Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла

Какое его ждало разочарование, когда Льёван решил вроде бы «случайно» отойти ненадолго к профессору Уильямсу – Эмели и Джеймс знали, что уйти на минуточку и оказаться в его компании – застрять на три «часика» за дивными беседами.

Их осталось трое. Дэниел из нежелания показаться грубым и невоспитанным передумал пересаживаться на свободные места: сверлящие экстравертные четыре глаза напротив допекали его – таких гиперактивных и настойчивых он встречал впервые….

Он целенаправленно не сдавался, продолжив наводить впечатление замкнутого и скучного человека, искусившись недовольной реакцией сверстников. Джеймс от нависшей скуки сразу же умозаключил: «Всё с ним понятно! Сноб! Подумаешь, мне… особенно то и хотелось… хотя… Рядом с Эмели вечно уши чешутся!» Эмели держалась, и была убеждена, что показная неприступность Дэниела – маска интеллигентности, за которой пряталась ранимость и недоверчивость; она внимательно следила за ним, отводя пристальный анализ лица на пилочку для ногтей (та иногда её выручала в неловких ситуациях).

Два «брата-акробата», перекинувшись разочарованными взглядами друг на друга, поджав губёхи и скрестив руки в замок, не могли смириться с тем, что им не удалось уломать Дэниела на знакомство – они всегда добивались расположения у любого, заводя человека в разговоре с полуслова, а тут…. Тотальный нокаут самонадеянности! Он же чувствовал высокомерную очевидность: «Очень настырные и неусидчивые. Мои предположения оказались верны… Силёнок у них маловато, чтобы развязать мне язык».

Общение представилось бесперспективной затеей… Дэниэл искрометно отвлёкся от имитированного чтения и еле сдерживал внутреннее хихиканье – его давно никто из посторонних так не веселил.

– Дэниэл, а почему ты едешь с Льёваном в Ильверейн? – решился спросить Джеймс.

– Мы давние знакомые, – ответил Дэниел, словно он не догадался о любопытстве студентов. – но в Ильверейн я еду на практику, в качестве престудента.

Данная новость взбесила Джеймса: «Теперь это личико будить нагло пилить своим загадочным взглядом…» – он не хотел признавать поражения, в отличие от Эмели, которая устала ухаживать за ногтями и наблюдать сквозное неприятие между двумя сверстниками, поэтому поступила как настоящая «умная» женщина:

– Ну, тогда может быть заново познакомимся?

Был установлен паритет. Но Дэниел продолжил сканировать с головы до пят манеры и привычки поведения новых собеседников.

Первым на очереди, оказался, Джеймс Фастелли – четырнадцатилетний парень с атлетичной внешностью: с крепкой шеей, крупными плечами и мускулистыми руками. Он был смугловатым, имел густые, как брови, так и кучерявые чёрные волосы, метал взглядом из дисков орехового цвета; горбинка на носу у межбровной переносицы говорила о высокой степени амбиций, самоуверенности в собственной неотразимости и расчётливости. Джеймс рисовался воплощением складного и заносчивого, но харизматичного юноши – Дэниел признавался в глубочайшей зависти – ему на самом деле всегда нравились бойкие, уверенные и порой бестактные люди, говорившие только то, что первым стрельнёт на ум – да и девушки, в целом, как остальные люди вешались к такого рода весельчакам, лидерам и душе компаний… Вряд ли кто-то способен устоять от заразного чувства юмора, оптимизма и желания быть впереди планеты всей…

Почему Дэниелу хотелось разглядеть внутренность и наружность в начале Джеймса? Всё очевидное – просто! Джеймс – противоположность и образ, к которому стремилась низкая самооценка Дэниела. А чем он не нравился Джеймсу? Наверное, задетым «Эго» – то есть было чему поучится, ведь его чрезмерная поведенческая открытость и прямолинейность иногда лишали способности видеть людей насквозь. Урок Дэниела заключался в том, что он наконец-то приблизился к ответу почему не обзавёлся товарищем или настоящим другом – всему виной несчастная демонстрация недоверия, наличие негативных установок, и последнее, корень зла – гордость одиночки, чьи убеждения считались «выше» и «правильнее» остальных обывателей.

Умелость Эмели разбавила атмосферу «липких» масок, теперь её «чуйка» симпатизировала Дэниелу – она отвечала взаимностью.

Эмели де Болуа – роскошная, высокая девушка, с огненно-рыжими волосами и волнистыми прядями, собранными в единых пушистый-распушистый хвост. Броские зелёные кошачьи глаза, тонкая переносица прямого носа, гладкая и ухоженная кожа; хлопающие ресницы очаровывали и обманывали – ну просто «красотка»! Хотя она не обладала хрупким женственным телосложением, её врожденное классическое женское начало создавало совершенство – нравилось пользоваться рациональным перфекционизмом, позволявший быть не во всём идеальной.

