А затем происходит нечто совсем ошарашивающее. Они оба начинают… смеяться. С Аделардом в Берёзовой роще Мир смеялся над какой-то шуткой; как только о шутке забыли, вся радость и задор исчезли, однако теперь Мир лыбится будто свободен. Будто распахнулась некая дверца, и я впервые вижу его настоящего. С Ниламом они хохочут беззаботно, естественно и по-панибратски как лучшие друзья, когда даже глаза сияют, озарённые светом счастливой души. Над какой-то своей личной шуткой, которую я права знать, видимо, не имею.
Одиночество с новой силой впивается в меня своими когтями, кусая и жаля. У меня никогда не было компании друзей с личными шутками. Всегда везде была шуткой я – посмешищем, достойным лишь плевка в спину. Кроме того, моего лучшего друга больше нет, и даже ещё до того, как Богдан погиб, я разрушила нашу дружбу с ним. Эти же двое сейчас такие лучезарные, что аж противно!
Я громко прочищаю горло.
– Обычно, когда люди говорят о ком-то, стоящем рядом с ними, в третьем лице, – произношу сухо, – они тем самым силятся продемонстрировать своё превосходство и получить над собственной жизнью контроль, которого не имеют.
Нилам перестаёт гоготать.
– Да неужели? – но его голос до сих пор пропитан азартом, ни капли раскаяния. – А ты что, Славич, зомби-психиатр? В аду есть курсы по подготовке? Тогда запиши меня заранее.
От его дерзости у меня в ответ раздуваются ноздри.
– Так всё, хватит острить. – Мир хлопает друга по плечу, снова резко серьёзнея и уверенно прерывая нашу с Ниламом ссору до её зарождения. – Давайте просто сделаем то, ради чего собрались. Я всё ещё хочу сегодня ночью поспать.
Когда Нилам ведёт нас мимо танцующих и вверх по лестнице, я всё же шиплю ему вслед:
– Я была не в аду!
Вальяжным взмахом руки Нилам указывает на вечеринку:
– Ну что ж, тогда добро пожаловать.
* * *
Мы проходим мимо VIP-столиков и заходим в тёмный коридор, деревянный пол которого противно скрипит под ногами. В самом его конце пыльная дверь. Нилам поворачивает ключ в замке и жестом приглашает войти.
Заходя, я едва удерживаюсь от того, чтобы не ахнуть. Не считая одеяла на диване, кружки недопитого кофе и разбросанной кое-где одежды, всё остальное в этой комнате – волшебство.
Мои любопытные глаза скользят по витиеватым наполненным дымом сосудам, покрытым перламутровой пудрой сушёным травам и лепесткам цветов в янтаре… Всё блестит и сияет, и шепчет о тайнах. Если не учитывать дом Влада, я никогда не видела места, наполненного сакральными предметами. Может, Нилам был прав, переживая о моём визите? Я могу, например, украсть вон тот аметист с полки, чтобы перезарядить свой кулон, или же мешочек с маковыми семенами с подоконника, и Мир будет сладко спать, пока я обыскиваю его квартиру в поисках своих костей.
– Притронешься к чему-нибудь, и я сломаю тебе пальцы, – Нилам закрывает дверь. Музыка превращается в приглушённое эхо. – А потом вылечу заклинанием и снова сломаю.
Моя рука замирает на полпути к раскрытой на стуле книге. Я наклоняю голову в его сторону, Нилам смотрит на меня в ответ с вызовом. «Ему не понравится этот вызов».
– Попробуй, – с нарочитой самоуверенностью я скидываю книгу со стула и усаживаюсь сама. – А я сломаю тебе нос. Носы никогда не заживают правильно. – И снова я замечаю ту необъяснимую мысль в его зрачках вместо ответа. Мгновение, и той уже нет. Словно брошенная в бездонный колодец монетка. Он меня не боится, однако всё равно видит во мне что-то, что заставляет оставаться настороже.
– Я нашёл морокс, – легко меняет тему разговора Нилам в следующий миг, проходя мимо меня к книжной полке. – Но это последний пузырёк.
– Последний? – голос Мира звучит обеспокоенно. «Интересно». Чтобы создать подобной силы зелье, помимо основных ингредиентов, необходима магия – капля крови того, кто обладает магическими способностям. Иначе это просто вонючее варево. Однако Влад – единственный, кого я знаю, чья кровь пропитана магией.
«Получается, Влад помог вам создать морокс, а теперь вы на него охотитесь?» – я кошусь на Мира. Он упёрся плечом в оконную раму, забавляя себя тем, что вертит между пальцами драгоценный камешек с металлическими прожилками. Хотелось бы мне с такой же непринуждённостью провертеть его мысли в своей голове, узнать, о чём он думает. Может, тогда я бы выяснила, что произошло у них с Владом – потому что пока между ними ничего общего. Влад ненавидел толпы, Мир же чувствует себя уверенно среди людей; Влад появлялся и исчезал словно призрак, а присутствие Мира ты чувствуешь издалека: как только он заходит в комнату, то будто бы занимает всё свободное пространство. Точно гроза, точно снежная буря в полночь.
