ДАДЖАЛЬ. Том 2. День как год

ДАДЖАЛЬ. Том 2. День как год
Дамир Меркадер

Дьявол испокон веков готовился к последней битве с силами добра. Теперь у него появилась надежда победить самого Всевышнего…

ДАДЖАЛЬ

Том 2. День как год

Дамир Меркадер

Редактор Дарья Фролова

Дизайнер обложки Денис Гречихин

© Дамир Меркадер, 2021

© Денис Гречихин, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-1512-4 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-8431-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается Аркадию Липовичу Шмиловичу

ПРЕДАНЫЙ ВСАДНИК

Судьба

Максим родился в обычной московской семье: мать – татарка, отец – алкоголик. Да и кто из московитов не татарин? Разве что приезжий. В улусе Золотой Орды и поныне потомки чингизидов единственные чувствуют себя коренными жителями, а остатки русских рабов – рабами и остались. Вот и берут их на поруки добрые татары, дабы те не спились окончательно, а то как-то неудобно получается: всё ж таки наследники великой цивилизации.

Так думал и сам Максим с раннего детства, с лёгким презрением господина поглядывая на сверстников. По его разумению, туповатые спиногрызы, что суетились вокруг в детском саду или во время прогулок на улице, требуют особого воспитания и отношения. В этом регулярно убеждал русский папа, в состоянии алкогольной деменции гонявшийся за членами семьи с топором. Недостаток воспитания подданных ощущался и следами ремня на пятой точке.

Читать мальчик начал рано, но не какие-то там детские книжечки, нет. Его интересовали история, точные науки и поиск сути мироздания. Поэтому, при поступлении в школу, удивлённой до икоты учительнице, попросившей рассказать сказку, Максим выдал фрагмент из «Истории государства Российского» Карамзина, а именно пересказал эпичные байки о нашествии Батыя. В конце добавил, мол, данные инверсии летописей Татищева – самая настоящая сказка, поскольку со времён непосредственных событий прошёл уже не один век. Учительница попросила мальчика подождать за дверью и, закинув под язык валидол, откровенно сказала матери:

– Чувствую, мы с вашим умником ещё наплачемся.

Но всё оказалось не так трагично. Он стал прилежным учеником, никогда не выставлял свои знания напоказ, да и вообще старался не выделяться среди других. Иногда предпочитал даже получить четвёрку в четверти, лишь бы не претендовать с чернью на заветную для любителей цацок золотую медаль. Развивался парнишка тоже по всем направлениям: сочетал музыкальную школу с недавно легализованными в Союзе восточными единоборствами, не ощущая того когнитивного диссонанса, который обычно возникает в головах у детей-интеллигентов.

И, вероятно, годам к сорока из Максима вышел бы средней руки политик областного масштаба: знающий, когда и где нужно воровать, а когда и народу кость кинуть. Но однажды случилась неприятная история.

Точнее, неприятной Максим счёл её сам.

В пятнадцать лет ему стало невыносимо тяжело учиться: оказалось, что вокруг полным-полно красивых девочек. У Кати большая грудь, у Лены аппетитная попа, а Лиля с Наташей имеют симпатичные мордашки…

Мир перевернулся с ног на голову. Физиология требовала своё. Впервые в жизни юноша по-настоящему взглянул на себя в зеркало и увидел там прыщавого полноватого мальчика, который никак не котировался на рынке местных самцов. Им Максим поначалу пробовал подражать, не имея опыта в подобных делах. Стал курить со всеми за гаражами у школы, пить пиво и портвейн – после чего долго блевал, но так, чтобы никто не видел. И даже пару раз успешно поучаствовал в массовых драках. Только толку от этого было ноль.

Будучи аналитиком по складу ума, Максим понял, что понижает собственный социальный статус до уровня подданных, и быстро отказался от подобных развлечений. Начались девяностые, и возможностей для реализации любых фантазий стало предостаточно. Но всё же требовался совет от кого-то, разбиравшегося в женском вопросе.

Дружбу Максим считал химерой для слабаков, не доверяя никому, и снисходил до общения лишь с двумя категориями людей: полезными и интересными. К полезным он относил более влиятельных, богатых и физически сильных сверстников. К интересным – тех, с кем можно в минуты меланхолии о чём-то поговорить.

Между первой и второй категориями как раз балансировал весьма и весьма необычный парень. Звали его Вагиз.

