Моя школьная девочка

Романов делает шаг назад, отводя руки и я, наконец, могу вдохнуть больше воздуха.

– Черт, Тина, все же было так круто! Нафига тебе надо было все портить?

– Я не хотела портить, – ною я, сползая по стволу вниз, не обращая внимания на терзающие спину зазубрины, – я хотела поговорить! Мне страшно, понимаешь!? Страшно! Я не хочу остаться без тебя! Я привыкла, что ты есть… Юр, я не хочу без тебя теперь…

Закрываю лицо ладонями, стараясь скрыть рыдания. Парень садится рядом на корточки, прижимая меня к себе.

– Все, не ной, – в его голосе нет ни капли сожаления, только раздражение. – Я тоже хочу тебя рядом, Тина. Но как ты себе это представляешь? Будешь жить рядом с моей казармой два года?

– А что, так можно?

– Нет, нельзя! Это армия! – бесится. – Я не хочу, чтобы ты теряла это время. Ты должна учиться и заниматься своей жизнью.

– Я не хочу без тебя!

– Да хватит ныть!

– Не могу! Не могу остановиться! Ты меня напугал!

– Все, успокойся.

Он садится на землю, усаживая меня на свои ноги, прижимает мою голову к своему плечу, и я успокаиваюсь, только когда его рука гладит мои волосы, проходясь от макушки до бедер.

– Не хотел пугать. Взбесился просто, – говорит теперь спокойно. – Мне казалось, мы все решили. Ты будешь жить в квартире и учиться, пока меня не будет. Мы сможем иногда видеться, я буду приезжать в увольнение, а ты ко мне на каникулы. А может, я вообще останусь служить в Москве, и мы будем недалеко друг от друга.

Смотрю на него. Что он только что сказал? Он будет приезжать или вообще останется в Москве? Шмыгаю носом и улыбаюсь во весь рот. Если так, мне не придется врать родителям и ехать туда, куда его пошлют.

– Это не то, чего ты хотела, но такой вариант хотя бы возможен.

Парень говорит недовольно, словно не хотел такого развития событий. Но я не буду акцентировать на этом внимание. Главное, он тоже не хочет разлучаться со мной. Вот! А говорил, слезы не действуют! Еще как действуют. Хоть было жутковато.

Всхлипываю, когда его рука пролазит через вырез на спине платья и касается поврежденной пальмой кожи.

– Что?

Он моментально вытаскивает ладонь, на которой виднеются следы крови. Этот разговор стоил мне разодранной спины.

– Какого?

Романов замирает буквально на пару секунд, рассматривая окрашенные пальцы, а затем вскакивает, аккуратно поднимая меня. Не успеваю понять, как оказываюсь к нему спиной, а он, убирая мои волосы, разглядывает спину в вырезе платья.

– Вот же черт! Пошли!

Тянет меня к стеклянному дому, и я иду за ним без малейшей капли сомнений.

***

Она сведет меня с ума! И не в том смысле, что я сражен ее красотой, хотя это первое, что бросилось в глаза при знакомстве. Ее нытье выбивает меня из колеи. Ненавижу все эти плаксиво-сопливые изливания души и невнятное бормотанье.

Посмотреть в глаза, обсудить проблему, найти решение – вот мой девиз. А не эта тактика затягивающего отступления. Кроме того, что еще обсуждать? Все давно решено. Мы не раз говорили об этом. Я не настаивал на том, чтобы она училась в Москве, но мое сердце чуть не разорвалось от счастья, когда она приняла это решение.

Что я могу предложить ей? Я собираюсь в армию, и не хочу прибегать к помощи отца или дяди Руса. Пойду служить туда, куда закинут. В этом для меня смысл – проверить себя. На что я способен?

Черт, как же все сложно!

