Моя школьная девочка

– Мне стоит начинать бояться? – смеюсь я.

– О да! – смотрит хищно, ухмылка не сходит с его лица. – Скоро ты будешь просить меня остановиться. И, угадай, что?

– Что?

– Я не остановлюсь, хорошая.

И он действительно не останавливался. До восьми вечера: душ, еда, секс, душ, еда, секс…

Последний раз я просто лежала, а он пользовался моим телом по своему усмотрению, загибал как хотел, крутил, как ему надо. А я могла только кричать до хрипоты.

Я даже немного обрадовалась приходу гостей.

– Ты в норме? – смотрит на меня с жалостью, пока мои пятигорские друзья распаковывают пакеты на кухне.

– Вроде да, – хрипло говорю я.

Но, кажется, это не совсем правда. Горло саднит, похоже, я сорвала голос. Это вообще прилично так кричать? Мои губы распухли, как и соски. А еще моя нога болит, Юра слишком сильно выгнул ее.

– Тина, – обнимает меня, прижимая к своей твердой груди, – я не хотел так тебя мучить, просто не сдержался.

– Юр, мне понравилось, – улыбаюсь, – но будь все же аккуратнее, я вся в синяках, и … ты действительно сделал мне больно пару раз.

– Блин, – целует мой лоб, заставляя чувствовать свою к нему принадлежность, – я правда, не мог остановиться, я просто смотрю на тебя и возбуждаюсь. Я буду аккуратнее. Ты права.

– Конечно права, Юр, – не могу не улыбнуться, он смотрит так нежно, гладит меня по голове, – мне с этим телом еще жить.

– Тина, – смеется, – не поверишь, мне жить с этим же телом. Я понял тебя, я постараюсь быть аккуратнее.

– Очень на это надеюсь, – обнимаю его.

– Ладно, пошли, познакомишь меня со своими новыми знакомыми.

Парни пили всю ночь. Гости ушли только с рассветом. Я уже спала к тому времени.

***

Новые друзья Тины оказались нормальными парнями. Круто провести время с людьми, не носящими солдатскую форму и не писающими по расписанию. Да и учатся они в Москве, так что вполне возможно продолжить общение там, после дембеля, конечно. Но самое в этом хорошее, что на них можно положиться в отношении Тины. Она у меня девочка красивая. Очень. Но парни дали понять, что не претендуют на нее. А я дал понять, что пришибу любого, кто попробует претендовать. И теперь, пока они тут, Тина вполне сможет обратиться к ним с просьбой, если меня не окажется рядом.

Она спит, когда я, проводив гостей, валюсь рядом и забываюсь пьяным сном.

Просыпаюсь от звонка в дверь. Башка трещит. Но надо вставать, не хочу тратить увал на отсып. У меня сегодня планы до самого вечера.

Тина возится на кухне.

– Доброе утро, – улыбается мне, и внутри меня снова возникает непонятное чувство, рот сам растягивается в улыбке.

– Доброе, – целую ее.

– Юр, мне не хотелось готовить, я заказала завтрак.

Она прекрасно знает, что ее еду есть невозможно, но все равно делает вид, что умеет, но просто не хочет. А еще стесняется тратить деньги. Скорее всего, когда я вернусь в часть, она не потратит ни копейки из того, что я оставлю. Не знаю, как приучить ее к тому, что раз мы вместе, она может пользоваться моими деньгами. Я не обеднею. Вообще не представляю, на что она живет. Государство платит ей ежемесячное пособие, но скоро и его не будет. Роза сказала, Тина ничего не потратила из того, что я попросил ее оставить. И сейчас, увидевшись с ней, я точно это понимаю. Мне знакома вся одежда, которую я увидел на ней, и все остальные вещи. Значит, она не покупает себе ничего нового. Но у нее же все равно есть ежемесячные траты: средства гигиены (в одиннадцатом классе она закупала всякие бутыльки мешками, вся моя ванная заставлена ими), салоны, она ходила туда раньше каждые три недели. Да что там, одни таблетки, выписанные гинекологом, стоят не дешево. Надо поговорить с ней об этом.

