Дочь полка 2

– Выходи.

Василий передал свою пилотку Руслану Матеренко. Далее за ним последовало ещё три бойца, которых назвал маленький почтальон. Из медпункта вышли медсёстры и присоединились к остальным. Они тоже танцевали, правда не так, как солдаты. Их движение были не резкие, а более плавные и нежные:

– Наши девочки, – ласково сказал Фокин.

Только вот Марии Фёдоровны не было с ними. Она даже не вышла из медпункта. И понятно почему. Для неё не было письма. Катя заметила это ещё при первой раздаче. Когда дело дошло до врачей – конверты получили все, кроме Марии. В тот момент девочка очень сильно переволновалась. Думала, что потеряла такую ценную вещь, но Сорокин её успокоил и объяснил, что женщине уже долгое время никто не пишет.

– И что же? У неё никого нет, получается? – спрашивала Катя.

– Наверное, никого, – пожимал плечами Иван. – Мы не спрашивали.

Катя направилась в медпункт, где её давно ждали. Мария Фёдоровна куда-то уже запропастилась, а вот солдаты были наготове.

– Мы уже думали, что ты про нас забыла, – приподнялся Воронов Михаил.

– Нет, я про вас помню, – открыла сумку девочка и оглядела медпункт. – Плясать готовы? Хоть как-нибудь?

– Ну, прыгать не будем, – сел Антон Шевченко и взглянул на перебинтованную ногу.

– Давайте, – достала конверт та. – Так, первый у нас Дмитрий Павленко.

Она повернулась в сторону бойца, который лежал с перебинтованной головой.

– Вам, наверное, не нужно, – поспешно сказала Катя.

– Почему не нужно? – медленно уселся Дмитрий. – Руками помашу!

Так и танцевали наши подбитые ребята. Кому повезло больше – подпрыгивал на кровати. А те, кому не повезло от слова совсем – просто пели для товарищей со всеми остальными. В медпункте Кате пришлось задержаться. У одного из солдат голова была перебинтована вместе с глазами. Этим «везунчиком» оказался Николай Дроздов – тоже недавно прибывший солдат. Он остановил девочку и попросил прочитать ему письмо. Ждать до своего выздоровления было слишком тяжело, а ему так хотелось узнать, что пишет его дочка. Катя согласилась помочь. Она присела на корточки, развернула бережно бумагу и тихонько, в полголоса, стала читать, чтобы никто не услышал, кроме адресата. Открывать чужие письма было неприлично, но этот раз был исключением. Оказалось, что у Николая есть шестнадцатилетняя дочь Настенька. Судя по аккуратному круглому почерку, девочка старалась. В письме она писала о том, что очень скучает по отцу и очень его любит. Также Настя в свои шестнадцать лет устроилась на завод, где шьют одежду на фронт. Правда жаловалась, что у неё пока ничего не выходит. Все остальные девушки уже наловчились и делают всё быстро, а она нитку в иголку всунуть не может и напёрсток с пальца слетает. Все руки уже исколола. Но Настя обещала, что не сдастся и тоже «наловчится». Будет помогать стране. Дочитав до конца, Катя взглянула на Дроздова, который за всё это время не проронил ни слова, сосредоточившись на слушании. Хоть его глаза были не видны, но девочка поняла, что боец гордится:

– Работает, – проговорил тихо Николай. – Молодец какая.

Кате вспомнился её отец, и как она писала ему вместе с мамой и братьями. Ведь она тоже хвасталась тем, что помогает по хозяйству, учится готовить. Гордился ли ей папа? Девочка была уверена, что да. Какой родитель не испытывает гордость за своего ребёнка? Она свернула письмо в треугольник и всунула в руку Дроздову:

– Вот, – встала она и потёрла под коленями руками.

– Спасибо, – поблагодарил её Николай и провёл пальцами по краю конверта.

Катя отправилась в окопы. Там тоже были солдаты. Картина точно такая же: пляски, радостные возгласы, повторяющиеся популярные песни. Только места было меньше, поэтому бойцы загородили ей путь с двух сторон. Но итог, где бы он не был – в медпункте, в лагере, в окопах, всегда один – счастливые лица солдат. Такая искренняя улыбка была самой дорогой, самой ценной, самой согревающей. Катя смотрела на них и радовалась вместе с ними. Ей, так же, как и Марии Фёдоровне, некому было писать. Но девочке ничуть не было обидно. Всё-таки раздавать почту тоже хорошее занятие. После стрельбы с командиром, конечно.

* * *

Александр развернул письмо и уже собирался перечитать теперь знакомые ему строки, как сзади его по спине стукнула чья-то тяжёлая рука. Он обернулся и увидел запыхавшегося красного Сорокина:

– Меня заставили польку отплясывать, – выдохнул он и встал рядом с другом. – Ты своё получил?

– Давно, – показал исписанный лист командир и стал его сворачивать назад.

Если пришёл Иван, то почитать ему никто не даст.

– Всё-таки зараза ты, Сань, – сказал тот и убрал конверт в карман. – Не пляшешь.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Резанцев. – Тебе – то какое до этого дело?

– Хоть бы под ту же «Барыню». Все же скачут, – продолжал Иван.

– Ну ты как себе это представляешь? Я и танцы. Две несовместимые вещи. К тому же, я командир.

– Вот как раз я это себе прекрасно представляю! – поднял брови тот. – Помню, как ты вальс…

– Тише! – шикнул на него Александр и огляделся, нет ли кого поблизости. – Не здесь.

– Тебя Танька практически тащила, – продолжал издеваться приятель. – Ты ей все ноги оттоптал…

– Ваня!

Сорокин рассмеялся, задрав голову к небу:

– Не, ну ты интересный. Ты жениться собрался! Как на свадьбе – то будешь?

– До свадьбы ещё надо дожить, – вздохнул тот.

– Я тебе на то намекаю, что танцевать тебе всё – равно придётся.

– Вальс? На фронте?

– Не, ну некоторые танцуют, – пожал плечами Иван. – Фырова вспомни с Людкой.

– Вот ты меня и будешь учить, доумничаешься.

– Не, Сань, для этого нужна девушка.

– Ничего. Ты замечательно подойдёшь.

Сорокин хотел что-то сказать, но передумал. Александр не стал ждать его ответа и решил закончить тему. Он вытащил пачку папирос и протянул другу:

– Будешь?

– Обижаешь, – взял табак Сорокин.

Они закурили и стали наблюдать за происходящим в лагере. А вон и Катя возвращается с окопов с пустой сумкой. Маленький почтальон справился с задачей.

Глава 7

«Я же боец»

– Бьётся в тесной печурке огонь. На поленьях смола, как слеза. И поёт мне в землянке гармонь про улыбки ваши и глаза…

Катя остановилась и вытащила из ледяной воды бинт. Расправила его красными онемевшими пальцами и присмотрелась. «Нет», – подумала девочка, – «этот нужно ещё немного постирать». Она кинула его в воду и продолжила тихонько напевать: