Дубль 2

– Я подумаю над этим, – улыбнулась она, плохо скрывая румянец на слегка загоревших щеках.

– Ну вот и отлично!

Он посмотрел ей вслед, закончил трапезу и положил деньги в счётную книжку. Подождав, пока чересчур благодарный гость выйдет из кафе, Настя подошла забирать счёт. Она пересчитала деньги и увидела маленький конвертик. Привыкшая зарабатывать чаевыми, официантка без промедления распечатала подачку, но не обнаружила внутри ни мелочи, ни крупных пожертвований. Вместо денег там лежала маленькая свернутая в трубочку бумажка. Настя удивлённо подняла глаза на окно, но не заметила под навесом соседнего ресторана ничего необычного. Она спрятала записку под воротничок и понесла посуду на мойку. Не дав девушке удовлетворить возрастающее с каждой секундой любопытство, к ней подбежал проворный толстый повар с подносом и приказал обслужить третий столик.

Пришло, наконец, время всеобщего поедания разнесённых блюд, а новые посетители не появлялись. Настя отошла в узкий коридор, соединявший кухню с подсобкой. Она достала бумажку и прочитала наскоро нанесённые строчки:

«Соглашайтесь. Вы не упустите своё счастье, когда оно само стучит к вам в дверь. Вы не такая. Откройте же, прошу! Не дайте путнику замёрзнуть от вьюги пустоты перед порогом жизни.

Постоянный посетитель вашего кафе, похожего на райский уголок,

К. П.

PS: И что сделали со мной ваши глаза?.. Ей-Богу, не пойму! Ладно, просто приходите на свидание. Что вам стоит? Завтра в 18:00 у фонтана напротив»

Настя улыбнулась, перечитала, задумалась на минуту, снова спрятала бумажку и пошла работать, увидев новых гостей кафе.

IV

28 мая. Оказывается, если расплескать эмоции, их станет ещё больше!

    Дневник молодого человека

Режиссёр-дебютант унаследовал чувство юмора и веру в успех от отечественного кино, внимание к музыке, романтике и крупным планам – от Болливуда, чувство динамики и практичности – от Голливуда, а талант – от отца. Чопарев был потомственным работником кино. В первый день съёмок он полностью переродился в создателя «Последнего шанса», отчего не раз входил в творческие споры с Балагуровым. И да, Балагуров отвоевал себе роль корреспондента Петрова. Да и мог ли он не пройти кастинг, когда не надо было играть?

Ещё до съёмок день шумных репетиций с тщательным проговариванием всех диалогов главных героев прошёл слишком задорно для кульминационных сцен. Актёры подтрунивали друг над другом и смеялись почти над каждой фразой. Кристине было просто весело, Ване – не просто: смеясь над цитатами из собственной книги вместе с главной героиней, он ощущал себя даже не на седьмом небе, а гораздо выше.

Прошло два дня после первого удара хлопушки. Сцена, описанная в предыдущей главе, была отснята с колоссальным успехом, несмотря на постоянные требования друг к другу обоих авторов. Первый придирался к мельчайшим недочётам, второй же тактично тормозил процесс по личным соображениям. Зато, видя неподдельный талант режиссёра и полное погружение в процесс автора сценария, вся съёмочная группа смирялась с их упорством, соглашаясь со всеми советами и замечаниями. Кристина Казакова с лёгкостью поверила, что автор книги изначально планировал исполнять главную роль, и не обращала особого внимания на редкие, но неожиданные ошибки партнёра, которые побуждали режиссёра с понимающей ухмылкой давать команду к повтору сцены.

Объявили перерыв. В кафе телецентра, окружённом штативами и гримёрами, актёры разминались после беготни по студиям. Кристина внимательно слушала наставления Чопарева, поглаживавшего усы от беспрерывного прилива вдохновения. На девушку издалека поглядывал исполнитель главной роли, то и дело выходя из-за столика, за которым сидел ещё один человек, ровесник Балагурова.

Антон Лисицын был почти единственным опытным актёром из набранного состава. По крайней мере, сам он был в этом уверен. Он снимался аж ещё в одном фильме, и этот факт своей биографии красовался в статьях о великой карьере Антона в его мечтах. Этот хвастун воплощал в себе дедовщину актёрского состава. Играл он при этом эпизодическую роль или, как он сам её называл, главную роль второго плана.

