Дочь полка

Дочь полка
Дана Перловская

Действия этой непростой истории начинаются в 1942 году в оккупированном селе Лесково. Одиннадцатилетняя Катя отправляется за водой, не подозревая о том, что видит своих близких в последний раз. После трагедии в родном селе, девочка попадает в батальон. Там, в землянках и окопах, среди солдат, ей придётся начать другую, совершенно новую жизнь. Её ждёт нелёгкий путь, ведь детям на войне совсем не место.Содержит нецензурную брань.

Дана Перловская

Дочь полка

Дана Перловская

Дочь полка

Глава 1

Село «Лесково»

Действие нашей истории начинается в небольшом селе Лесково. Оно было тихим и прекрасным местом. Все дома были расположены близко друг к другу, создавая неровный круг. Сельская жизнь здесь кипела во всю, собственно говоря, как и в других сёлах: огороды, постройка сараев и новых изб, скотоводство. Домашние птицы: утки, гуси и индюки свободно паслись на улице, расхаживая между домов. Людей было мало, все друг друга знали и общались как родные. И вместе плакали, проводив мужей и сыновей на фронт в 1941. Но жизнь на этом не остановилась. Просто наполнилась постоянной тревогой и ожиданием. Только, словно и этого было мало.

Летом 1942 сюда пришли оккупанты. В первую очередь они расстреляли семью председателя колхоза, установили свои порядки и правила, отняли оставшуюся скотину, заняли лучшие избы. Жизнь поселенцев сильно изменилась: боялись лишний раз выйти на улицу, сказать неправильное слово и сделать что?то без разрешения и не по порядку. Оккупанты вытворяли ужасные вещи. Они показывали свою власть: унижали жителей, били их, подвергали насилию женщин. Местные ничего не могли сделать – под винтовку мог попасть кто угодно. Вот в таком ужасе и жили. В одном из домов была семья из пяти человек, состоящая из матери и четверых детей. Глава семейства погиб на фронте в декабре 1941. Их дом состоял из одной большой комнаты и сеней, где всегда стояла обувь: галоши, валенки и резиновые сапоги. В стену были вбиты гвозди, на которых висела тёплая одежда. На полу, под импровизированной вешалкой, стоял пыльный железный ящик с инструментами, принадлежащий главе семьи. Раньше он часто использовался. Дальше шла огромная комната: справа, к стене были придвинуты две железные кровати. На противоположной стороне стояла длинная, накрытая пледом лавочка, а рядом белая печь, на полках которой стояла посуда, а наверху были постелены подушки и одеяла. У окна расположен деревянный стол, накрытый уже пожелтевшей скатертью, в углу почётное место занимала полка, на которой стояли иконы и догоревшая свеча. Несмотря на то, что в то время почти все были атеистами, в этом доме были люди, которые верили в Бога. Над одной из кроватей висела покосившаяся семейная фотография: Камышевы сидели за тем самым кухонным столом с чистой белой скатертью. Покойный Алексей, любящий муж и отец, посадил к себе на колени своих троих сыновей. На вид ему было лет тридцать с небольшим, черноволосый, с небольшой сединой на висках, лицо всегда гладко выбрито. Из?под густых бровей на мир смотрели весёлые карие глаза. В зубах он держал папиросу. На коленях сидели годовалый Коля, трёхлетний Сева и четырёхлетний Костя. Все они были похожи на отца, а Севу и Костю могли даже спутать соседи из?за небольшой разницы в возрасте. Все с такими же волосами, как у отца, карими глазами и курносыми носиками. По другую сторону сидела худенькая невысокая женщина с длинными русыми волосами, круглыми зелёными глазами и острым носом. Это была Анна Васильевна, очень ласковая и тихая, хорошая мать и жена. Впереди неё сидела единственная дочь – восьмилетняя Катя. Волосы у неё тоже были чёрные, как ночь, глаза карие, а вот всё остальное девочка унаследовала от мамы: нос, худощавое телосложение и низкий рост. Хотя, чёрно – белая фотография не могла передать всех нюансов. Этот снимок был сделан три года назад. Сейчас, конечно же, всё изменилось. В данный момент в доме происходил тихий разговор:

– Ну мам… – поставила стакан на стол девочка. – У нас настолько мало воды, чтобы идти её набирать? – она посмотрела на запасы питья, а затем снова перевела взгляд на мать. – У нас достаточно её.

– Я знаю, – тихо говорила женщина и посмотрела с опаской на немцев, сидящих на лавочке в другом конце комнаты.

Они о чём?то оживлённо разговаривали на своём языке, иногда начинали смеяться, от чего порой становилось страшно.

– Но оккупанты приказали принести ещё. Причём срочно, – повернулась к дочери Анна, – так, что не спорь и делай то, что говорят. Ты же не хочешь, чтобы с нами случилось тоже самое, что и с семьёй Ватчиных?

Девочка отвела взгляд, вспоминая как жестоко фрицы обошлись с их знакомыми за то, что те ослушались правил и попытались выйти за территорию села. Их обвинили в партизанстве, заставили вырыть себе могилы, а потом расстреляли. Погибла мать и её двое сыновей, которым было всего по двенадцать лет. Мальчики были близнецами, постоянно шутившими и задиравшими девочек. Катя дружила и училась с ними в одном классе. Их смерть очень ударила по ней. До сих пор она помнила эти страшные выстрелы, душераздирающие крики, а затем тишину. Девочка не видела их смерти, но зато очень хорошо слышала всё происходящее.

