В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Даниил Семенович Галкин

Это уникальная книга уникального человека: она охватывает огромный отрезок времени отечественной истории, начиная с 1930-х годов до первого десятилетия XXI века. Люди, события, страны и континенты представлены сквозь призму восприятия профессионального архитектора.

Мастера архитектуры Иван Жолтовский, Борис Иофан и Каро Алабян, блистательные актрисы Клара Лучко, Любовь Орлова и Людмила Целиковская, путешественники Зикмунд и Ганзелка, политики и государственные деятели Алексей Косыгин, Николай Подгорный, Петр Машеров, Гейдар Алиев и Екатерина Фурцева, Иосип Броз Тито, а также другие деятели XX века оживают на страницах мемуаров Д. С. Галкина, заслуженного архитектора Российской Федерации, лауреата премий Совета министров СССР. Нашла отражение в книге и «украинская тема» 1930–1940-х годов.

Тонкая наблюдательность, юмор, богатый жизненный опыт позволяют автору создать увлекательное повествование, которое будет интересно всем, кому довелось жить в непростую эпоху перемен и задумываться над происходящим в стране и мире.

Даниил Галкин

В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Примечания и комментарии Д. Н. Бакуна и С. Д. Галкина

© Галкин Д. С., 2015

* * *

Светлой памяти моих родителей, жены Дориты, близких родственников, выдающихся учителей, коллег и друзей по архитектурному поприщу

…архитектура – тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания и когда уже ничто не говорит о погибшем народе. Пусть же она хоть отрывками является среди наших городов в таком виде, в каком она была… чтобы при взгляде на нее осенила нас мысль о минувшей его жизни… и вызывала бы у нас благодарность за его существование, бывшее ступенью нашего собственного возвышения.

    Н. В. Гоголь

Архитектура – это азбука гигантов, величайшая система видимых символов, когда-либо созданная.

    Гилберт Честертон

Архитектура – выразительница нравов.

    Оноре де Бальзак

На перепутье веков. К читателю

Зодчество было главной летописью человечества.

    Виктор Гюго

Шесть десятилетий в стремительном потоке событий – мой увлекательный, но ухабистый путь на архитектурном поприще. В среднем он равновелик человеческой жизни от рождения до выхода на пенсию. Эти десятилетия охватывают большую часть XX и начало XXI века. На рубеже двух столетий мы стали свидетелями драматических событий глобального масштаба. Весь мир изменился до неузнаваемости. Огромный скачок совершила за это время и архитектура.

С доисторических времен человечество укрывалось от воздействий природы в искусственной среде обитания. Поэтому мне думается, что архитектура – один из древнейших видов человеческой деятельности. В бесконечных творениях самых разных стилей она, как застывшая музыка в камне, стала летописью культурных эпох. Опираясь на трех китов – науку, технику и искусство, архитектура наглядно обозначает путь цивилизации от ее истоков до сегодняшних дней.

Итак, что заставило меня взяться за перо? По возрастным параметрам я отношусь к категории детей войны, «последних из могикан». Большая часть сознательной и творческой жизни моего поколения совпала с советским периодом российской истории. Наш менталитет формировался в атмосфере жесткого идеологического прессинга. Это, конечно, сказывалось и на профессиональной деятельности архитекторов. Но, несмотря на все препоны, жизнь шла вперед. В «сводном оркестре» исполнителей жизненной симфонии одна из первых скрипок, по справедливости, принадлежит относительно небольшому архитектурному содружеству. Многоступенчатый творческий процесс проектирования зданий и сооружений – от первых замыслов до осуществления – незаслуженно мало отражен в огромном потоке исторической литературы. Это и стало одной из причин, подтолкнувших меня к написанию мемуаров – рискованному, быть может, безрассудному порыву.

Вместе с тем, на мой взгляд, книга о самой созидательной сфере деятельности человека на Земле заслуживает того, чтобы ее прочитали. На страницах этой книги моя творческая жизнь в архитектуре переплетена с наиболее интересными событиями, которые неразрывно связаны с образами самых дорогих и близких людей – ушедших и ныне здравствующих.

На старте работы над книгой меня одолевали неизбежные сомнения. Ведь написать мемуары – как еще раз прожить целую жизнь! Но генеральный директор издательства «Грифон» Е. Э. Будыгина одобрила идею книги и помогла моему замыслу воплотиться в реальность.

Потребовалось почти два года напряженного труда для «рождения» рукописи книги. Это стало возможным благодаря бесценной помощи и большому опыту «литературного дирижирования» главного редактора издательства Д. Н. Бакуна, который с филигранным тактом и терпением опекал автора книги, предлагаемой на суд читателей. Особая благодарность – моему сыну Семену, который взял на себя труд вычитать готовый текст и внести в него необходимые поправки и уточнения.

Так что если эта книга будет прочитана моими родными и самыми близкими людьми, друзьями, а также теми, кого интересуют увлекательные задачи современного зодчества, – я буду безмерно счастлив!!

Часть I. Истоки

Как утешительно-тиха
И как улыбчиво-лукава
В лугов зеленые меха
Лицом склоненная Полтава.
Как одеяния чисты,
Как ясен свет, как звон негулок,
Как вся для медленных прогулок,
А не для бешеной езды.
Здесь божья слава сердцу зрима.
Я с ветром вею, с Ворсклой льюсь.
Отсюда Гоголь видел Русь,
А уж потом смотрел из Рима…

    Борис Чичибабин

Провинциальные этюды тридцатых годов

Особенности формирования моего юношеского мировоззрения сыграли немалую роль в мечте стать в будущем непременно архитектором. До начала Великой Отечественной войны мои родители проживали в Полтаве. Это был старинный город, в котором чудом сохранился колорит и провинциальный уклад малороссийской губернии. Он утопал в зелени ухоженных парков и фруктовых садов.

В теплые вечера жинки (женщины) за лузганьем семечек оживленно обсуждали «бытовуху». При этом не обходилось без перемывания чьих-то косточек. Часто пели задушевные украинские песни. Чоловики (мужчины) обособленно играли в домино или карты. Кто посерьезнее – в шашки или шахматы. Как ни странно, при обилии на Украине горилки и самогона откровенное пьянство было не в моде.

По воскресеньям центральная улица города – Октябрьская – заполнялась прогуливающимися взад и вперед людьми. Правая по отношению к Круглой площади и Корпусному саду сторона улицы по каким-то необъяснимым традициям заполнялась солидной взрослой публикой и семейными парами. Они, как правило, двигались не спеша и часто останавливались при встречах со знакомыми. Существовала забавная традиция у многих обывателей мужского пола. При прощании из неглубокого кармашка брюк извлекались небрежным жестом массивные часы на цепочке. Поглядывая на их движущиеся стрелки, горожане церемонно раскланивались. В скудных условиях довоенной жизни даже наличие карманных часов как бы поднимало человека на более высокую ступень.

Противоположная сторона центральной улицы в воскресенье также заполнялась гуляющими. В основном это была жизнерадостная молодежь, полная светлых надежд. Почему-то за взрослой стороной улицы закрепилось название «Пижон-стрит», за молодежной стороной – «Гапкен-штрассе»[1 - По воспоминаниям жителей Одессы, похожее разделение гуляющих на главной улице бытовало и в этом южном городе. По левой стороне Дерибасовской («Денди-стрит») гуляла «сармачная» публика: бизнесмены, профессура, чиновники, а по правой – студенты ремесленных училищ, рабочие, прислуга. Считается, что «Гапкен-штрассе» берет начало от слова «гапка», которое в «одесском языке» – синоним слова «прислуга». Слово «гапка» употребляли на страницах своих произведений Катаев, Жаботинский и другие писатели. Оно восходит к имени служанки (Гапка) у Н. В. Гоголя («Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» из миргородского цикла). Иногда одесситы, гулявшие по правой стороне Дерибасовской, называли противоположную сторону «Пижон-стрит». Улица была предшественницей современных тусовок, где демонстрируют свои достижения в области приобретения дорогостоящих нарядов и драгоценностей. Аналогично и в Херсоне стороны центральной улицы назывались «Гапкен-штрассе» и «Штимп-стрит».]. Горожане всех возрастов заполняли танцевальные площадки парков, где кружились в модных ритмах того времени – танго, фокстрота, вальса. Их задушевные мелодии до сих пор вызывают у меня чувство щемящей ностальгии…

Массовым местом общения горожан были традиционные ярмарки. Сенная площадь и пустырь на Подоле заполнялись бесчисленными крестьянскими телегами. Красочно выглядели продавцы с запорожскими усами и в расшитых национальных одеждах. Им не уступали дородные жинки и стройные Наталки-Полтавки[2 - Наталка-Полтавка – главная героиня одноименной пьесы И. П. Котляревского.]. Ржание лошадей, мычание волов, пение петухов, кудахтанье кур вперемешку с азартным голосовым фоном торгующихся – все это сливалось в непередаваемую какофонию и колорит украинской ярмарки.

Запомнился забавный способ качественной оценки живых кур. Покупательницы усиленно раздували перья вокруг задней части и, после тщательного осмотра, начинали торговаться. Мне нравилось помогать маме в процессе раздувания куриных перьев. Иногда я делал это из озорства, шатаясь с мальчишками по ярмарке, за что получал ощутимые пинки от продавцов. Устрашающе выглядело шествие с ярмарки покупателей, держащих в руках вниз головой бьющихся в истерике кур…

Кстати, спустя много лет на далеком острове Маврикий в Индийском океане я увидел аналогичную картину покупки кур. В небольшом городке аборигены процветали за счет их разведения. На местном рынке куры продавались живьем. На соседние острова экспортировались в разделанном виде. Любимым лакомством считались их треугольные части. Городок назывался Курепипе[3 - Правильнее «Кюрпип» (фр. Curepipe). Этимология названия спорная, но забавные для русского уха ассоциации с любимой «куриной частью» аборигенов, разумеется, случайны.]. В его центре из сплетений металлических кур была даже возведена высокая стела.

