В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

На следующий день я познакомился с директором. Он расспросил о биографии, планах на будущее. Его заинтересовали мой небольшой строительный опыт и мечта стать архитектором. И он предложил проводить занятия по начальному курсу введения в архитектурно-строительное мастерство. По сокращенной программе подготовки рабочих профессий на это отводилось небольшое количество часов. Скромной была и почасовая оплата. Поэтому параллельно я согласился занять одну из наиболее востребованных вакансий – воспитателя, аналог классного руководителя обычной школы. Не скрою, меня одолевали сомнения: справлюсь ли. Ведь еще несколько лет назад в школе я не входил в число примерных учеников. Правда, за два года испытаний я сильно изменился.

Неуверенность прошла при первом опыте общения с учащимися. Как правило, преобладала сельская молодежь, пережившая ужасы и унижения оккупации. Их общий образовательный уровень был невысоким. Но они отличались целеустремленным желанием овладеть рабочим ремеслом и зацепиться за городскую жизнь. По уровню начитанности, знаний и практического опыта я объективно чувствовал свое превосходство. Все, что я им рассказывал во время учебных занятий, они слушали с нескрываемым интересом. Интуиция подсказывала, что нужно сохранять определенную дистанцию и полностью исключить панибратство. Неожиданно для себя я довольно быстро освоил педагогическую роль наставника. Иногда проскальзывала мысль, что эта стезя могла бы стать моей профессией. Правда, если не стану архитектором.

С момента возвращения я рвался посетить родную школу и узнать о судьбе учителей и одноклассников. Наконец, в один из пасмурных зимних дней, направился по знакомым израненным улицам к школе. Я настолько привык к неприятным неожиданностям, что ничему не удивлялся. От большого светлого здания остались обгорелые, растрескавшиеся стены без крыши. Вся, некогда ухоженная, территория была по периметру обнесена высоким глухим забором. Случайные прохожие поведали, что в годы оккупации здесь размещалось гестапо. Здание было взорвано фашистами при отступлении. Постепенно мне удалось выяснить судьбу некоторых учителей и учащихся школы. Умерли директор и Гася Иосифовна. Были уничтожены во время карательных операций преподаватели географии и физкультуры, а также семья профессора Шера. Иван Глоба и Конон Рыжий добровольцами ушли в действующую армию. Часть знакомых горожан успели эвакуироваться и до сих пор не вернулись в Полтаву. Мне были также озвучены имена моих одноклассников, которые предпочли сотрудничать с оккупантами. Попытка выяснить судьбу Наталки не увенчалась успехом. В элитном доме напротив Петровского парка никто вразумительно не мог сообщить что-либо о семье директора комбината. Оставалось ждать и надеяться, что их возвращение – вопрос времени.

В канун Нового года мы получили бесценный подарок. С помощью юриста из комиссии нам выдали ордер на крохотную комнату в трехэтажном старом доме, который чудом не задела война. Он размещался внутри двора, примыкавшего к территории краеведческого музея. Из единственного окна открывался очень красивый вид на музей. Конечно, новое жилье нельзя было сравнить с нашей прежней просторной комнатой, но как же мы обрадовались! К тому времени вернулся из эвакуации дядя Яков с семьей и бабушкой. К счастью, их жилье чудом сохранилось и не подверглось разграблению. Новый год мы встретили вместе. Это стало хорошим предзнаменованием!

В конце февраля 1944 года произошло знакомство, которое повлияло на мои дальнейшие планы. В общем коридоре нашего нового пристанища проживала молодая особа с маленьким ребенком. Звали ее Марыся. Ее муж, с которым успели сыграть свадьбу, вскоре погиб на войне. Мама приобщала ее к швейному делу, чтобы она имела хотя бы небольшой заработок в дополнение к скромным выплатам за погибшего мужа. К ней в гости наведывался гусарской внешности военный. При знакомстве, щелкнув каблуками до блеска начищенных хромовых сапог, представился: «Подполковник Александр Никульшин»[29 - Никульшин Александр Николаевич (род. в 1902 г.) – русский, член ВКП(б) с 1920 г., в Красной армии с 1918 г., участник Гражданской войны, был ранен.]. Он командовал воинской частью, круглосуточно охранявшей аэродром, которому вскоре было суждено стать базой для знаменитых «летающих крепостей» союзников[30 - «Летающие крепости», то есть стратегические бомбардировщики B-17, появились в Полтаве 2 июня 1944 г., после успешного проведения операции «Фрэнтик». Размещение американских самолетов в Полтаве вызвало ответную реакцию фашистов – 22 июня 1944 г., ровно через три года после начала войны, аэродром подвергся массированной бомбардировке. Американские ВВС окончательно покинули Полтаву в сентябре – октябре 1944 г.]. Но не буду забегать вперед.