Лисицын почёсывал густую щетину, похлюпывал горбатым носом и с любопытством смотрел на новичка-сценариста, который в это время что-то говорил самому себе, стоя в стороне.

– Когда не любишь, замечаешь все недостатки. А когда полюбишь, ты никогда о них не узнаешь, – шептал исполнитель главной роли.

– Что ты там говоришь? Всё равно всё слышно, иди сюда! – крикнул Лисицын.

Балагуров вернулся к столику.

– Поздравь меня, Антоха, я…

– Балбес. И в кого?

– В Настю, – улыбнулся Ваня. – С греческого: «воскресающую».

– Ясно. Полетела ласточка на небо, а оказалось, там фонарь. Причёска безвкусная, глаза обычные…

– Эй, чего не знаешь, того не говори! – перебил Иван. – Таких глаз моё сердце ещё не видело даже в фильмах. Все экранные миражи пропадают перед этим оазисом душевной красоты. А длинные распущенные волосы – это всегда билет на поезд к моему сердцу…

– Ладно, распущенное сердце железных дорог! Сейчас следующий дубль снимать будем.

– Нет, ты пойми! – Балагуров с азартом вернулся к столику и буквально напал на Лисицына попыткой всё объяснить. – У тебя бывало такое чувство, когда ты краем глаза замечаешь девушку и начинаешь представлять, что она самая красивая, и ты боишься на неё взглянуть, потому что тогда она через секунду окажется обычной? А здесь, здесь наоборот! Ты боишься отвести от неё глаза! Понимаешь?

Откладывая стакан, Лисицын показал на подошедшего к ним режиссёра. Балагуров скривил улыбку и вздохнул.

– Спасибо не булькает! – послышался крик оператора, человека полного телосложения, с круглой лысиной и красным лицом. На съёмках его особо не любили, а если сказать точнее, обходили стороной, так как разговоры с ним редко для кого заканчивались чем-нибудь нравоучительным.

– Иногда даже спасибо может булькнуть, Паш, – гаркнул Эрнест. – Хорошо всё будет с твоей зарплатой! Так, ребята, на исходные! Быстрее! Текст помним?

– А как же!

– Камера! Мотор!

– Сцена десятая, дубль пять! – пропищала девушка с хлопушкой.

ХЛОП!

– Начали!

За столиком уже сидели коллеги-журналисты, хотя для Балагурова особенно ничего не поменялось. Оба молодых человека стали говорить о работе: о специальных репортажах, монтаже и недавних курьёзных случаях на съёмках. Чопарев требовал, чтобы многие эпизоды снимались с одного дубля, без остановок после каждой фразы. Так что через минуту у Вани зазвонил телефон.

Он поднял трубку. Постепенно его лицо стало изменяться, выражая то короткий испуг, то колоссальное удивление. Он поддакивал и смотрел в угол сквозь воздух, как делают все, разговаривая по телефону, но, на самом деле, в том углу рядом с операторами стояла Кристина и внимательно следила за съёмками. Сказав: «Хорошо, договорились», – главный герой книги «Последний шанс» с едва заметной улыбкой положил трубку:

– А знаешь?

– Что? – спросил Антон, находясь в образе хорошего человека.

– Знаешь, что хочется сделать, когда влюблён?

– Нет.

– А я это сделаю! – многозначительно заключили Константин Петров и Иван Балагуров, оба покрывшись мурашками.

– Стоп! Снято! По-моему, всё супер. Съёмки окончены, все свободны, молодцы! Сворачиваемся!

– Постой, постой, постой! – остановил его Ваня за рукав и затопал ногами, как ребёнок. – Я хочу сейчас это сделать! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

– О чём ты?

– Следующая сцена!

– Ты совсем спятил? Уже конец дня!

– Эрик! Я знаю, как это сделать! Именно сейчас! Дай мне сняться в этой сцене! Зачем откладывать на завтра? Дай мне шанс!

– Ладно, – после тяжёлого вздоха ответил режиссёр. – Отбой! Не расходимся!