Первый обсидиан

Кроган-старший подал сыну сигнальный рог. Младший дунул в него со всей силы – для мальчишеских легких это было серьезным испытанием. Звук получился робкий, но слышимый хорошо: по этому сигналу на обоих берегах спустили гиен.

Первая же получила стрелу промеж глаз – Кан не дремал. Второй стрела угодила в бок, и гиена с визгом завертелась, пытаясь вытащить глубоко засевшее древко. Третья стрела уже готова была сорваться с тетивы. Но когда из тумана, клубившегося по берегам, показались люди Крогана с ружьями, Кан опустил лук.

Ловушка, как есть ловушка. По обоим берегам, плеща водой, беснуются пятнистые бестии. А за ними, держа ружья наготове, стоят три десятка людей – по пятнадцать с каждого берега.

Чарги шипели, огрызались и выпускали когти, готовые биться насмерть. Бледный от ужаса Кангасск попытался заслонить собой Владу.

– Бросьте оружие, – крикнули им с западного берега. Голос был наглый, мальчишеский…

– Бросай, Кан, – сказала Влада так спокойно, будто и на этот случай у нее был план. – Бросай.

Мечи, лук и колчан упали в воду. Но если стальные тела мечей в кожаных ножнах опустились на дно, то лук и стрелы Фэрвида унесла с собой.

***

Когда туман поредел и позволил «глазу» заглянуть за его завесу, то Сэслер понял: он опоздал. Две беспомощные фигурки стояли посреди ледяной реки, подняв руки, в которых не было оружия. Некуда бежать: враги заняли оба берега. Даже на чаргах не прорваться – догонят гиены. Да и от пуль пушистые звери, в отличие от своих хозяев, не защищены. А Фэрвида течет равнодушно, перекатываясь через скользкие камни, и по ней никуда не убежать.

И тут взгляд Сэслера остановился на двоих, стоявших чуть поодаль от всех. Оба Крогана, и старший, и младший, были здесь! В худом длинном мальчишке Крогана-младшего Сэслер опознал сразу – так тот был похож на отца.

«Моя месть будет страшной, Кроган,» – подумал Сэслер, прицеливаясь маленькому разбойнику в ногу…

***

Кроган-младший закричал и повалился на землю. Он рыдал совсем по-детски, зажимая руками рану; багровое пятно расползалось по штанине…

«Призрак! Стрелок-призрак!» – закричали солдаты Крогана на разные голоса. Ужас, пришедший из темных легенд, захлестнул их. Они метались по берегу и стреляли в туман.

Тем временем вторая пуля клюнула Крогана-младшего в ладонь. Еще несколько бесшумных выстрелов настигли других разбойников. Их неведомый стрелок бил в головы – тех, кто беспечно откинул на жаре кевларовые капюшоны – в затылок, а прочих – в лицо, если те поворачивались лицом. Тем, кто надеялся на кевлар, попадало по ногам, они падали и кричали, пока стрелок не добивал их.

Владислава и Кангасск замерли, превратившись в островок безмолвия посреди разыгравшегося на берегу безумия. Стрелок не трогал их – вот что они поняли ясно, потому что разбойников, тех, что, глядя на них, посчитали реку безопасной, пули настигали так же, как и тех, что метались на берегу..

Бесновались гиены, скача вокруг людей и клацая зубами…

– Кан, бери меч! – опомнилась Влада. И вовремя: пятнистые зубоскалы уже двинулись на них, видимо, считая их всему виновниками. Или просто чуя легкую добычу.

Двух гиен сбили в прыжке чарги и уже рвали их, катаясь в покрасневшей воде. Остальные кинулись на людей. Переступая босыми ногами в по осклизлым камням, в ледяной воде, Кан и Влада как могли отбивались от наседавших хищников. Кем бы ни был пришедший на помощь неведомый стрелок, ему явно было не до гиен сейчас.

***

Кроган-старший не замечал уже ничего. Ни людей, падавших с пробитыми головами, ни озверевших гиен, которых рубили посередине реки двое чужеземцев… Во всем мире для него остался только сын. Мальчишка уже не кричал. Он лежал на траве, запрокинув голову, и хватал ртом воздух. Лицо его было белее мела. Кроган-младший умирал.

Когда Влада и Кан, прихрамывающий на левую ногу, за которую его тяпнула гиена, вышли на берег, они увидели не великого и ужасного предводителя черной орды, а просто старика. Седого, сутулого, убитого горем старика. Кроган плакал, плакал безутешно, и ничто в мире не имело для него значения. Винтовку свою он бросил где-то в траве и давным-давно про нее забыл. Кевларовый плащ он снял и накрыл им сына, чтобы жестокий стрелок не вздумал больше мучить его. А когда суетившаяся вокруг старая плешивая гиена дернула умирающего мальчишку за руку, Кроган бросился на нее и (откуда только сила взялась) сломал ей шею…

– …не надо гиен… – простонал маленький Кроган. – …не надо гиен, папа… я боюсь… – и затих.

Тогда у Крогана-старшего помутился рассудок. Он кричал, плакал, он умолял сына проснуться, он рвал на себе волосы, он то молился Трем, то проклинал все на свете… И вот мир для него померк. Померк еще и потому, что в этот самый миг ему отказались служить глаза. Слепые, они теперь видели только мрак вокруг, и ничего больше.

Кангасску привиделось какое-то движение в тумане. И скоро к берегу вышел человек. На нем не было кевлара – только зеленый фарховый плащ поверх кожаной одежды. Он нес за плечом винтовку, на стволе которой мерцал в слабом солнечном свете большой стеклянный глаз.