Она не взяла ни купюры из стопки денег в шкафу, я проверил.

– Тина, – решил не откладывать, люблю, когда все четко, – почему ты денег не взяла?

Смущается. Сидит напротив, молчит, делает вид, что жует булочку с маком. Жду… Уже долго жует. Запивает теперь.

– Прожевала? – смеюсь.

– У меня есть пока деньги.

– Тина, давай говорить прямо, я не люблю юлить, ты знаешь. Ты не потратила ничего из того, что я оставлял. Ты не взяла ничего сейчас. На что ты живешь?

– Юр, разве это твое дело? – психует.

– Я ем сейчас за твой счет. Думаю, я имею право знать. Я просто не понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи.

– Мне не нужна твоя помощь. Я устроюсь на работу и …

– Ты не будешь работать, – резко перебиваю я ее. – Ты здесь из-за меня, и я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. И мы не уйдем отсюда, пока не обсудим всю эту ситуацию.

Молчит. Сохраняю спокойствие, во всяком случае, пытаюсь. Меня бесит, что она не может все рассказать. Не хочу, чтобы она что-то скрывала от меня. У нее не должно быть ничего, что надо скрывать. Она не должна делать вещей, которые придется утаивать от меня. Если человек не может прямо ответить на твой вопрос, значит, не хочет говорить чего-то. Это простая истина. Или это стыд? Скромность? Почему ей надо думать прежде, чем ответить на такой простой вопрос.

– Юр, – смотрит в тарелку, снова молчит, жду…

Молчание затягивается.

– Кристина, я не пойму, тебе есть что скрывать?

– С чего ты взял?

– Ответить не можешь, в глаза не смотришь. Если ты не готова быть откровенна со мной, то нахрена приехала? – она так и будет молчать, если не надавить на нее. – Куда ты тут устроишься? Официанткой пойдешь рабо…

– Мне стыдно! – кричит. – Стыдно, понимаешь, брать твои деньги! – вскакивает из-за стола. – Как будто я … как … как

– Во-первых, не ори! – бешусь, ненавижу, когда разговор проходит на повышенных тонах, но стараюсь сохранить голос ровным, – иди сюда, – подходит, притягиваю ее и усаживаю на колени. – Во-вторых, ты не как …, – понял, что она имела в виду содержанок, наверное, но я никогда к ней так не относился. – Мы вместе понимаешь? – смотрит на меня. – Что такого в том, что ты будешь пользоваться деньгами, которые у меня есть? Я беднее не стану. Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась.

– Я возьму, – говорит тихо и опускает голову, а мне хочется схватить ее за плечи и встряхнуть. – У меня уже почти ничего не осталось. Это были деньги еще от родителей, они дарили мне чек на день рождения.

– Посмотри на меня, – выполняет. – Ты не виновата, что осталась без родителей. Но ты не одна, у тебя есть я, – смотрю ей в глаза, она снова перемещает взгляд, смотрит на мое плечо, очень, наверное, красивое. – Нет ничего плохого в том, что ты разрешишь помочь себе. Я не предлагал бы тебе ничего, улети ты в Америку. Ты поступила бы в колледж, жила своей жизнью, без меня. Но ты осталась тут из-за меня, я имею право участвовать в твоей жизни.

Молчит. Меня начинает напрягать это молчание.

***

Мне не нравится этот разговор. Лицо загорается краской, а от неловкости бросает в жар. Мне не хочется брать его деньги. Но я должна на что-то жить. Чек на машину, подаренный родителями на прошлый день рождения не резиновый, часть его ушла на оплату билета до Лос-Анджелеса и такси до Мид-Сити. Билет мне купил Коршун, не хотел брать деньги, но я засунула их ему в карман. Не хватало еще, чтобы друзья моего парня помогали мне деньгами. Еще мне пришлось купить новый ноут, так как старый самолично решил уйти на пенсию. Так же я потратилась на ремонт посудомоечной машины в квартире Юры. Он не должен узнать об этом.