Быстрая уверенная речь Эмели позволила узнать много-много интересного…

Первое, она была первым исключением из правил, среди граждан Грейтфелла, но частично привитые манеры деловых жестов или мимики так и не выветривались свободолюбием. На самом деле, она восхваляла небеса, что имела возможность отдохнуть от чопорных демагогий, интеллектуальных вечеров, опер и балетов, политических диспутов и собраний только в Ильверейн, брала пример с философской расслабленности Джеймса – каким-то удивительным образом ей удавалось перещеголять успеваемость прилежных студентов.

Второе, Эмели помимо желания стать первоклассным заклинателем земли, её талант и любовь к моде лепили будущее перспективного дизайнера и модельера. Столько идей, нарядов, образов, не укладывались в представления Джеймса о том, что мастерская подруги существовала в полнейшем бедламе – творческом беспорядке. Упреки на неё не действовали – она считала, что делала своё дело на максимум, и, следовательно, находились издержки.

Третье, Эмели – ещё тот крепкий орешек, к ней в карман за словом не полезешь. Многим парням в академии, казалось, что она легкодоступная, но по итогу каждый узнавал, что она была способна любого «наглеца» и «скунса» взять, так сказать, крепко за мошонку и отстоять себя в схватке за право уважать её чувства и принципы…

После забавной истории Джеймса о том, как он на занятии химии залил всю лабораторию, испортив всей группе задания по основам магии, и тем самым спас всех от контрольного профессора Мюррея, Эмели шлепнула губами от неприятных воспоминаний, которые испортили её новый костюм, а вот Дэниел смеялся и уже не чувствовал скованности, словно его щекотали.

Несколько часов пролетело незаметно… Дэниел решил угостить попутчиков фирменным угощением Клары – в итоге её пирожки «обожествили». Поезд проехал через Александрийские врата и мчался по небесным рельсам, огибая высокие облачные долины. Солнце стало прозрачного, немного усыпляющего цвета. В самых низинах и обрывах, края плывущих островков отдавали нежной голубизной. Неощутимый страх высоты сковал, когда заглянул вниз – сплошные пушистые развивающиеся плотна.

– А сколько нам еще добираться? – спросил Дэниел.

– До Айседаля?! – хотела уточнить Эмели, но передумала и ответила на вскидку. – Примерно пять с половиной часов.

Аврора пролетала мимо Района Открытых летающих островов[15 - Р.О.Л.О – Район Открытых Летающих Островов – скопление искусственно созданных островных зон, на которых занимались реабилитацией экосистемы Земли (в частности военные и учёные выращивали чистые леса, водоёмы. В центре каждого острова находилось топливное ядро, которое заставляло остров находится в состоянии левитации. Искусственные острова были заброшены, после начала Двадцать пятой колониальной войны с Элионом, однако остались пребывать в состояние полёта за счёт магии.] – заброшенного края с перевернутыми «угольными» пирамидами: огромные и обширные плоские вершины застилались полянами и джунглями, блики искусственных водоёмов и водопадов стремились в морскую пропасть, редко попали в объектив руины домов. Дэниэл, увидев реальность очередного документального фильма делил мир на несколько горизонтов: один – земной, ничем не приметный, а второй – фантастичный, выходивший за рамки замочной скважины…

И тут… в призрачной дали показалось новое чудо – два танцующих дракона. Их крылья пускали маленькие искорки, чешуя сливалась с твердью летающих островов: они кружились, словно гимнасты, выполнявшие акробатические трюки, поднимались и плавно опускались, и в конце дальнего представления расправили крылья и… готовились уплывать…

– Это огненные ласточки, – пояснил Джеймс, как спортсмен и укротитель драконов. – они одни из единственных, кто любит покрасоваться, и живёт за приделами Диких Земель и Земли Драконов.

– Интересное у них название… – пытался опомниться Дэниел

– И не говори! – поддерживала Эмели, засмотревшись на грациозные движения «неземных» созданий, – Вот, кому известна настоящая свобода! Не то, что этим… – и указала взглядом на остальных пассажиров, вздохнув с упрёком. – Ничем их не удивишь…

Чёрные драконы кружили волновыми дугами пару мгновений, разогнались в чистой вышине и рыбками нырнули в небесные воды. Образовались облачные всплески, разрывы в долине затянулись.

Дэниел не заметил, как Джеймс и Эмели оставили его одного после наступления сумерек. Время мчалось сквозь ночную пустоту. В окне ничего нельзя разглядеть из-за плотного освещения – только расплывчатые отражения. Он уснул буквально на пару часов. Смена часовых поясов утомила его насмотренность непостоянными пейзажами.

– Эй, Дэниел, проснись – — будил Льёван. – Не хочу, чтобы пропустил…. Скоро мы прибудем в Айседаль.

Незаметно произошло снижение. Пассажирский поезд плыл по кромке моря, вдоль необитаемых берегов, его вагоны проносились – расступалась пенная линия; на отмели стеклянная вода отражала морскую траву и перекаты подводных растений; коралловые рифы выныривали около первой гряды юго-восточных островов, укрывавшие неприметную жемчужину архипелага – остров Дуан.[16 - Дуан – третий по величине остров архипелага Архатэрр («Дикие земли»). Является необитаемым. В первые дни I Магической эпохи являлся островом-порталом в другие измерения.] Среди гигантских роговых скал, принимавшие спокойные колебания в свои объятия, появилась небольшая цепочка из отдалённых клочков земли с широчайшими и песчаными береговыми линиями, окутанные тёмно-фиолетовой лагуной – за её пределами пролегала дорога из догоравших звёзд, отражаемых на поверхности: она с относительностью времени сливалась с единством чёрной таинственной уходящей темноты. За очередным «краем» прятался космический корабль «Ифлида» – разрушенный сферический истребитель, оставлявший напоминание о падении на землю метеоритом, чья ярость покоилась нескончаемым ритуалом океанического омовения: металлические блестящие остатки вбирали блики далёких светил, и их грани передвигались, сияя между трещинами крупных блоков и оголенных соединительных тканей гигантского шарообразного корпуса.

Сновидение – ярчайшее из возможных, словно не прекращалось…. Продолжалось…

Взгляд Дэниела померк и возродился в следующее мгновение – Айседаль.[17 - Айседаль (в переводе с эллерийского «край восходящих горизонтов») – один из крупных полуостровов, образованный на территории Дальнего Востока. До Тёмных тысячелетий был эвакуационными нейтральными землями. После появления магии стал «сердцем» магического мира на Земле.]

Чем дальше неслась Аврора, тем сильнее время в тот день откатывалось назад – иллюзия будущего. Магический огненный шар озарял пылающий горизонт над синим беззвёздным небом, свет которого проносился над морем беззаветным теплившимся раскатом. Ровная бессмертная ночная тишина медленно утопала в пути из расступавшегося алеющего и чешуйчатого золота.

Непредсказуемая дисгармония побережий плавно тащила за собой перекатывающийся солнечный диск, скрывала его за горами, которые назывались сопками. Выныривая из лесистых объятий, утро освещало бесчисленный беспорядок мысов с ближайшими скалистыми островками – «кекуры» увенчивались на вершинах мелкими кривыми деревьями из малахитовой хвои. Волнистые хаотичные долины, находясь в тени солнечных лучей, покрывались тёмно-зеленым и холодным пенистым налётом, обрываясь, оставляя насыпи из каменных бусин у кромок безмятежных берегов Тихого Океана.

Глубоководный нырок проносил мимо неопределённых просторов Айседаля. Здесь сочеталось несочетаемое: малозаметная, но редкая широта болотистых пустошей заменялись смешанными широколиственными лесами из тонкоствольного монгольского дуба, выпрыгивающих каштанов и затерявшихся ясеней; лещина переплелась с таежными высокими соснами, а те с редчайшими тисовыми аллеями, елями, пихтами и чёрными березами – это особенно наблюдалось в направлении к старинной уцелевшей горной цепи – Сихотэ-Алинь.

Эмели и Джеймс впечатлялись поэтическому взгляду Дэниела, который окутался всем сознанием в неизведанный мир божественного мгновения. Льёван не отвлекал его, и узрел воскрешение его непонятой мечты. Дэниел, тогда ещё не мог помыслить, что Айседаль станет для него тем самым непостижимым краем на стыке горизонтов, станет его землей обетованной – началом всех начал.

Звёздная ночь

Лиственный коридор из хилых деревьев разрастался на стволах плющом; высокая нескошенная сорняковая трава расстилалась вдоль одиноких дальних домов, а низменные кусты вдоль железной дороги цеплялись за густые заросли на склонах, создавая паутинистый ветвистый лабиринт.

Путь к Ильверейн пролегал через широкую тропу, разделявшая лесной простор от края мысовых скал, где морская даль заполнялась игрой мерцающего белого полотна. Солнце встало высоко и его ослепительный свет разгонял перистое небо. Утренняя прохлада ветра доносилась в такт шумом волн и сбавляла натиск нарастающей жары.