– Это твоя кара, Кроган, – произнес человек. – Помнишь, ты замучил моего сына на потеху толпе? Зло всегда возвращается. Теперь я отомстил.

Старик не мог ответить ему ничего. Он кричал, причитал и теребил тело сына, умоляя того проснуться. И вдруг – ясный проблеск сознания – произнес:

– Убей! Убей и меня тоже!

– Нет, Кроган, – сказал стрелок, и в голосе его звучал ледяной холод. – Ты останешься и будешь жить. И будешь помнить, как твой сын умирал. Отныне твоя жизнь превратится в сплошной кошмар. Как когда-то – моя.

Перешагнув через тело Крогана-младшего, стрелок подошел к Владе и Кангасску и сказал им:

– Я Сэслер. Я следил за вами с тех пор, как вы свернули с дороги, чтобы с вами не случилось беды. А теперь я вижу, что вас послало Небо, ребята. Я много лет ждал возможности отомстить. Сейчас возьмите у убитых ружья и идите, куда шли. Больше вам ничего не грозит.

Ответа он ждать не стал – просто развернулся и зашагал прочь. Скоро он растворился в тумане – лишь винтовка еще долго мигала незачехленным глазом, отражая неяркое солнце.

Уходили Влада и Кан с тяжелым сердцем, слыша за своей спиной надрывный, горький плач старика. И даже когда туман звук, голос Крогана все еще отдавался эхом в памяти обоих.

Глава третья. Белый мрак

Очередной привал пришлось сделать очень скоро: раны не дали уйти далеко. Конечно, так далеко от границы и так близко к разбойникам лучше бы не разводить костра, но без горячей воды ран не промыть.

Привал устроили у подножия лысого холма, где протекал мимо робкий холодный ручеек. Пока Влада ходила с котелком за водой, чарги зализывали раны, причем не только себе, но и Кангасску, который беспомощно растянулся на земле: у него был жар.

Благо, жог на этом холме рос повсюду – хватило на крепкий густой отвар, способный выгнать заразу даже из самой запущенной раны. Правда, чарги от подобного средства отказались, предпочтя обойтись слюной и языком. Так что жогом поливали друг друга люди. Кангасска тяпнула за ногу гиена, и теперь нога распухла так, что даже не помещалась в сапог. Что до Влады, то она словила шальную пулю, которая не убила ее лишь благодаря кевларовой куртке, но вгрызлась в кожу и мышцу, и все равно пришлось выковыривать ее ножом.

Позаботившись о ранах, поели и прилегли отдохнуть. Никакой разговор не шел: слишком тяжелое впечатление оставил сегодняшний день. Кангасск и вовсе боялся закрыть глаза: стоило смежить веки, как перед взором начинали мелькать картины битвы и неизменно вспоминался старик, плачущий над мертвым мальчишкой. И этот… Сэслер-каратель – жуть ходячая.

– Зачем он его так… так жестоко… – спросил Кангасск, глядя в ясное небо.

– Снайперы вообще народ жестокий… – так же пространно ответила Влада.

– Кто-кто? – переспросил Кан.

– Снайперы. Этот парень изобрел прицел, который позволяет точно стрелять издалека. Он снайпер. Единственный в мире… пока.

– Влада, откуда ты все знаешь?

– Повидала всякого, вот и все.

Кангасск не стал допытываться, но такой ответ его не удовлетворял. Слишком у этой милой девушки все правильно. Откуда это юное создание может столько знать?.. «Юное ли?» – мелькнула мысль. Кан чуть не спросил, сколько ей лет, но вовремя прикусил язык: невежливо у женщин такие вещи спрашивать. И все-таки… Нет, не похожа она на колдунью. Просто дитя воина, и, похоже, любимое дитя, раз стольким вещами ее научили. И лет ей, наверное, двадцать, как самому Кангасску, а то и того меньше. Может, он тоже бы столько знал, если б путешествовал сызмальства, а не сидел за цементной стеной Арен-кастеля.

До вечера так никуда и не пошли. Пожалели чарг, которым сполна досталось гиеньих укусов. У них пока не было сил даже пойти добыть себе пропитание, потому Влада насыпала им сухого пайка путешественника, который они слопали за милу душу и теперь запивали водой из ручья, деликатно черпая ее языками. На долю же самих путешественников теперь остались только мюсли, но Влада сказала, что, как выйдут за пределы Горелой Области, можно будет закупиться в каком-нибудь городке.

До первого городка добирались аж два дня, чтобы не загонять раненых чарг. Поначалу местные, увидев двух всадников с ружьями да обряженных в кевлар, засуетились и перепугались не на шутку. Правда, известие о том, что младший Кроган убит, а старший отошел от дел, резко сменило градиент настроения – теперь Владиславу и Кангасска чествовали как героев.

Ох, без особой радости встретили они дождь из лепестков роз. Гордиться им было особо нечем.

Мэр городка принял у Влады на хранение ружья и кевлар, которые будут не нужны в дальнейшем, и распорядился, чтобы чужеземцев обеспечили провизией, лечением и предоставили лучшую гостиницу для отдыха. Скромная оказалась гостиница, но после ночей в лесу, с комарами, когда каждое утро просыпаешься по уши в росе, радостно было хотя бы просто поспать под надежной крышей.

– Что читаешь, Кангасск? – поинтересовалась Владислава, застав его вечером за книжкой.