Империя. Роман-утопия

– И я вовсе не грубиян, и уж тем паче не хам, – сказал князь. – Бываю резок, это без сомнения, но таков уж по природе.

– Знаю, знаю, не оправдывайся… Роман закончил?

– Закончил.

– Приезжай, что ли, отпразднуем, – молвила графиня. – Истосковалась я по тебе…

– Уж таки истосковалась?..

– Just so[4 - Именно так (англ.)].

– Твой в отъезде?

– На неделю в Нью-Питер уехал.

Гостомысл Алексеевич взглянул на тяжёлые швейцарские наручные часы с несколькими циферблатами: четверть десятого.

– Через полчаса буду, – сказал он.

– Хорошо. Жду.

Понуров пососал мундштук трубки – та погасла. Вернулся к стойке, залпом осушил настойку и в два глотка допил пиво.

– Ладно, старина, покину тебя, – обратился он к трактирщику. – Сколько с меня?

– За счёт заведения, – махнул рукой Гаврилов.

– Благодарствую!

В Дождьгород пришла весна. Внезапно, быстро и буйно – за одну ночь – зацвела черёмуха, через два дня распустились вишни и сливы, затем богато распушилась сирень и зацвели яблони. Обильный зеленью город заблагоухал.

Гостомысл Алексеевич вышел из трактира в тёплые тихие майские сумерки. Рассыпчато заливались соловьи. Расправив широкие мускулистые плечи, князь запрокинул необычно стриженную голову и вдохнул полной грудью.

Гостомысл Алексеевич Понуров родился в 1981 году в богатой прославленной именитой дворянской семье в родовом имении под Дождьгородом. Отец его, Алексей Константинович, женился рано, 19 лет отроду – на разведённой аристократке старше его на пять лет. Графиня Раевская-Стоган являлась лакомым кусочком, и не обольститься было сложно. Красивая – красивая истинной славянской красотой, высокая, статная; фееричная, безрассудная и ненасытная в любви; весьма неглупая, образованная, начитанная молодая женщина. Елена Петровна оказалась гораздо сильнее характером и своевольнее, нежели её молодой супруг, и именно она стала негласной главой семьи.

– Юн ты, Alex, – говаривала она мужу снисходительно. – Предоставь мне заниматься семейными делами.

Впрочем, дел у молодых было немного – оба были богаты (а Елена Петровна так и очень богата) и жили большей частью как рантье. Забот прибавилось, когда в 1981 году родился сын, которого княгиня, обожавшая и предпочитавшая всё новое и необычное, нарекла довольно-таки экзотическим именем.

Ребёнок неестественно рано научился ходить и говорить, рос необычайно сообразительным и развитым, что родители приняли во внимание. Гостика показали знаменитому специалисту по одарённым детям, и тот тщательно, с учётом всех нюансов, разработал для мальчика уникальную программу обучения. С маленьким князем работали два приходящих педагога; гувернёр mr. Stayler, обрусевший англичанин, жил в имении постоянно. Он обучал ребёнка русскому, английскому и французскому языкам и арифметике; каждый день они общались на разных языках.

Супруги, не избегая частой близости между собою, начали активно изменять друг другу, в том числе и с прислугой; они развелись, когда мальчику было четыре года. Брачный контракт, скрупулезно составленный и выверенный адвокатом Раевской-Стоган, оставил разведённых супругов ровно с тем, с чем они были до женитьбы; нажитое в браке поделили пополам. (Старший Понуров скопировал контракт бывшей жены практически подчистую и впоследствии неизменно его использовал при заключении своих многочисленных браков.) Отец проявил невиданную доселе настойчивость и оставил сына у себя (впрочем, сильной привязанности к ребёнку Раевская не испытывала). Мальчик стал видеть мать несколько раз в год, приезжая к ней на некоторые праздники.

Задолго до гимназии Гостя свободно и грамотно читал и писал, помимо родного, на французском и английском языках, освоил разговорный немецкий. Получив беспримерное домашнее образование, на уроках в Дождьгородской гимназии мальчик откровенно скучал. Иной раз семилетний wunderkind задавал преподавателям вопросы, вводившие учителей в натуральный ступор.

Из одноклассников Гостик по-настоящему сдружился лишь с одним, Колькой Гавриловым, пухлым и румяным толстячком, сыном местного трактирщика. Оба были большими книгочеями; Коля предпочитал приключенческую литературу, Гостя был всеяден. Приятели обсуждали прочитанные книги, ходили вместе в кино. Случалось, что и шалили.

После двух классов стало понятно, что уровень гимназии совершенно не соответствует незаурядным способностям чудо-ребёнка. Отец перевёл Гостика в элитный Учебный пансион им. Даниэля-1, а сам переехал в Новую Москву, где вскоре снова женился.

Учиться в Пансионе оказалось несравненно интереснее. Образование здесь находилось почти на университетской высоте. Помимо общеобразовательных предметов даровитый отрок увлёкся здесь физической культурой: всерьёз занялся боевыми искусствами и атлетизмом. Три раза в неделю Гостя занимался Русским рукопашным боем с инструктором, четыре раза посещал тренажёрный зал, где проводил час с интенсивными нагрузками по программе, разработанной им самим. По куражу ходил в бассейн – иную неделю каждый день. Через три года после поступления вошёл в сборные пансионата по рукопашке и плаванию.

