Достает из кармана белый платок. И черный литой телефон.
– Новый костюм, – говорит он. Вроде сам с собой, а, может, и мне предъявляет – такой у него обвинительный тон. Он куда-то звонит, прижав телефон плечом. Вытирается платком.
Сжимаю журнал и пячусь, смотрю, не могу оторваться.
Белая рубашка, залитая кофе. Лимонно-жёлтый галстук-бабочка. Он будто в насмешку такой нарядный, ведь саженцы у забора не пожалел, раздавил.
Плевать он хотел на наш универ.
Напыщенный сноб.
Мужчина, лишивший меня покоя.
Я так долго оправиться не могла.
После того, что они сделали.
– Это я, – представляется он в трубку.
Я. Отлично.
– Ярослав, – добавляет он.
Качаю головой. Он с сотового звонит, там уж наверняка определили, кто это, номер высветился.
– Мы так не договаривались, – о чем-то торгуется он. – На парковке я видел Сергея. У нас тут не Москва, но и не деревня, универов полно. Я с этим кидалой работать вместе не буду.
Кидалой?
Быстро моргаю.
А мне казалось – они друзья. Очень дружно мне наврали. Разделили меня тоже по-братски. И…коллективно забыли.
Ярослав ведь меня сейчас не узнал?
Может, и не надо мне тогда сбегать никуда?
Неуверенно подхожу ближе. Из динамика до меня долетает мужской лающий голос. Яр хмуро слушает. На полуслове отключает вызов и поднимает глаза.
Замираю на месте. Жалею, что очки остались в сумке, а сумка в кабинете.
Но и без очков он ничего интересного для себя не отмечает, взглядом скользит по моему лицу без косметики, тихим хмыком оценивает серую водолазку и свободные брюки.
– Ты извиниться хочешь? – он встаёт с лавки. Бросает на нее мокрый платок. – Чего тут трешься, м?
– Я тут учусь, – сдержанно отвечаю. Смотрю на него, поджимаю губы, и меня вдруг прорывает. – Лучшая студентка курса, на стипендии, вон там на доске висит моя фотография.
– Аплодирую стоя, – бросает он свысока на мое хвастовство. Сует телефон в карман, и на его красивом лице такая отчаянная скука написана, что я оскорбляюсь.
Той ночью они со мной не скучали. А сейчас просто забыли.
Они выкинули из жизни ненужный эпизод.
А у меня теперь память искалечена. Этими двумя.
– Где тут у вас ректорат? – врывается он в мои мысли. – Меня ждут.
– Подождут, – нагло отрезаю, на что он удивлённо вскидывает бровь. Отвожу глаза, и пока не растеряла запал быстро перехожу на официальный тон. – Меня зовут Ева, и я ответственна за внеучебную деятельность университета. Я видела из окна, как вы потоптали кустики. И вынуждена об этом доложить…
– Что я потоптал? – переспрашивает Яр с недоверчивой улыбкой. – Кустики?
– Да. Мы высадили вдоль забора саженцы, а вы на своем Bentley…
Он длинно, с огоньком, материт наш газон, нашу дыру, наши окна и меня, кажется.
Под этим речитативом краснею, закрываюсь журналом, слушаю, как его шаги удаляются, он сам пошел искать ректорат.
Из журнала на пол сыпятся справки.
Сажусь на корточки, исподлобья слежу за Яром.
Расправленные плечи, прямая спина, стремительные, широкие шаги – излишне самоуверен, непомерно красив.
Вздыхаю. К концу пар у студенток только одно желание останется, и это будет не "Ева, ради всего святого отстань со своим субботником", нет.
Как запрыгнуть в кровать к кому-нибудь из этих мажоров – вот о чем все будут думать, уверена.
Поднимаюсь с пола.
Яр читает таблички. Резко тормозит перед кабинетом и, рванув на себя дверь, скрывается в ректорате.
Глава 13. Ярослав
Отцу всего лишь сорок семь лет, а с головой уже непорядок.
Во-первых, эта его идиотская идея – отправить меня на «перевоспитание» в университет преподавателем. Сначала я лишь посмеялся: ну универ, ну студенты, впахивать я не собирался, зато сколько девочек будет – выбирай любую.
Но то, что папа явно сговорился со Штерном-старшим, планируя помирить нас с Серегой – это слишком!
Помирить… будто мы школота какая-то. Не из-за девки ссора и не из-за тачки. Не из-за ерунды. И посадив нас в одну песочницу дело не исправишь.
Лучше бы не лез.
«Одряхлеет, сдам в дом престарелых» – мрачно решаю я, и со всей дури толкаю кабинет в ректорат.
– Добрый день! Ярослав, – издевательски бодро представляюсь отстойной компании. – Ваш новый преподаватель юридической психологии.
Всей кожей чувствую взгляд бывшего лучшего друга. Мышцы на руках непроизвольно сокращаются, и я еле сдерживаю себя, чтобы не врезать ублюдку.