Клинком и сердцем. Том 3

– Кстати, где она? – встрепенулся Аластор. – Я должен её увидеть…

Мысли теснились, не желая облекаться в слова должным образом. Конечно, он не станет упрекать Айлин! Лу был прав, она не могла поступить иначе. Но он должен сказать ей… Сказать всё!

– Ушла, – отозвался Лу. – Сказала, что идёт в купальню, а потом к себе в комнату, забрать кое-какие вещи. Альс, ты же не думаешь, что девица обойдётся гребешком и парой лент, если вернулась домой? Да я бы сам сейчас из купальни неделю не вылез! Но надо подождать, пока всё заживёт…

Он продолжал болтать, и Аластора почти отпустила странная тревога, накатившая, стоило подумать о проведённом ритуале. Здесь полно могущественных магов, придумают что-нибудь! Главное, что всё закончилось. Ведь закончилось, правда?! И он, и Айлин с Лучано живы, почти здоровы, не покалечены. Айлин даже магию не потеряла! Всё остальное можно исправить или вытерпеть…

В дверь постучали, Лучано смолк, а в следующее мгновение она открылась, и в палату шагнул высокий худой человек в белом, которого узнал бы любой дворянин Дорвенанта. Серебро когда-то золотистых, а ныне седых волос, тёмно-серые проницательные глаза на бледном лице, почти лишённом морщин. И взгляд, безусловно, доброжелательный, но всё равно Аластору захотелось выпрямиться под ним, словно удерживая давящую тяжесть.

– Лорд Вальдерон, – спокойно сказал канцлер Аранвен, не спрашивая, а утверждая. И внимательно посмотрел на Аластора. – Сударь Фарелли…

Взгляд, похожий на арбалетный прицел, переместился на Лучано. Понятливый итлиец вскочил с постели, поклонился и заявил:

– Моё почтение, грандсиньоры! Кажется, моему еноту необходимо погулять. С вашего позволения!

Он подхватил Перлюрена и, дождавшись едва уловимого, но, несомненно, одобрительного кивка гостя, выскочил в коридор. А лорд-канцлер присел на стул напротив кровати Аластора, положил на колени кожаный футляр для бумаг и так же негромко уронил:

– Я чрезвычайно рад видеть вас живым и в добром здравии, ваше высочество.

«Началось», – подумал Аластор так равнодушно, будто слова первого человека в государстве после короля относились к кому-то другому.

– Прошу прощения, милорд, – сказал он с должной учтивостью, – но вы ошибаетесь. Я наследник рода Вальдерон и никем иным быть не могу. Полагаю, вам это известно лучше, чем любому другому. Если не ошибаюсь, это ведь вы устраивали брак моих родителей, – вовремя вспомнил он слова отца.

В тёмно-серых глазах канцлера появился интерес, и он посмотрел на Аластора ещё внимательнее. Несколько мгновений длилось молчание, потом Аранвен снова заговорил:

– Вы совершенно правы, мой юный лорд. Однако это положение дел перестало быть верным два дня назад. Вот здесь, – он показал на футляр, – документы геральдической королевской коллегии об исследовании вашей крови. Я приношу самые почтительные извинения, что ритуал провели без вашего ведома и позволения, но обстоятельства не позволяли с этим тянуть. Однако счастлив сообщить, что ваша принадлежность к роду Дорвеннов не может вызвать ни малейшего сомнения. Теперь вы самым законным образом подтверждённый и признанный принц крови, последний и единственный наследник трона по мужской линии.

– Признанный кем? – бросил Аластор, чувствуя, как внутри разгорается гнев. – Разве может признать бастарда кто-то другой, кроме его… отца?

– Это возможно в особых обстоятельствах, – бесстрастно ответил Аранвен. – Например, если родитель умер или погиб. В таком случае ответственность за установление истины берёт на себя геральдическая коллегия. Ваш случай далеко не единственный.