– Я понимаю, – сказала она, – я наберу воды.

– Это хорошо, – перебирала нервно полотенце женщина. С тех пор, как оккупанты пришли в их дом, она стала очень неспокойной, постоянно чувствовала опасность и страх за жизнь детей. Её волосы были растрёпаны, бледное лицо и круги под глазами указывали на бессонные ночи. Наконец, Анна, слабо улыбнувшись, сказала. – Ты у меня умница. Я горжусь тобой, – она погладила дочь по голове и обняла так крепко, что девочка почувствовала стук её сердца, сегодня женщина была ещё взволнованнее обычного. – Будь осторожна, – она ещё раз краем глаза взглянула на немцев и отпустила дочь.

– Ну всё, иди. Только надень отцову телогрейку, на улице очень холодно.

Девочка подошла к немцам и тихо обратилась:

– Ich gehe etways Wasser holen. (Я пойду за водой).

Оккупанты одновременно замолкли и посмотрели на неё:

– In Richt ung des Flusses? (К реке?) – спросил один из них.

– Das verstehe ich nicht. (Я не понимаю), – помотала головой та и вжала голову в плечи.

Солдат махнул на неё рукой и продолжил беседу. Девочка обулась, накинула телогрейку своего погибшего отца и вышла на крыльцо.

На улице была осень, и в этом году она выдалась очень холодная. Ледяной ветер подул Кате в лицо, и та зажмурилась. Серые тучи затягивали небо, листья перемешались с грязью. Тут к ней, на прогнившее деревянное крыльцо, вбежали трое черноволосых мальчишек: четырёхлетний Коля, шестилетний Сева и семилетний Костя, её братья. Они стояли в ряд перед девочкой, все замёрзшие после долгого пребывания на улице.

– Ты куда? – спросил Костя.

– За водой, – потрепала его по голове та. – Вы всё сделали?

– Давно, – убрал руки за голову Сева.

– Катя, смотри! – подошёл к ней Коля и показал плоскую деревянную лошадку, у которой не было глаз и рта.

– А это откуда? – взяла у него игрушку девочка и повертела её в руках.

– Дядя Игорь ему вырезал, – ответил Сева.

Сорокалетнему мужчине пришлось остаться в селе из?за отсутствия одной ноги. Но он, несмотря ни на что, помогал женщинам прибить полки или что?нибудь починить. Передвигался он, опираясь руками на деревянную длинную палку. Дядя Игорь часто вырезал в свободное время детям различные игрушки из дерева.

– Я так понимаю, вы времени зря не теряли, – заметила девочка.

– Да, – потёр руки от холода Костя, – мы пойдём в хату.

– Хорошо, – кивнула Катя и спустилась вниз.

«Столько надо идти до реки…» – грустно подумала она и отправилась в путь.

По дороге из деревни девочка встретила тётю Валю и поздоровалась, но сутулая женщина с растрёпанными седыми волосами прошла мимо. Катя совсем не удивилась. У тёти Вали умер муж и трое детей, двое старших сыновей были убиты на фронте, а третья ещё крохой отправилась на тот свет из?за пропажи у матери молока. Женщина с тех пор молчит, потеряв последнего из родных. Катя подошла к будке, где был привязан рыжий пёс Пират. Он радостно кинулся к девочке и встал на задние лапы, натянув верёвку. Животному было четыре года и все его любили за весёлый нрав. Он играл с детьми, никогда не кусался и всегда встречал каждого с диким восторгом. Хозяин его сейчас воюет на фронте, поэтому животное осталось на попечение всему селу. Он никогда не оставался голодным: кто?нибудь, да приносил кусочек хлеба или наливал в железную миску похлёбку, приготовленную из остатков еды. Собака очень этому радовалась.

– Пират! – гладила собаку Катя. – Тяжело тебе, милый? Тяжело?

Пират взял в зубы часть верёвки, затем бросил её и снова подбежал к девочке.

– Я понимаю, понимаю, – чесала ему шею Катя. – Я бы с радостью тебя отвязала, но немцы не хотят, чтобы ты гулял на свободе. Понимаешь, родной?

С этими словами она встала и взяла ведро. Пёс сразу заскулил, стал переворачиваться на спину, изгибаться, прыгать, но ей нужно было идти. Выйдя в поле, девочка ощутила частичную свободу от оккупантов. Но это было ложное чувство. Никуда она не денется от них. Грустно вздохнув, Катя оглянулась на родное село и пошагала к лесу.

* * *

– Потом к нам подошёл дядя Игорь и отдал Коле Туку, – рассказывал Костя о их похождениях на улице.

– Туку? – поставила на стол кипяток Анна.

– Он её так назвал, – сделал глоток Сева. – Коль, как лошадку зовут? – повернулся он к младшему брату.

– Тука, – стучал игрушкой по столу тот.

– Ты мой хороший, – поцеловала его голову женщина. – Спасибо, что взяли его с собой.

Тут в дом вбежал запыхавшийся немец и, отдышавшись после бега, обратился к своим на их языке. Он проговорил что?то очень быстро, но взволнованно и эмоционально. Фрицы быстро вскочили с лавки и стали громко о чём?то спорить. Они восклицали и явно нервничали. После не очень длинного разговора, все поспешно вышли из дома, оставив женщину с детьми одну.

– Мама! – подбежал к Анне Коля. – Что происходит?

– Не знаю, мой хороший, – вздохнула тяжело та и обняла сыновей, – не знаю.