ДАДЖАЛЬ. Том 2. День как год

– Ты парень башковитый – далеко пойдёшь. Главное – не сорваться. Для тебя сейчас главные враги – это наркота, алкашка и бабы.

Проводив гостя, Максим уселся на табуретку и глубоко задумался. Подозревать Вагиза в том, что тот просто не хочет делиться своими многочисленными кокотками, было так же глупо, как считать, что продавщица, за спиной которой стоит целый ряд бутылок водки, не продаёт алкоголь, поскольку собралась его выжрать в одну наглую рязанскую харю. Так что Максим вылил в раковину остатки выпивки, проветрил кухню и, забрав в комнату недоеденную колбасу, отправился учить уроки.

Вагиз оказался абсолютно прав. Главное – перетерпеть. Пока остальные сверстники таскались за каждой юбкой, в перерыве стирая до мозолей в ванной потные ладошки, Максим усердно готовился.

Без особого труда поступив в геологоразведочный, он быстро набрал вес среди педагогов как неординарный и дотошный студент. Уже к третьему курсу молодой учёный получил недвусмысленный намёк, мол, пора бы озаботиться и кандидатской. Полностью поглощённый наукой, юноша без отрыва от спектрометра плавно сменил статус на аспиранта. А дальше, как у Пушкина…

Итак, она звалась Татьяна. Тоненькая, словно былинка, молодая первокурсница с восхищением ловила каждое слово угрюмого, плотно сбитого преподавателя, умевшего разложить по полочкам не только свой предмет, но и объяснить задаваемые вопросы, касающиеся иных областей, заодно едко и метко подкалывая студентов. И стала напрашиваться на дополнительные занятия.

Через месяц в однушке, подаренной Максиму родителями, появилась хозяйка.

Он сразу поставил условие: никаких детей, пока Таня не закончит институт. Да и ему требовалось время для защиты кандидатской. Семейная жизнь, как и предсказывал Вагиз, оказалась идеальной в сочетании с научной деятельностью. Теперь можно было чувствовать себя счастливым и на работе, и дома.

Диплом Тани был уже написан, а кандидатская Максима готова к защите. Летом пара собиралась пожениться и отправиться в гостеприимное зарубежье на медовый месяц. Но однажды тёплым майским днём раздался телефонный звонок, разрушивший все планы.

Выбор

Деньги – это пустота, достающаяся тяжёлым трудом.

К таким выводам пришёл Максим, пережив и кошмар девяносто второго года, и кризис девяносто восьмого. Поэтому не тратил финансы попусту даже на собственные нужды. Одевался скромно, преимущественно на рынках, продукты покупал самые качественные по наиболее низким ценам, ежемесячно устраивая обход всех местных магазинов: скрупулёзно записывал на бумажку, что почём.

Он не был скрягой, отнюдь. Вместе с Таней минимум раз в год ездил погреться у моря, и не в банальную Турцию или в Египет, а туда, где по-настоящему интересно. Себе права Максим получать не стал, понимая: не пройдёт комиссию у психиатра. Зато верной подруге приобрёл новенькую иномарку, за которой, конечно же, тщательно следил. Побывав в Питере, стал откладывать деньги на квартиру в северной Пальмире – так понравилась мертвенно-холодная аура колыбели революции. Но вот помогать знакомым или родственникам считал бесполезным расточительством, если только не видел перспектив получения в дальнейшем солидной выгоды.

Поступивший телефонный звонок сперва не посулил ничего, кроме пустых трат:

– Максим Николаевич? Тебе привет с того света. От Вагиза, – раздался в трубке голос с лёгким кавказским акцентом. – Жду в хинкальной напротив райисполкома. Покойный просил кое-что передать.

Если русских Максим считал своими подданными, то кавказцев искренне ненавидел, называя не иначе как «черножопыми мразями». Недоумевал, откуда такая реакция: никаких видимых предпосылок к этому не существовало. Среди знакомых и коллег имелись евреи, русские, прибалты и даже один нигериец, только ни к кому из них никогда не появлялось столь ярых негативных эмоций. Этот феномен объяснял себе тем, что кавказцы выглядели наиболее возможными соперниками на исконно татарской земле.