– А эта коллегия всегда ждёт больше двадцати лет?! – выдохнул Аластор. – А потом копается в грязном белье, чтобы разрушить семью? Опозорить женщину, которая и так пострадала, измазать грязью репутацию мужчины, который спас её и ребёнка? Милорд Аранвен, я глубоко благодарен вам за то, что обрёл в лице лорда Вальдерона настоящего отца. Но я отказываюсь признавать себя сыном человека, который так поступил с моей матерью. Не говоря уж о том, что он меня так и не признал. Да что там признать! За всю мою жизнь он уделил мне пару слов на представлении ко двору! И я должен иметь к нему какое-то отношение?!

Он чуть понизил голос, понимая, что говорит слишком громко. Но Аранвен, казалось, ничуть не оскорбился. Сложив изящные бледные руки на футляре с документами, он рассматривал собеседника с интересом, словно редкую книгу или диковинную зверюшку. Дождался, когда Аластор отдышится после приступа резкой боли, а потом сообщил так же ровно и спокойно:

– Я понимаю ваше возмущение, лорд Вальдерон.

Аластор хотел высказать всё остальное, что накипело на душе, но запнулся, услышав этот бесстрастный, чуть утомлённый голос, а главное – обращение! Канцлер с ним не спорил! Неужели… он признал доводы? Однако следующей фразой Аранвен подтвердил опасения, что лёгкой победы в этом споре Аластору не видать.

– Но прошу заметить, – уронил он, – что ритуал исследования крови подтверждает не отцовство, а принадлежность к определённому роду. Скажите, разве все остальные Дорвенны перед вами чем-то провинились?

– Причём тут они? – возмутился Аластор. – Вы же хотите, чтобы я признал себя сыном совершенно определённого Дорвенна! Именно того, который отказался от меня и матушки!

– Я? – приподнял серебристые брови канцлер. – Благие с вами, милорд. Неужели из моих слов можно сделать такой вывод? Я полностью разделяю ваше возмущение поступком его величества. Это было весьма непорядочно с его стороны. Правда, я могу поручиться честью, что король всю жизнь сожалел об этом, но слова мало что стоят без поступков. Поверьте, я вполне понимаю вашу привязанность к лорду Себастьяну и всецело её одобряю. Никто не требует от вас отказываться от рода Вальдеронов. В конце концов, вы единственный и признанный наследник.

– Ничего не понимаю, – вырвалось у Аластора. – Нельзя же быть одновременно Вальдероном и Дорвенном!

– Нельзя, – невозмутимо согласился канцлер. – Зато можно признать себя Дорвенном по крови и сохранить титул лорда Вальдерона в качестве одного из малых титулов, а затем передать его кому-то из своих детей. Что касается урона репутации ваших родителей, то… всё зависит от того, как представить это двору. Родить бастарда короля – поступок не слишком почтенный, но подарить Дорвенанту спасителя и восстановить едва не угасший великий род Дорвеннов – это милость Благих, не иначе. Не нам спорить с их решениями.

В палате стало так тихо, что Аластор прекрасно слышал листву, шелестящую за окном. А ещё быстрый и тут же прервавшийся стрёкот енота… Оставалось надеяться, что на последний звук обратил внимание только он.

– Вы всё продумали, да, ваша светлость? – сказал он так же тихо, как до этого Аранвен. – Скажите, а чем вас не устраивает возвести на трон одну из принцесс? Они совсем юны, но ведь можно назначить регента. Я не слишком хорошо разбираюсь в политике, но есть вы, есть лорд Бастельеро… Зачем вам именно я? Кровь Дорвеннов продолжится в детях их высочеств Алиеноры и Береники.

– Не по мужской линии, – возразил канцлер. – А учитывая, что принцессы пошли в мать, не сохранив родовые черты Дорвеннов, можно с уверенностью утверждать, что они унаследовали кровь Дорве в куда меньшей степени, чем вы.