Запомнился забавный случай, тоже связанный с курицей. Когда моя сестра появилась на свет, несколько дней я находился на попечении одной из тетушек. Она готовила на кухне наваристый куриный бульон. Я, томясь от безделья, вертелся вокруг. Куриную голову с гребешком – мое любимое лакомство, – к моему огорчению, тетя выбросила в помойное ведро. Воспользовавшись ее коротким отсутствием, я извлек куриную голову и погрузил в кипящий бульон.

Когда с работы пришел ее муж – дядя Боря, мы уселись за стол. Тетушка лихо заполнила ароматным бульоном большую тарелку главы семьи. Поставила на стол. Но – о, ужас! Из тарелки торчала сваренная куриная голова с дико выпученными глазами, раскрытым клювом и остатками оперения. Уронив половник, тетушка испуганно взвизгнула. Дядя с ходу влепил мне крепкую пощечину. Выскочив из-за стола, я пустился в бегство. Ближе к вечеру явился с повинной и обещанием не производить впредь подобных кулинарных опытов. А большую кастрюлю отличного бульона тетушка все-таки вылила в помойку.

В те времена на Украине еще сохранялись вековые традиции гостеприимства. Гостей всегда встречали вкуснейшими галушками, варениками с вишней, политыми густой сметаной, неповторимым украинским борщом, салом, таявшим во рту, и другой обильной снедью. Не случайно в начале XXI века на «незалежной» Украине возвели памятник полтавским галушкам[4 - Памятник полтавской галушке был воздвигнут в Полтаве в 2006 г. Он находится на Ивановой горе, в исторической части Полтавы. Торжественное открытие памятника состоялось 1 апреля 2006 г. и совпало с Днем смеха и днем рождения Н. В. Гоголя – большого любителя галушек.]. Его оригинальная композиция говорит сама за себя: огромная круглая чаша с галушками и гигантская ложка. По традиции фотографироваться следует усевшись именно в ложку. Даже самые крупные габариты пятых точек позволяют это сделать. Этот необычный памятник отлично характеризует любовь жителей Украины к обильной еде. Существует даже анекдот. Истинный абориген, садясь за стол, спрашивает, где его большая ложка. А завершив трапезу, тяжело дыша, с грустью говорит: «Трохи наiвся» («Немного наелся»).

Полтавские зарисовки

Спустя десятилетия, много раз навещая родной город, я уже смотрел на него профессиональным взглядом архитектора и видел объемно-пространственную среду обитания, формировавшуюся на протяжении многих исторических эпох. Регулярная планировка центральной части города отдаленно напоминает трехлучевую систему Санкт-Петербурга. Центральная Октябрьская улица в качестве главной продольной оси города начиналась от Киевского вокзала и завершалась у Соборной площади колокольней Успенского собора. Эта ось проходит через круглую площадь с величественной колонной Славы, воздвигнутой в честь 100-летия Полтавской битвы. Невский проспект в Северной столице начинается от Московского вокзала и, как главная магистраль города, ориентирован на Адмиралтейскую иглу, на которой сходятся также два диагональных луча. В Полтаве же почти параллельно главной оси проходят две транспортные улицы. Одна из них, улица Ленина, связывает центр с Южным вокзалом. Другая, улица Парижской Коммуны, берет начало от Соборной площади и завершается у Круглой площади. Не зря в XIX веке Полтава слыла «малым Петербургом»: ее регулярная структура была задумана зодчими А. Д. Захаровым (автором перестройки Адмиралтейства в 1806–1823 годах) и М. А. Амвросимовым. Оба были петербуржцами.

В городе с 1100-летней историей сохранилось немало старых построек. Часть из них была восстановлена после разрушительной войны. Наибольшее впечатление производит комплексная застройка двух- и трехэтажными белокаменными зданиями в классическом стиле по внешнему периметру Круглой площади. До революции в них размещались губернские присутственные места, Дворянское собрание, кадетское училище, генерал-губернаторские покои. В советский период – областные учреждения.

В геометрическом центре комплекса возведена колонна Славы[5 - Об основной идее монументального сооружения, построенного в июне 1811 г., Тома де Томон писал: «Так как колонна является триумфальным памятником, воздвигнутым в память Петра Великого, в честь самого памятного и решительного события его царствования, то я старался дать всей этой композиции характер оригинальный и, так сказать, присущий герою и его творчеству. С этой целью я прибегнул к аллегориям простым, но точным и ясным. Колонна из железа в четыре куска, и, чтобы скрыть их соединение, каждый шов закрыт венком; первый из лавра и пальм, второй из лавра, а третий из дубовых листьев. Промежутки между венками заполнены изображениями перекрещенного оружия. Капитель образована из больших пальмовых листьев. Наверху возвышается цоколь, увенчанный полусферой. Над полусферой распростер свои крылья орел, держащий в когтях молнии войны, а в клюве лавровый венок…»]. Это детище зодчего Ж. Тома де Томона и скульптора Ф. Ф. Щедрина в годы Великой Отечественной войны сохранили даже немецкие оккупанты. Тома де Томон прославился также как автор Стрелки Васильевского острова.