За крутым изогнутым поворотом дубовой аллеи показался обособленный необычный замок Ильверейн[18 - Ильверейн (в переводе с эллерийского «иль» – свет, «вер» – соединение, слияние», «рейн» – течение, река. Означает «Танец Солнца и Луны») – высшая академия магических искусств. Создана в 453 году н.в. первыми магами-повстанцами во времена повстанческой борьбы с гонениями.]. Льёван шел, Дэниэл, не спеша, по мере приближения, разглядывал выступающий и протяжённый застекленный боковой фасад, питавшийся теплом отражающих лучей; массивный купол отсылал классической архитектурных древних соборов; у отвесного края держалось соединение из колонн в несколько уровней.

Наружные основания Ильверейн мраморного тона перетекали в позолоченность, мелкие искривления стекол размывали четкость скульптурных орнаментов. Натуралистичные контуры создавали возрожденное небесное величие и композиционное нерукотворное единство.

Свободно гуляющий ветер сносил с ног на открытой местности широкого моста – сильнее гудел, проникая в прощелины грота, где рукоплескали чувственные волны. Поверхностные волнующие грани Бриллиантового моря качались, накладывались одна на другую – стальная синева боролась с ослепительными зеленовато-бирюзовыми пятнами.

Парадная полуарка отворила Дэниелу вход в центральный двор: тёмный, пустой и заброшенный – его мистическая глухота нарушалась старым пышным ясенем, одиноко окруженным светом, из толстой кроны которого просачивались ветви открытых павильонов и галерей, чья инаковость подчеркивалась карбоновыми соединениями с витражными башнями, стремившие стать частью сияния минерального кристалла, наполнявшийся подземной и наднебесной магической силой.

– Дэниел, лучше не отставай от меня. – поторапливал его Льёван. – Иначе от восхищения заблудишься….

– Хорошо… – Дэниел сжимал пальцами ладони от эстетического исступления, и после поспешил догонять мага.

Открылись врата вестибюля. Немыслимое… Посреди пространства, сиявшего янтарным светом, широкая парадная лестница вела невидимым изгибами на вверх. Отполированные полы полностью отражали мельчайшие детали, зеркальные стены и потолки освещали тонкие грани ступеней и балюстрад, статуи эйр вели прямиком в небесную высь. Многоступенчатая лестница первого этажа разделялась каменной водопадом минерального источника, а плотные заросли лазы простиралась везде.

Геометричная органика. Неисчислимые арки и колонны безграничными вершинами ветвей держали иллюзорные потолки, увенчанные фресками движущихся небес. Выше и выше, сплетение коридоров превращали пространство в райский гиперреалистичный лес из сверхматерии, которая содержала всю силу природного света солнца и серебряной луны в радужных мозаичных контрастах.

Зал с величественными статуями Ветряной Рехс и Огненной Арсалии[19 - Ветряная Рехс и Огненная Арсалия – первые эйры на Земле (763 – 903 год н.в.). Рехс первоначально была первым первородным магом воздуха и овладела землей после сестры Арсалии. Являются первыми выпускниками Ильверейн и основателями Драконьих гонок, а также магами выступавшие против репрессий Международной конфедерации.] провожал: слева к замкнутыми этажам, соединенным балконными переходами и более узкими, затемненными галереями; бархатная ширма скрывала главный коридор Ильверейн – Золотой путь – особенное место, то самое, которое Дэниел отдаленно пытался разглядеть вдалеке, проходя Мятную рощу. Зеркальные позолоченные полы и стены одаривали теплом каждого луча. Панорама нескончаемого окна открывала новый вид, затаивший дыхание: мостовая вела к скалистым берегам, отгороженным полесьем, уходившим за сопки – чем дальше приходилось идти, тем морской горизонт становился бескрайним, его голубизна прятала блики, водная гладь обретала внутренний покой.

Двери центрального зала Фартелла, где проходили празднества, общие собрания и ежегодная церемония посвящения, были закрыты и ожидали своего часа: за ними одна лестница спускалась в ботанический сад и академическую оранжерею, другая поднималась высоко в Юго-западное и Северо-восточное крыло замка. Вписанные в стены кариатиды искусно сопровождали Льёвана и Дэниела мимо Магического и Исторического залов, следовавшие друг за дружкой с помощью анфилад. Взбираясь, Дэниел, не успел опомниться, как широкомасштабное пространство выходило к путанице из мостовых переходов над глубокой пропастью, словно свежо-расплетённый клубок паутины. Льёван, говорил, что они находились в «сердце» Ильверейн – «Пересечение нитей».