Он вздохнул и проникновенно взглянул Аластору в глаза, а потом задумчиво поинтересовался:

– Могу ли я узнать, почему вы так упорно отвергаете то, что положено вам по праву? Обида на его величество? Это веский довод, но король, как бы он с вами ни обошёлся, умер, а Дорвенант жив и нуждается в вас. Это наследие ваших предков, милорд, ваша страна, и она молит вас о помощи. Юные принцессы, даже при наличии регента, это совсем не то, что нужно для уверенности в будущем. Никто не собирается лишать их подобающего положения, но трон и корона Дорве должны принадлежать тому, кто способен их удержать и защитить. Вы молоды, сильны, прекрасно воспитаны и овеяны героической славой спасителя – Дорвенант примет вас с радостью! Будучи королём, вы сможете повести его к процветанию. Право, я не понимаю вашего отказа от заслуженной награды…

– К процветанию? – фыркнул Аластор. – Милорд канцлер, я действительно выгляжу провинциальным неучем, способным поверить в эти красивые обещания? Вы пытаетесь всучить мне нищую страну, разорённую демонами даже меньше, чем её собственными лордами. Я проехал от столицы до южной окраины, и знаете, что я видел? Голодные деревни и города! Рынки с ценами, взлетевшими до небес. Необработанные земли. Жителей, которые косятся на каждого чужака, подозревая в нём грабителя. Менял, обманывающих путников и уверенных в своей безнаказанности. И селян, знающих, что скорее умрут от голода, чем получат помощь у своего сеньора! Процветание! Да будь Дорвенант лошадью, я бы посоветовал избавить её от мучений, сдав на скотобойню! Простите, милорд канцлер, но я с четырнадцати лет помогаю отцу вести хозяйство. На землях Вальдеронов порядок и то самое процветание, о котором вы говорите, но лишь потому, что мы с отцом старались ради этого много лет. Я знаю, что такое управлять большим поместьем! Это ежедневные заботы, которые никогда не заканчиваются! А вы хотите, чтобы я взял на себя ответственность за весь Дорвенант?! Чтобы отказался от собственной жизни, которая мне нравится, и полностью лишился свободы?! Ваша награда выглядит хуже каторги, с той, говорят, хоть сбежать можно! А от короны, которую сам согласился надеть, уже не сбежишь.

Он замолчал, с трудом переведя дух и вдруг устыдившись собственных слов. Теперь Аранвен будет думать, что имеет дело с трусом и лентяем, уходящим от исполнения долга. Ну и пусть думает! Потому что три недели путешествия к Разлому и даже готовность пожертвовать собой несравнимы с пожизненным исполнением обязанностей короля. Шагнуть в лапы хоть демонам, хоть самому Барготу – подвиг. А то, что предлагает Аранвен, – участь рабочей лошади, пусть даже этой лошади полагается самый лучший корм и богатая сбруя.

– Я чрезвычайно рад, что не ошибся в вас, лорд Аластор, – уронил канцлер, поднимаясь со стула. – И прошу только об одном – подумайте над собственными словами прежде, чем дадите мне окончательный ответ.

– Он окончательный! – упрямо заявил Аластор, но величественный лорд покачал головой, так что благородная серебряная седина блеснула на солнце.

– Позвольте мне пока его не принять, – мягко попросил он и, отступив на шаг, отвесил изысканный глубокий поклон, положенный для прощания с лицами королевской крови.

Аластор молча склонил голову, благо больному или раненому, лежащему в постели, это дозволялось. Оставив футляр с документами на столике у кровати, Аранвен прошествовал до самой двери, но возле неё обернулся и посмотрел на Аластора с прежним непроницаемым лицом. Только во взгляде его что-то изменилось.

– Я старый человек, лорд Аластор, – сказал он совершенно спокойно. – Врата Претёмных Садов кажутся мне всё ближе. Но в этой стране будет жить мой сын, мои родичи и множество других не безразличных мне людей. И я всей душой желаю, чтобы Дорвенант благоденствовал. Сейчас тот редкий миг, в который судьбу нашей страны можно повернуть к лучшему или к окончательной гибели. Будь у меня ещё одна жизнь, я бы с радостью потратил её на благо Дорвенанта, как уже потратил эту. О, я прекрасно знаю, какова цена, которую платят за власть. Ни один разумный человек не назовёт её малой. Но я всё же прошу… нет, я умоляю вас взять корону, чего бы это вам ни стоило. Кораблю, лишённому руля, не помогут поднятые паруса, они лишь скорее погубят его. Дорвенанту нужен король. А король, знающий, что власть – это не только удовольствия, нужен во много крат больше. Я навещу вас через несколько дней, с вашего позволения, но если примете решение раньше, прошу известить меня в любое время.

