Мой школьный мальчик

– Я не гражданка России. Я Орловская Кристина Владимировна. Гражданка США, – снова закашливаюсь, и девушка опять протягивает мне стакан с водой. – Я учусь в частной школе Гагарина. Все мои документы там. Я вышла в аптеку, мне стало плохо, села на скамейку, потом подошел этот парень. А дальше не помню.

– Мы созвонимся с твоей школой. А ты ни о чем не переживай, хорошо? Сейчас тебе принесут обед. Я хочу, чтобы ты все съела.

Девушка открывает дверь палаты, и врезается в мужчину, в котором я узнаю Дмитрия Николаевича.

– Орловская, Кристина Владимировна, – говорит он Лиде, – мне сказали она в этой палате.

– Да, Дмитрий Николаевич. Ее привезли вчера днем.

– Почему нам сразу не сообщили? – я еще не видела физрука таким злым, он практически заносит врача обратно в палату.

– Девочку привез незнакомый человек. У нее при себе не было никаких документов.

– Орловская, – от его яростного взгляда хочется накрыться одеялом с головой, – ты какого хера одна пошла?

– Дмитрий Николаевич, немедленно покиньте палату. Ребенок болен, – я поражена, эта хрупкая девушка ловко выталкивает каратиста из палаты, и закрывает дверь.

Я слышу их голоса за дверью, но не понимаю, о чем они говорят.

Мне приносят еду. Куриный бульон, гречневая каша с печенью и компот. Я съедаю половину бульона и откладываю поднос на тумбу. Больше не хочу. Зато от горячего бульона кашель накрывает меня с новой силой.

– Как чувствуешь себя?

В комнату снова заходит физрук, и мне становится не по себе. Если честно, я не знаю, как Юра постоянно пререкается с ним, мне этот человек кажется страшным.

– Извините, – голос хрипнет, теперь я говорю шепотом, – мне стало плохо, и я пошла в аптеку. Я не думала, что могу где-то упасть. Со мной никогда такого не случалось.

Хочется плакать, и я, как обычно, не сдерживаю себя.

– Кристина, не плачь, – его голос становится мягче, он не рявкает, как обычно, садится на стул, рядом со мной. – В школе все перепугались. Ученица пропала! Ты себе представляешь? Нам пришлось вызвать милицию. Это же происшествие. Но теперь все в порядке. Ты нашлась. Лида говорит, у тебя акклиматизация так прошла.

– Дмитрий Николаевич, я что, тут останусь?

– Да, на неделю, не больше. Они возьмут все необходимые анализы, – сейчас физрук похож на нормального взрослого человека, такого, к которым я привыкла, к которым можно обратиться за помощью. А не на того засранца, который гоняет всех по школе. Мне становится спокойнее. – Думали, что у тебя грипп, но ты просто простыла. У нас коварная погода, тебе стоит следить за здоровьем.

– Дмитрий Николаевич, а вы позвонили моим родителям?

– Пока нет. Мы думали, ты уехала на выходные к Романову, или к кому-то из одноклассников. Романов с дружками недоступны, остальные тебя не видели. Потом сторож сказал, что видел, как ты выходила. Можешь позвонить родителям, – он протягивает мне свой мобильник.

– Нет. Не хочу. Мама будет очень переживать. Мне не хочется их расстраивать.

– Но ты все равно должна рассказать им, что заболела.

– Расскажу, когда мне выдадут чек за лечение. Страховки у меня нет, так что мне все равно придется звонить родителям, чтобы они перевели мне денег.

– Кристина, ты полностью застрахована в этой школе. Ты вообще видела, сколько платят за твое обучение?

– То есть, им не придется ничего платить?

Мужчина мотает головой, и я расслабляюсь.

– Документы твои я принесу. Что тебе нужно? Телефон? Напиши список. Я пошлю кого-нибудь из учителей купить тебе все, что нужно.

– А я могу позвонить классной?

Краснею. Мне нужна одежда и белье, средства гигиены. Как я могу сказать Дмитрию Николаевичу об этом?

– Да, так будет лучше.

Физрук оставляет мне свой мобильник, и я звоню классной. Рассказываю где лежит то, что мне нужно. Зачем покупать что-то, если у меня все есть?

Учитель оставляет меня одну, и я засыпаю.

А открыв глаза, вижу темноту за окном. Сейчас ночь или еще вечер? Не поймешь. Темнеть начинает все раньше. Рядом стоит поднос с новой едой, приятно пахнет выпечкой. Голова еще болит. Я снова кашляю.

– Ты в порядке?

Вздрагиваю от неожиданного вопроса, донесшегося из темноты комнаты. Я думала, что одна в палате. Но в углу комнаты, на свободной кровати сидит Юра. Подходит. Садится рядом, прямо на кровать.

– Почему ты не сказала, что плохо чувствуешь себя?

– Ты не спрашивал, как я чувствую себя, когда уезжал.

– Я психанул, – он сжимает мою ладонь своей, и я не выдергиваю ее. – Ты просто вышла тогда из комнаты, ничего не объяснив, и я решил, что…

– Мне стало стыдно, ясно! – хрипло кричу я. – Потому что ты мучаешься из-за меня!

– Что? Мучаюсь?

– Да. Тебе тяжело, и я вижу это! – закашливаюсь, Юра терпеливо ждет. – Я не хочу мучить тебя! Ты не должен страдать из-за того, что я не могу…

– Да ты не должна мне ничего! – Юра не кричит, но произносит эту фразу непривычно эмоционально, а затем делает вдох и продолжает снова совершенно спокойно. – Я говорил тебе правду. Я не тороплю тебя. Ты не должна думать обо мне. Ты должна быть готова ко всему, что делаешь. Я устал говорить об этом, Тина, давай больше не будем.

– Спасибо, что пришел, – он прав, тема секса последнее время основная.

– Я не мог не прийти. Был недоступен, а когда перезвонил в школу, узнал, что ты в больнице. Я буду приходить каждый вечер. Я, кстати, принес твои вещи, – указывает на мою спортивную сумку. – Мне пришлось обшарить все твои шкафы, – он лукаво улыбается, – так что теперь я знаю всю твою подноготную.

Не спрашиваю значение последнего слова. Я наслаждаюсь тем, как он смотрит на меня. Я мечтала об этом взгляде все время, пока он вел себя как самодовольный козел.

– Ты нашел в комоде мои обнаженные фотки? – притворно ахаю.

– Что? – Юра вскакивает с кровати. – Вот же блин, где они лежат? Я зайду к тебе через пару часов, сразу, как найду их.

Хохочу, перебивая смех кашлем. Он такой смешной.

– Они в среднем шкафу, под моими трусиками.

– Ты мне пиз….? – Юра интересуется, не вру ли я.