Он представлял собой сочетание несочетаемого. Родом из правоверной семьи татарских мусульман, уже к тринадцати годам перепробовал все виды наркотиков, остановившись на марихуане. Из алкоголя предпочитал водку «Black Death». А свободное время проводил в компании девиц с низкой социальной ответственностью. Родители лишь качали головой, отец же утешал мать, что, мол, сынуля скоро перебесится, совершит хадж – и Всевышний простит оболтуса.

Если Максим в силу жизненных обстоятельств вырос холериком с наклонностями психопата – в моменты особого бешенства он начинал бесконечно, словно мантру, повторять: «Убью, зарежу, расстреляю, сожгу, повешу» – то Вагиз был не просто апатичным флегматиком, а словно не замечал того, что происходит вокруг.

Для Вагиза существовал только Вагиз: остальные служили некоей актёрской труппой, призванной его развлекать. Но даже при таком отношении к окружающим он умудрялся пользоваться бешеной популярностью у противоположного пола. Там самым вызывал хроническое раздражение мужской половины коллектива и потому, будучи парнем субтильного телосложения, огребал по полной программе. Правда, подобные тонкие намёки до адресата не доходили: Вагиз считал всё это необходимой составляющей спектакля.

Именно к Вагизу Максим и решил обратиться за советом. Тем более соплеменнику открыться всегда легче. Пригласил его к себе, предварительно затарившись выпивкой и закуской на все имеющиеся карманные деньги.

Войдя в квартиру, тот, как обычно, не поздоровавшись, прошёл на кухню и уселся у окна забивать очередной косяк. Внезапно Максим понял, что чувствует себя некомфортно и не готов сразу говорить о главном.

– Слышал новый альбом «Мальчишника»? – поинтересовался он у спины парня чуть подрагивающим голосом.

– «Кегли»? Компульсивно-эротическая психоделика асоциальных психосоматиков. Хотя ты вряд ли понял хоть слово из тех, что я сказал, – выдал свой вердикт Вагиз и задымил, развернувшись к хозяину. – Ну, чего вылупился, как военком на патриота? Наливай давай.

Они выпили, обсудили предстоящие экзамены в школе, выпили ещё и, когда Вагиз демонстративно посмотрел на часы, Максим решил: пора переходить к сути.

– Слушай, мэн, я тебя, собственно, ради чего позвал. Нужен совет профессионала.

– Излагай, вынимательно ухаю, – пожал плечами Вагиз.

– Понимаешь… – замялся Максим, – у меня проблемы… ну, с этим делом…

– В смысле? Дисфункция одноглазого змея?

Парень грустно усмехнулся:

– Да нет. Как раз наоборот. Функционирует с превышением оборотов. А применения аппарату, так сказать, найти не могу. Думал, ты поможешь.

– Кутак баш[1 - * Кутак баш (татар.) – просьба отвязаться, выраженная в нецензурной форме.]! Я не по этой части, – возмутился Вагиз, – даже и некого тебе порекомендовать: с голубцами не общаюсь.

– Ты не понял. Я насчёт баб.

– А! – засмеялся тот. – Не дают, что ли?

Максим, густо покраснев, кивнул.

– Ну, тут всё просто. Главное, корочку-то сковырни, а там оно – как по маслу.

– Вот я и хотел узнать. Может, познакомишь с кем, дабы, так сказать, влиться в ряды бойцов сексуального фронта?

Вагиз задумался, налил себе ещё рюмку и, выпив, закусил далеко не халяльным сервелатом. Прожевав, задумчиво изрёк:

– Будь ты урыс[2 - *Урыс (татар.) – русский.], я бы подогнал какую-нибудь шмару, которая раздвинет ноги за бутылку ликёра. Но ты, хоть и полукровка, а всё ж таки татар[3 - *Татар (татар.) – татарин.]. Поэтому скажу, как родному: никогда не поздно начать. Сложнее потом соскочить. Я вот с героина слез, а с женской дырки не могу. Мой тебе совет, чувак: поступи в институт, потом в аспирантуру, и вот там уже, когда будешь заниматься научной работой, среди молоденьких студенток подыщи себе подходящую девочку. Чтоб и не дура набитая, и целка не сломана.

Подобное, хоть и в иных выражениях, Максим регулярно слышал от матери, но от Вагиза не ожидал. А тот, налив очередную рюмку, продолжил: