За рулём либо внезапно кто-то ослеп, либо там обезьяна, авто паркуется прямо на зелененьком газоне, на свежей травке, грязными колесами пачкает белый бордюр.
В стекло впечатываю средний палец.
Мы этот бордюр лишь на прошлой неделе побелили, неужели нельзя аккуратнее.
И кто там приехал, вообще, такой борзый. У наших студентов транспорт поскромнее, а я так, и вовсе, без колес, пользуюсь автобусом.
Носом прижимаюсь к стеклу.
Может, преподаватель новый?
Явление водителя дождаться не успеваю.
В открытые ворота вдруг влетает вторая икона автомобильной индустрии – белый Bentley, по кругу тонированный.
Тихо охаю.
Ещё один сумасшедший.
Он тоже, прямо по газону проносится. Тпру, резко тормозит в миллиметрах от забора, по пути давит свежепосаженные кустики.
Отшатываюсь от окна.
Не могу больше на это смотреть.
Существует три вещи, которые меня из себя выводят.
Первое – просьбы одногрупников не ставить Энки за прогулы, второе – некоторые передачи по ТНТ, и третье – хамы на дороге.
А эти двое точно. Некоронованные короли. Те, кто из лужи обольет с ног до головы, и сделает вид, что так и было.
Гуляю по коридору, кручу наручные часики, бросаю взгляды на двери ректората.
Сабантуй в кабинете затягивается.
Топчусь у дверей, постучать не решаюсь – у преподов какое-то оперативное собрание, а мне уже пора на пару, звонок давно был.
А у меня сегодня ещё студсовет на счёт первомайских праздников. А ещё надо умудриться как-то выгнать всех завтра на субботник.
Прижимаю к себе журнал, и кусаю губы. Зачем меня вызвали, я в конце концов, волнуюсь, уже минут пятнадцать тут в коридоре телепаюсь.
Приоткрываю дверь кабинета, заглядываю.
– …это последний на сегодня вопрос, – вещает ректор. – У одного отец прокурор города, у второго начальник автоинспекции, гм, да, – он суетливо разбирает документы на столе. – Отцы очень переживают. У парней есть дипломы юридического, поработают пока в нашем университете. Весь педсостав прошу проявить максимум внимания к новым преподавателям. И сильно не нагружать ребят.
Он вздыхает. И накручивает усы.
Мысленно присвистываю – ребят!
Это он о тех двоих, слабовидящих, что парковку нашу разнесли?
Новые преподы?
Блин.
– Прокурор – это Штерн что ли? – ахает зафкафедрой. Чешет большую родинку на щеке. – Это его сын к нам преподавателем? Да чему этот мажор студентов научит? Как в клубах таблетки глотать?
– Штерн и Воронцов ещё приедут, – продолжает ректор, не обращая внимания на шушуканье. – И проконтролируют нашу работу. И как тут сыновей приняли, как мальчики справляются.
Мальчики! Отлично они справляются, с кустиками вон живо разобрались.
– А что, нас надо контролировать? – наш любимый препод по философии, раскачанный брутал с бритой головой даже сейчас достоинства не теряет, неодобрительно морщится, – мы-то, вроде, не маленькие.
– Максим, есть люди, с которыми надо дружить, – устало поясняет ректор. – Штерн и Воронцов как раз под категорию "друзей" попадают. Пусть проверяют, нам не жалко. Главное с сыновьями их контакт найти. Надолго ребята вряд ли у нас задержатся, так что…
– Что там такое интересное? – в ухо забирается насмешливый шепот.
Отскакиваю от двери, налетаю на чью-то крепкую грудь в светлой футболке. Кофе в стаканчике, который мужчина перед собой держит плещется – украшает белоснежную ткань коричневым, и, похоже, горячим пятном.
– Ну ё-маё, – цедит он сквозь зубы. – Позавтракал, – косится на меня, усмехается, – чего застыла? Пошли в туалет, стирать будешь.
Смотрю на него – и внутри все переворачивается.
Я его знаю.
Это он.
Он, он.
Здесь.
Не может быть.
– Где тут у вас ректорат, мне сказали, что на втором этаже, – он крутит головой.
Завороженно слежу за ним, в себя прийти не могу.
Перед глазами оживает ночь, этот мужчина, его светловолосая макушка между моих ног, пальцы покалывает, до сих пор помню, как цеплялась в его волосы, мягкие, короткие.
Он сменил прическу, на лоб падает растрёпанная челка.
– Или все-таки в туалет с тобой пойдем? – он оттягивает футболку, мокрой тряпкой обтягивающую рельефную грудь. – Я Сергей.
Я в курсе.
И уже готова шлепнуться в обморок.
Как же так, откуда он тут взялся?