Что-то отскакивает от моего ботинка, когда я ёрзаю на стуле. Опустив глаза, вижу маленький жёлтый топаз. Не аметист, жаль.
– Вы уверены, что Джасна жива? – спрашивает Нилам, доставая с полки крошечную бутылочку с чёрной, как оникс, жидкостью, и добавляя несколько капель в свою кофейную кружку. – Потому что если нет, мне конец после того, как я попытаюсь заглянуть в воспоминания мёртвого человека.
– Погоди, – его слова заставляют меня позабыть обо всём моём любопытстве. – Ты собираешься это пить сам? Я думала, вы хотите, чтобы я…
– Ты вообще знаешь, как это работает, Славич?
Я сглатываю.
– Конечно. – «В теории».
Нилам вскидывает свои густые брови, держа кружку в одной руке, а перчатку Джасны, которую до этого раздобыла Лав, в другой.
– Ты пьёшь это и… засыпаешь, – начинаю я медленно, пытаясь припомнить, что однажды читала. – Загвоздка лишь в том, что нужно быть постоянно сконцентрированным, непрерывно помнить о том, что это воспоминания, а не реальность и не твои собственные мысли, не сон. Потому что один неверный шаг, и можно запутаться в собственном подсознании. Потерять связь с действительностью, сойти с ума. – Мой взгляд мечется между ним и Миром, потому что оба слушают меня, но молчат. – А ещё воспоминание за воспоминание. Взяв одно, ты должен отдать одно из своих взамен. Забыть день из прошлого.
Одобрительно кивая, Нилам присвистывает:
– А она домашку-то делала, Мир. Вижу теперь, почему ты предпочитаешь подобный актив живым. Мы можем использовать книжку, которую она называет мозгами.
– Я не энциклопедия.
– Конечно нет, детка. Слишком холёная для старой бумажки. И ты когда-нибудь использовала морокс прежде?
Я раздумываю над тем, чтобы соврать. Может, смогу использовать зелье, чтобы пережить свой собственный последний день заново, увидеть лицо человека, который был рядом со мной в ту ночь. Однако не уверена, что смогу вспомнить то, что моя память заблокировала намеренно. Кроме того, возможность пережить снова тот кошмар не входит в мой список желаний.
– Нет, – качаю головой я. – Не использовала.
– Что ж, тогда да, его собираюсь пить я, – откидывая одеяло, Нилам плюхается на диван. – А теперь валите. Нечего пялиться, как извращенцы, пока я сплю. – Делает глоток, морщась. – Позову вас, когда закончу.
– Надеюсь, не как в прошлый раз, – цокнув языком, Мир подкидывает камешек с металлическими прожилками в воздух, ловит на лету и направляется к двери.
Но я не двигаюсь.
– У тебя есть воспоминание, которое ты готов забыть навсегда, Нилам? – спрашиваю я.
– Куча.
– О чём?
– Детство.
12. Ярослава
– Разве можно использовать зелье как наркотик? – спрашиваю я, когда мы возвращаемся в коридор. Ближе к полуночи вечеринка, кажется, стала лишь громче, смех безумнее, а воздух горячее.
– Что, твои волшебные книжки не научили, как веселиться с помощью магии? – Мир замирает на углу лестницы у перил, глядя на танцпол внизу. Два прожектора отбрасывают свет ему на лицо, один синий, другой фиолетовый, и профиль Мира запечатлён между ними, точно картина, которую ты тайком наблюдаешь сквозь замочную скважину на рассвете. В красках утреннего, обманчивого тумана.
– Нет.
– Не слушай Лав, морокс не наркотик. Она путает обман и обманщика. Морокс, конечно, может свести с ума, окажись он в коварных руках, но и лекарства тоже опасны, если использовать их не по назначению, верно? С магией так же, – продолжает он, поправляя правой рукой запонку на левом манжете. По-прежнему отказывается смотреть на меня. – Если же не злоупотреблять, морокс способен не только показать чужие мысли, но и приглушить твои собственные. Помочь ненадолго забыть о насущном, что вне нашего контроля, погрузиться в прекрасный сон без сновидений, но в то же время продолжать бодрствовать. Увидеть всё таким, какое есть, душой, а не разумом. Никаких переживаний, никаких ожиданий, никаких осуждений. Столь желанная всеми жизнь в моменте. – Мир вздрагивает, когда его пальцы сжимают запонку чуть сильнее, чем нужно. – Блин.
Мы оба смотрим на каплю крови на кончике его пальца, лишь она одна в этот миг связывает наши взгляды.
– Подожди здесь, хорошо? – не дожидаясь моего согласия, он отправляется вниз по ступенькам.