Его заинтересовали зигзаги моего короткого жизненного пути. Резюме его было по-военному четким и конкретным:

– Уровень воспитателя ФЗО мелковат. Предлагаю вольнонаемную должность моего личного адъютанта при штабе. Будешь выполнять различные поручения, включая художественное оформление боевых листков и другой наглядной агитации. Людей у нас много, но всем медведь лапой на руку наступил. Денежное довольствие будет значительно выше. Хороший продуктовый паек. Новое обмундирование. Трудовой стаж с повышающим военным коэффициентом. Думай без затяжки.

Я согласился. Работа воспитателя школы ФЗО мне нравилась, но утомляли ночные дежурства в общежитии, которое находилось на далекой окраине города. Темнело рано, улицы практически не освещались. Опасность ограбления таилась в каждом разрушенном доме. Поэтому мама всегда очень волновалась. Директор был огорчен моим заявлением об уходе. Но мы нашли компромисс. За мной сохранили проведение занятий по курсу архитектурно-строительного мастерства два раза в неделю. Мама также продолжала учить молодежь швейному делу. С помощью директора Яна стала посещать детский сад и заметно выросла. Не по возрасту смышленая, любознательная и развитая, она запоем перечитывала детские книжки. Отличалась некапризным, спокойным, немного замкнутым характером. До школы ей оставалось менее полутора лет.

Адъютант товарища подполковника

Итак, я доложил подполковнику Никульшину, что готов поступить в его распоряжение. На следующий день через контрольно-пропускной пункт прошел на территорию штаба. Он размещался в центре города, на пустыре, созданном в результате расчистки целого квартала от разрушенных строений. Мое появление вызвало оживление среди женской половины штаба. Они буквально устроили мне смотрины. К счастью, я не испытывал робости от многочисленных взоров красоток в военной форме. Их полусерьезные-полушутливые вопросы выражали чисто женские интересы к сильной половине человечества. Бойкая курносая толстушка с рыжей копной волос суетилась больше всех:

– Девушки, торопитесь, появился новый жених!

Я отвечал в унисон:

– Почему вы так решили? Я, между прочим, многократно разведен и имею кучу внебрачных детей.

Девушки со смехом отвечали:

– Быть не может! А с виду – молодой и явно несемейный хлопец! Жених, жених, однозначно!

Одна из девушек стояла особняком. Взгляд ее был проникновенным и серьезным. Я интуитивно перехватил его. Это была далеко не банальная любовь с первого взгляда. Но, кроме нее, я уже никого не замечал.

Тем временем появился подполковник Никульшин:

– Вы что так хищно обступили новичка? Марш по местам!

Он провел меня в большой кабинет, увешанный картами и самодельными рисунками. Уловив мой интерес, он пояснил:

– Увлекаюсь в свободное время, хотя понимаю, что не Шишкин.

Он пригласил в кабинет одного из своих помощников. Я передал ему все необходимые для оформления документы. В этот же день меня зачислили в штаб воинской части. Затем подполковник ввел в курс предстоящих обязанностей. Они были довольно разнообразными и требовали быстрой реакции на самые неожиданные поручения. В особом отделе я дал подписку о строгом соблюдении режима секретности. Мне предстояло сопровождать подполковника во всех его инспекционных выездах в качестве личного адъютанта.

