Мой школьный мальчик

– Я купил тебе билет на понедельник, – мой мозг выдает то, чего я не хотел говорить, и снова грубо.

– Что?

Она откладывает недоеденный пончик, цепляясь в меня вспыхнувшими глазами.

– Я не знаю, зачем сделал это, – опираюсь локтями о колени, ероша пальцами волосы. – Это вышло как-то автоматически. Майя сказала это и ушла. А я просто купил билет.

Ненавижу оправдываться. Но я, правда, поступил как придурок. Решил за нее, что она полетит домой почти на три дня позже.

– Слушай, – смотрю на ее, все еще шокированное лицо, – я сдам билет.

Тина мотает головой, и мне кажется, как-то разочарованно. Нет, только не это.

– Черт, не знаю, что на меня нашло. Я даже не помню, как зашел на этот сайт. Все получилось так быстро. Я просто решил, что ты должна быть со мной в пятницу. Я сдам билет, – повторяю, – я не тот, кто должен решать за тебя.

– Нет, ты не должен решать за меня, – тихо говорит она. – Но ты это сделал. Спасибо.

– Что?

А где ее «козел» или «придурок»? А еще я ждал удара.

– Я хочу остаться на выходные, – пухлые губы растягиваются в робкой улыбке, – но я не смогла бы сама сдать билет.

– Серьезно? То есть я не дебил?

Фух! Выдыхаю. Стало намного легче. Нет, стало просто круто! Я гений!

– Нет, – смеется девчонка. – Конечно, ты не должен был делать этого. Но я так мучилась, не зная, что делать. А теперь, когда ты сделал то, что хотела я, мне осталось только придумать, как сказать родителям, что я прилечу позже.

– Скажи им правду. Что в этом такого? Ты же должна сближаться с одноклассниками?

– Со всеми? – ее глаза снова озорно поблескивают.

– Да, – киваю, а затем притягиваю ее к себе одной рукой, – но не слишком близко, потому что я слежу за тобой.

– И принимаешь за меня решения, – она ерошит мои волосы, и целует в щеку, какие милости, – и помогаешь мне, и веселишь меня, и гуляешь со мной, и не знаешь, как сделать комплимент, по поводу нового маникюра.

– Он великолепен, – моментально реабилитируюсь я.

– Да ты что? – она удивленно расширяет глаза. – А какого цвета они были днем?

– Розового?

– Ты угадал! – девчонка смеется и отталкивает меня обеими руками.

– Нет, я запомнил, – вру я.

– Ладно, выкрутился, – смеется Орловская.

Поднимается, выкидывая в мусорку стаканчик кофе, а пакет берет с собой.

– Тебе надо начать одеваться теплее. Скоро похолодает.

– Еще сильнее? – Орловская ежится, кутается в шарф.

– Гораздо, – смеюсь я, – еще даже снег не выпал.

– Я пройдусь по магазинам с мамой, и девчонками, – при упоминании о доме улыбка на ее лице становится шире, да, она правда, очень хочет домой.

– В лагерь оденься потеплее, – не хочу, чтобы она простыла.

– О, папочка, но я хотела надеть короткую юбку, вот такую, – девчонка останавливается, проводя пальцем чуть ниже бедер, там, где заканчиваются виться ее волосы, и невинно хлопает глазами.

– Ты можешь надеть ее сразу, как мы вернемся в школу и зайдем в твою комнату, – улыбаюсь, облизывая губы.

– И я смогу потанцевать в ней вот так? – она делает телом волну, накручивая длинную прядь на палец.

– Возможно.

– Поточнее, папочка, – играется Тина, пританцовывает и вытягивает пухлые губки.

Притягиваю к себе ее лицо за подбородок, желание коснуться ее губ невыносимо, облизываю их. Тина прикрывает глаза, когда я пробую полную нижнюю губу, на которой еще остался вкус шоколада и кофе. «Ты шоколадная» выдыхаю, аккуратно прикасаясь ртом к уголку ее рта. «Ммм» – мычит Тина, и я усмехаюсь. Ей не терпится, и я знаю это. Ее губы раскрываются мне навстречу, но я играю языком лишь с одной их частью – нижней, и Тина, решив взять инициативу в свои руки, тянет меня за плечи, приподнимаясь на носочках, и вцепляется в меня губами. Нижняя часть моего, и без того возбужденного тела, твердеет в ту же секунду, как я чувствую в себе ее язычок. Вот же блин! Я с ума схожу от этой девчонки. Прижимаю ее к себе крепче…

– Романов!

Долбанный физрук! Тут то откуда взялся? Вздрагиваю от его резкого голоса, Тина тут же делает шаг назад, отстраняясь от меня и широченными глазами пялится за мою спину. Оборачиваюсь. В нашу сторону бежит фигура моего тренера, одетая в серый спортивный костюм. Вот придурок, даже шапку нацепил с идиотским помпоном. На пробежку он вышел! Другого времени не нашел? Почему именно сейчас? Гребанный кайфолом!

– Вам уже школы мало? – орет физрук, ровняясь с нами, но не останавливается, а делает поворот и бежит уже спиной, медленно отдаляясь от нас. – Орловская, я теперь за тобой тоже слежу, – он показывает двумя пальцами, как следит за Орловской, указывая ими на свои глаза, а затем на Тину.

– Бежали бы вы, – кричу я, потому что он уже метрах в пяти от нас, – а то дыхалку собьете.

– Смотри, чтобы я тебе кое-что не сбил, – ухмыляется физрук, да, он знает, что в миллионный раз обломал меня, и ему это нравится.

– По этому парку еще можно гулять, или тут уже висит табличка «Осторожно, маньяк» с вашей фоткой?

Я! Ненавижу! Гребанного! Физрука!

– Уже висит, – ржет тренер, – твою тоже прикрепили. Так что, Орловская, в темное время суток лучше с Романовым не выходить. Он у нас парень резвый. Да, Романов?

Я так взбешен, что готов разбить его морду, чтобы стереть долбанную ухмылку, а еще вдарить пару раз по шее, чтобы больше не слышать его голоса, который официально признан мною кайфоломным.

– Кстати, я в курсе про пятничную вечернику, – орет физрук, все еще двигаясь спиной вперед, – вот думаю, не проконтролировать ли.

Ну все, он меня достал. Беру пакет Тины из ее рук так быстро, что она даже возмутиться не успела, и кидаю со всей силы в бегущую фигуру. Попадаю прямо в физрука, но он ловит пакет, довольно вытаскивает последний пончик и откусывает половину.

– Спасибо! – ухмыляется он. – Как раз голоден!

Дмитрий Николаевич разворачивается и, махая нам на прощанье рукой, скоро удаляется.