебя!»

«Это надо понимать… как отказ?» – личико Анриэ сделалось совсем несчастным.

Тарджинья выдавила из себя смущённую улыбку.