Не понимал раньше, как тяжело будет уехать от нее. Когда Орловская заныла, я явно представил ее одну в Москве. Вот как она будет жить там без меня? Если к ней пристанет какой-нибудь козел? Взбесился от одной мысли об этом. И из-за того, что я не умею держать себя в руках, Тина теперь лежит на животе, а я обрабатываю мелкие ссадины на ее спине.

На спине, мать ее! Я впал в ступор на пару секунд и не мог пошевелить ни одной частью тела, когда снял с нее платье и увидел покрасневшую спину. Это слишком напомнило мне другую картину моей жизни.

Как я мог так сильно прижать ее к этой чертовой пальме? Как мог так разозлиться, чтобы не оценить ситуацию? Хорошо, что это всего лишь ссадины. Они быстро заживут и не оставят следов. Но думать о том, что причинил ей физическую боль невыносимо.

– Как ты?

– Юр, да мне не больно даже.

Вполне вероятно, что она не врет, так как ни разу не поморщилась и не закричала, пока я обрабатывал ранки. Но это не уменьшает чувство вины.

– Я не хотел, чтобы так вышло, – выдавить "извини" не получилось.

– Это даже хорошо, что так вышло. Зато теперь больше не злишься.

Нет, я злюсь… но я больше не могу причинить ей боль.

Наклеиваю два больших квадратных пластыря на спину Орловской, закрывая ими все мелкие порезы. Девчонка хочет перевернуться, но я не даю "Полежи пока так, надо, чтобы пластырь хорошо прилип". На самом деле я не хочу видеть ее лица, не хочу смотреть в ее глаза. Все происходит слишком рано, слишком быстро и я слишком виноват перед ней.

– Юр, ты не виноват. Я сама прислонилась слишком сильно, – Тина все же разворачивается ко мне лицом.

Я встречаю ее взгляд свободно. Не отвожу глаз. От ее улыбки становится легче. Вот только чему она улыбается? Тому, что я сказал насчет службы в Москве? Она именно этого и хотела? Маленькая хитрюга. Похоже, что я попался на провокацию.

Что ж, в следующий раз это не пройдет.

Глава 4

***

Каждое утро просыпаюсь с мыслью, что нужно было ехать в Солнечногорск с Романовым. А что? Была бы сейчас рядом с ним, ну… или… сняла бы квартирку, где ждала бы его. А не таскалась бы в универ, который наскучил через месяц учебы.

Солнечногорск. И название у города такое красивое. Солнечное.

До сих пор не понимаю, как Юре удалось отговорить меня последовать за ним.

На отходной парень был таким ласковым, что мне не хватило духу спорить с ним, и когда он попросил сосредоточиться на учебе, я покорно кивнула. А потом танцевала для него и в ответ на его «Не вздумай приезжать ко мне одна. Не хочу, чтобы ты ездила так далеко» тихо согласилась. А лежа на мягких подушках, разбросанных по полу холла его дачи, не смогла противостоять нежным прикосновениям дорогих рук, и пообещала вести себя прилично и не носить слишком открытых нарядов.

Его нет три месяца. Я не видела его три месяца. Я не прикасалась к нему три месяца. Я ненавижу словосочетание «три месяца».

Кривлюсь от яркого луча зимнего солнца, хвастливо ударившего меня в глаз, отразившись в зеркале. Ну вот, стрелка на веке криво пошла. А все потому, что я не могу ни на чем сосредоточиться. Дозвониться до своего парня я не могу, у них, видите ли, по телефону разговаривать можно только в определенное время. Так почему вчера, после обеда, когда было «это самое» время, он мне не позвонил? Оборзел совсем?

Грустно. Поправляю макияж. Зацепляю волосы у лица красивыми заколками с белыми бусинками, и увожу пряди в широкую косу. Показываю язык солнечному лучу, не вышло у него испортить мой макияж. Зато настроение идет вверх. Сегодня же пятница. Всего три пары, и то одна – физкультура. У меня как раз новый спортивный костюмчик веселого желтого цвета. А две первые пары – английский. Ха! Могу вообще на них не ходить.