Поэтому огромного желания встречаться с неизвестным не возникло. Но Вагиз таинственно исчез около семи лет назад во время второй чеченской войны и с тех пор числился пропавшим без вести. Возможно, как и многие солдаты в те годы, несчастный угодил в рабство, и теперь его новый хозяин ищет покупателей. Сам Максим, конечно, не стал бы платить ни копейки. Зато выступить посредником между башибузуком и безутешными родителями было вполне разумно. Это если и не выгодно финансово, то хотя бы даст огромный плюс к репутации.

В ресторане оказалось пусто. Лишь за одним столиком, накрытым белоснежной скатертью, сидел молодой мужчина с кофейной чашкой и небольшим свёртком на столе. Выглядел кавказец весьма презентабельно: аккуратная стрижка, рубашка поло явно из брендового магазина, ничего вроде стереотипного спортивного костюма и полного рта золотых зубов. Хотя лицо казалось несколько неестественным, словно на него наложили целый слой грима. Максим даже немного смутился, поскольку надел затрапезный жилет цвета хаки, шорты и старую майку, в которых обычно прогуливался в тёплую погоду до ближайшего магазина.

– Максим Николаевич, садись, чаю-кофе выпьем, – указал рукой на стул чеченец. – Меня зовут Усама. Я пришёл с миром.

«Точно работорговец», – подумал Максим, усаживаясь напротив.

Рук они друг другу так и не пожали. Некоторое время Усама выжидательно смотрел на собеседника, затем, чуть пожав плечами, продолжил:

– Вижу по глазам: думаешь, я за выкупом пришёл? Нет, никаких разговоров о деньгах. Для начала взгляни сюда, – подвинул он свёрток Максиму и тот, развернув кусок тёмно-синего бархата, увидел небольшой значок.

На чёрном фоне белела театральная маска с изуродованным правым глазом и кривым левым. Взяв её в руки, Максим обнаружил сзади гравировку из двух букв: «DR».

– И что означает это «DR»?

– Многие знания – многие печали, Максим Николаевич. Просто храни его в память о Вагизе, и, если вдруг возникнут сложности на любом уровне, от уголовников до чекистов, покажи знак старшему. Все проблемы решатся мгновенно. Прощай.

Усама достал из кармана портмоне, вытащил крупную купюру и, положив на стол, поднялся, собираясь уйти. Максим недоумённо поинтересовался:

– И это всё?

– А что ещё?

– Ну, ты хоть рассказал бы, так сказать, как погиб Вагиз.

Несколько секунд Усама раздумывал, затем сел обратно и спросил:

– Зачем тебе это? Ведь, насколько я понимаю, вы не были друзьями? Только учти, если хочешь услышать честный ответ, то и сам отвечай честно.

– Друзьями мы действительно не были, – подтвердил Максим. – У меня вообще нет друзей: я не склонен доверять окружающим, даже своей невесте. Тут другая тема. Родители Вагиза люди влиятельные и богатые, они давно ищут любую информацию о гибели сына, поэтому…

– Ясно, – перебил, улыбнувшись, Усама. – Что ж, дело хорошее, правильное. Я расскажу историю так, как следует передать родным. Запоминай. Второй раз повторять не стану. Случилось это в марте, после того как большинство боевиков с чудовищными потерями отошли из Грозного в горы. В один из РОПов[4 - * РОП (абррив.) – ротный опорный пункт.] пришёл местный житель с информацией: ночью село заняли моджахеды; женщины, дети и старики – в заложниках. Созвали оперативное совещание. Вагиз со своей разведгруппой вызвался проверить сведения и по возможности выманить сепаратистов. Укрепившись неподалёку от села, он отправил осведомителя к полевому командиру сообщить, что на окраине обнаружен спецназ федералов. Поначалу всё шло в соответствии с планом: боевики всей массой принялись выдавливать разведчиков в горы, откуда гяуры планировали отойти обратно в РОП, дав отработать артиллерии и авиации. Но оказалось, что сверху предусмотрительно прятался небольшой заградотряд, и Вагиза с сослуживцами взяли в клещи. Имелась узенькая тропка, по ней ещё представлялось возможным вырваться, и он приказал бойцам покинуть укрепление. Оставшись один, раскидал кругом дымовые шашки и минут десять создавал видимость активного сопротивления. Отстрелял все до единого патроны, потом постелил коврик и стал совершать намаз. Подошедшие моджахеды не решились убивать брата по вере, пока тот не закончит молитву. Затем командир, муджтахид[5 - * Муджтахид (араб.) – высокопоставленный факих (исламский богослов).] из Саудовской Аравии, завёл с ним богословскую беседу. Беседа шла на арабском, в ней постоянно упоминались Пророк, Иса, Махди и Даджаль. Вскоре, явно раздосадованный, командир приказал самому молодому местному парню сбегать в мечеть и позвать имама для разрешения спора. Не успел тот добраться до места, как на горы обрушился шквал огня. Когда обстрел закончился, в живых имам нашёл лишь обгоревшего умирающего осведомителя, который и поведал ему всё. При разговоре с тобой имам просил не упоминать его имени, поскольку война не окончена и жизни его может грозить опасность. Запомнил?

Максим кивнул и уточнил:

– Но ведь прекрасно известно, где именно пропал Вагиз. Вычислить местного имама не сложно. Вдруг родители решатся поехать сами и узнать подробности?

– Не переживай, он подтвердит сказанное тобой.

– Предположим, хотя я думаю, что история, мягко говоря, не вполне соответствует действительности. Это меня не касается. Зато касается вот это, – Максим показал Усаме значок с маской, чуть ли не ткнув им в лицо кавказцу. – Что за волшебная вещица, которая решает любые проблемы? Только не надо про многие знания: я уже дядя взрослый, так сказать, переживу. Выкладывай, как есть.

Некоторое время Усама молчал, затем знаком попросил подождать и вышел на улицу. За окнами ресторана Максим увидел, как тот с кем-то беседует по мобильному телефону. Вернувшись, чеченец подошёл и, наклонившись, прошептал на ухо:

– Всю необходимую информацию найдёшь дома в электронной почте. Просили передать следующее: захочешь узнать больше – обратись к своему ректору.

– А ты сам не в теме? – тихо поинтересовался Максим.

– Во многих знаниях – многие печали, Максим Николаевич. Иногда – слишком многие.

Эстетика

Как выглядит современное искусство? Кусок старой вешалки со свалки, выставленный в арт-галерее по цене трёх «Майбахов». Пара нотных тактов, позаимствованных у классического композитора, сыгранных на синтезаторе с наложенной сверху ритм-секцией. Переосмысленный сюжетец двухтысячелетней давности, выраженный на бумаге обсценной лексикой и обильно усыпанный физиологическими оправлениями.

Именно об этом в основном и писал журнал «Дрючь» в промежутках между семиотическими эссе об эстетике позы 69 в гомосексуализме и медицинскими трактатами о новейших тенденциях фармакологических барыг. Ссылку на статью оттуда под авторством некоего Шер Ами и обнаружил в письме Максим.

Текст оказался столь же наполненным новизной, как и пресловутая вешалка со свалки:

«Качели Шрёдингера, или конец эпохи постмодернизма.

Чтобы понять, чем закончится эпоха постмодернизма и что последует за ней, необходимо проследить нынешние тренды визуализированной политологической повестки.

Зайдём в это здание со служебного входа.

Итак, в наличии три основных вектора: социалистический в США, прежде всего выраженный в программе кандидата в президенты Барака Обамы от демократов; националистический в России, обозначенный курсом Владимира Путина; капиталистический в Китае, сформированный мировым рынком.

Что же такое американский социализм и как он выглядит на культурном уровне? Дабы не сильно углубляться в историю вопроса левого поворота, обозначим лишь основные вехи, приведшие к сегодняшнему положению дел. Великая Депрессия и последующее президентство Франклина Рузвельта вознесли на Олимп леваков, третируемых до той поры экзистенциально-оружейным клубом, известным как «Гувер сотоварищи». Пытавшиеся вернуть Америку в русло индивидуализма как фундамента либеральной матрицы Трумэн, Эйзенхауэр, Кеннеди и Джонсон лишь привели к фестивалю в Вудстоке 1969 года. Далее прочие деятели от Никсона и до Буша-старшего всячески усиливали взрывную мощь бомбы, заложенную длинноволосыми адептами свободной любви и ЛСД.

В семидесятых пришло время усталости от Системы. Это весьма точно спрогнозировано в том же 1969 году фильмом Джорджа Ромеро «Ночь живых мертвецов». Пробуждённый ото сна из могилы потребительской обыденности призраком коммунизма американский народ штурмует символический Белый Дом, в котором растерянные и паникующие политики не способны не то, что выработать сколь-нибудь эффективный план, но даже договориться между собой. На мысль о вероятном президентстве Обамы наталкивает чернокожий герой фильма Бен – единственный, кто пытается действовать на общее благо в сложившейся ситуации.