И он вышел, прикрыв за собой дверь и оставив Аластора растерянным и пристыженным.

Через несколько минут дверь открылась, и в палату проскользнул Лучано с Перлюреном на руках. Енот держал в лапах ветку с какими-то ягодами и упоённо лопал их, перемазав мордочку тёмным соком. Спустив его на пол, итлиец растянулся на своей кровати, лениво отщипнул кусочек оставшейся от завтрака булочки…

– Всё слышал? – прямо спросил Аластор, вспомнив стрекотанье под окном.

– Да, – спокойно ответил Лучано. Помолчал и добавил: – Но у меня нет приказа сообщать её величеству обо всём, что я вижу и слышу. Если только она не задаст прямой вопрос. Но… откуда ей знать, в каких именно кустах любит гулять Перлюрен?

– Вряд ли для неё это тайна, – буркнул Аластор. – То есть про меня, а не про Перлюрена. И… что думаешь?

– Ты спрашиваешь моего мнения? – изумился Лу, приподнявшись на локте и повернувшись к Аластору. – Становиться тебе королём или нет?!

– Это я и сам знаю, – с досадой отозвался Аластор, чувствуя себя дураком, потому что так и не нашёл в разговоре с канцлером нужных слов. Как можно объяснить, что отчаянно боишься не справиться? Это ведь тоже трусость, хоть и другого сорта, чем та, что он показал. – Корона мне не нужна! Я сын своего отца и никогда не хотел быть кем-то другим. Настоящего отца, понимаешь?

Он искоса глянул на Лучано, который достал платок и принялся старательно оттирать измазанную мордочку и лапы Перлюрена, словно в мире ничего нет важнее. Это Аластор мог понять, он и сам шёл чистить лошадей, когда нужно было хорошо подумать. Хм, выходит, Лу сейчас о чём-то усиленно размышляет? Потому что в последнее время енот отлично умывался и сам.

– Знаешь, Альс… – начал задумчиво Лучано, не поднимая взгляда от попискивающего зверька. – Я ничего не понимаю в ваших дорвенантских делах, но… Королева Беатрис – она ведь Риккарди, верно? Риккарди – это деньги, много денег. И если у ваших грандсиньоров есть капля разума, они не выпустят из рук такой золотой источник. Но если разума у них больше капли, то и остаться на троне регентшей при своих дочерях они Беатрис не позволят. Потому что Риккарди тогда очень быстро приберут к рукам весь Дорвенант. Страна у вас хоть и бедная, но выжать из неё можно много, если правильно взяться за дело, а Риккарди это умеют. Им плевать, сколько в девочках-принцессах итлийской крови, а сколько – дорвенантской, главное, чтобы могли подписывать векселя и правильно вышли замуж. И, думается мне, грандсиньор канцлер это понимает лучше нас. Поэтому остаёшься ты. Молодой, красивый, да ещё и герой. И он запихнёт тебя на трон, чего бы ему это ни стоило. А вернее, чего бы это ни стоило тебе.

– Не понимаю, – угрюмо сказал Аластор. – А если я не соглашусь? Нельзя короновать кого-то против его воли.

Лучано посмотрел на него с обидной жалостью, как на несмышлёного ребёнка, и мягко пояснил:

– Это ты сейчас так думаешь. На самом деле ещё как можно. М-м-м… Ну представь, ты откажешься – и что дальше?

– Уеду домой, – убеждённо отозвался Аластор. – В поместье. И носа больше в столицу не покажу! Пусть возводят на трон, кого хотят. В самих Аранвенах достаточно крови Дорве!