Спал он ровно по шесть часов в сутки, даже в выходные. Читал всё свободное время, и постепенно у Гостомысла сформировалось стойкое желание начать писать самому. Он завёл крупноформатный блокнот, куда стал записывать мысли, зарисовки, сценки из жизни, понравившиеся ему характеры и даже диалоги. Создал несколько коротких рассказов, но остался ими неудовлетворён и уничтожил. Потом написал фантастическую повесть «Туманный яр», над которой долго и усердно работал и которой в итоге остался доволен. Юный литератор показал «Яр» своему словеснику Василь Васильичу, которого ценил как педагога и уважал как человека. Учитель повесть похвалил, указал на некоторые недостатки и неточности и сообщил подопечному, что у того несомненный литературный талант.

– Для первого произведения очень, очень, очень хорошо, Гостя! Более того, просто великолепно!! – говорил Василий Васильевич, попыхивая большой гнутой вересковой трубкой. (Впоследствии, подражая любимому педагогу, отрок тоже начнёт курить трубку и станет заядлым трубокуром.) – Вам всенепременно нужно писать, Гостя! Зарывать в землю такой талант – это преступление! Пишите, пишите и ещё раз пишите! Рассказы, заметки, делайте просто зарисовки. Главное – практика! Я просто уверен, вас ждёт блестящее литературное будущее, Гостя! Вот увидите.

И Гостомысл писал, писал и писал, всенепременно показывая тексты словеснику. Понуровские новеллы стали появляться в «Дневной Звезде», литературном альманахе, издаваемом Пансионом, и пользовались огромным успехом у читателей.

Гостя делил комнату с Костей Брововым, высоким и худощавым как жердь дворянином (мещан и купцов принимали в качестве исключения и только при условии несомненной одарённости). Костя всегда был угрюм и чрезвычайно неразговорчив, и подружиться им не удалось. Позже, за выдающиеся успехи в учёбе Понурову предоставили, как и всем другим отличникам, отдельное помещение с душевой комнатой и туалетом.

Гостомысл рано развился физически и возмужал. К четырнадцати годам, когда барич приехал к отцу в поместье на летние каникулы после окончания восьмого класса, он выглядел не отроком, но юношей: рослый, атлетичный, с обильной растительностью на лице (бриться он тогда ещё не начал). Молодой красавец-барин произвёл среди женской части прислуги самый настоящий furore. Заинтересованные и зовущие взгляды девушек и молодых женщин изрядно волновали кровь половозрелого подростка.

Не только пассивный интерес, но и настойчивость проявила горничная Люба Ивлева, девушка не столько красивая, сколько миловидная и стройная.

– Здравствуйте, барич! Чтой-то даже не смотрите на меня! Али не нравлюсь? – бывало задорно кричала 21летняя горничная юному князю.

Она сама пригласила барича в кино. Они устроились в последнем ряду новомосковского кинотеатра «Светлая ночь». Фильм оказался никчёмной романтической комедией с Алоизием Грындиным, молодым, популярным в те годы актёром, от которого Любочка была без ума.

– Любите Алоизика, барич? – в полутемноте кинозала прошептала она на ухо Понурову.

– Нет. Очень слабый артист, на мой вкус, – так же шёпотом ответил Гостя.

– А по-моему, милашка. Обожаю его!

– К тому же, он малоросс, – добавил Понуров. – Не люблю хохлов – гнилой народ.

– Строги вы, Гостомысл Лексеич, – хихикнула Ивлева.

– Зови меня Гостей, Любаша. И можешь мне «ты» говорить.

Горничная накрыла ладонь барича своею.

– А кто же вам нравится, Гостя? Из актёров, в смысле?

– Мой любимый актёр – Ярила Громов. Вот это артист, от Бога, – серьёзно ответил четырнадцатилетний князь. – Глыба, талантище!

– Ну-у, он старый уже, – разочарованно произнесла Ивлева. – Хотя в молодости он душкой был.

– При чём тут возраст?.. – удивился Понуров. – Я тебе о таланте говорю!

Фильм оказался весьма занудным, к тому же Алоизий Грындин безбожно переигрывал – это отметила даже непритязательная служанка. Большую часть киноленты парочка целовалась и довольно смело ласкалась.

Через два дня Люба Ивлева взяла отгул, и они с баричем отправились на Любином мотороллере во «Второпрестольную рощу», в лес под Новой Москвой. Взяли круассаны, фрукты, сыр и бутылку белого крымского «Бордо». Расстелили плед под древним кряжистым дубом, в уединённом месте. Гостя откупорил бутылку.

– Давайте за нас, что ли, – подняла бокал обворожительная горничная.

– За нас. До дна.

Они выпили и поцеловались. Поцелуй был сладким и затяжным. Потом Люба сняла с себя кофточку и начала расстёгивать сорочку барича…