В этот же день я получил новый комплект военного обмундирования, в которое не мешкая переоделся. Гражданскую одежду аккуратно уложил в вещевой мешок. Во время обеденного перерыва подошел к обворожившей меня незнакомке и представился. Она протянула мне руку и тихим голосом с украинским акцентом произнесла:

– Мое имя Валентина. Фамилия – Корытная. Работаю вольнонаемной в машинописном отделе.

На мое предложение после трудового дня встретиться за пределами территории штаба она, чуть помедлив, ответила утвердительным кивком. У вольнонаемных, в отличие от военнослужащих, был нормированный режим работы. Правда, существовала оговорка. В случае необходимости, в условиях военной обстановки, их могли вызвать в любое время дня и ночи.

Вечером, выйдя за пределы территории штаба, я стал медленно прогуливаться взад и вперед по слегка заснеженной улице. Вскоре показалась Валентина. Я невольно залюбовался ее стройной фигурой в светло-бежевом приталенном пальто. Из-под вязаной шапочки выбивались золотистого цвета волосы, обрамлявшие красивое лицо с большими голубыми глазами. Мы медленно направились в сторону одной из отдаленных окраин города, застроенной небольшими частными домами. В одном из них Валентина проживала вместе с родителями. По дороге, не дожидаясь вопросов, она поведала о своей жизни:

– До сих пор не пойму, что заставило меня незадолго до войны выйти замуж за нелюбимого человека. Я счастливо жила с родителями. Папа – известный в Полтаве краснодеревщик. Он делал на заказ штучную мебель важным партийным работникам. Нас три девочки в семье. Сестры рано повыходили замуж. И мама постоянно намекала, что не стоит засиживаться в девках. А мне не хотелось спешить. Я только-только окончила педагогический техникум. И вдруг появился один военный. Прохода мне не давал. Осыпал подарками. Папе не понравился, а мама стала досаждать, что это моя судьба. Под ее давлением я согласилась. Уехали по месту его службы на Дальний Восток. Первое время было ничего. Даже не любя, стала привыкать. Потом начал пить да еще изменять направо-налево. В пьяном угаре даже руку на меня поднимал. Я его возненавидела. Но деваться было некуда. Началась война. Его отправили на фронт. Вначале приходили покаянные письма. Затем длительное молчание и похоронка. Я два года жила одна-одинешенька в военном городке в страшной глухомани. Хорошо еще, что у нас не было детей. Затем вернулась к родным, возненавидев всех мужиков. Липнут как мухи! А на деле напоминают моего непутевого мужа.

Я понял, что у нее на душе наболело и ей хочется с кем-то поделиться. Но она давно замкнулась в себе. Отсюда сдержанная манера поведения и отсутствие улыбки. В то же время удивила ее откровенность. Осторожно, чтобы не обидеть, задал ей этот вопрос. Она, пожав плечами, ответила:

– Сама не знаю. Какое-то необъяснимое внутреннее чувство доверия. Хотя, может быть, оно окажется обманчивым. Я слишком часто ошибалась в жизни.

Я возразил:

– Не могут быть все одинаковыми и плохими. Могу доказать!

Она ответила моей излюбленной фразой:

– Поживем – увидим.

Какое-то время шли молча. Чтобы продолжить знакомство, я без утайки поведал о себе и своих родителях. Она слушала не перебивая, с большим интересом. Когда я замолк, Валентина сказала:

– Я поражена, сколько всего выпало на вашу долю!

Долгий путь к ее дому показался мне очень коротким. Мы остановились у калитки. Расставаться не хотелось. Но время было позднее, и я понимал, в каком тревожном состоянии находится мама. Мы стали прощаться. Я невольно притянул Валентину к себе. Она мягко отстранилась и мило погрозила пальчиком:

– Не опережай события. Иначе я подумаю, что ты обычный кобель!

Она перешла на «ты». Это уже был шаг вперед. По темным улицам я как можно быстрее ринулся домой. Безлюдье иногда нарушалось запоздалыми встречными. Пошатывающийся мужичок навеселе прохрипел пропитым голосом:

– Дай прикурить, а то невмоготу! Готов убить за сигарету.

Я бросил на ходу, что некурящий.