DREAM

– Ага… – я ухмыльнулась; надо же, так быстро раскусил, что нас двое: я и второе я. – «Заткнись, bitch!» – ух, краткая перепалка. – Да, я была с компанией ребят в Америке. А потом с девочками из моего университета в Европе. Мне так много хочется вам рассказать, что я даже не знаю, с чего начать. Эмоции до сих пор бурлят внутри меня. Когда я о них вспоминаю или натыкаюсь на фотографии или какую-то вещь. Хотя время делает свое дело. Все события понемногу забываются. Даже самые хорошие. Хотя это лучше, чем затирать их в памяти до дыр, прокручивая снова и снова, когда реального от них остается – ничего. А большая часть – фантазии.

Ты пытаешься вернуться назад, снова почувствовать ту радость, но понимание того, что все закончилось, а отношения с большинством «друзей того времени» медленно и верно разваливаются, дают всему новый облик, с новыми красками, превращая их в нечто темное и грязное.

В сознании по-хорошему сумасшедшие, фееричные поступки начинают выглядеть очень глупыми, развратными, как в королевстве кривых зеркал. Ты думаешь, что вел себя как абсолютный идиот и начинаешь сожалеть. В итоге я стараюсь о них не думать. Когда я о них не думаю, я их забываю.

Мне просто кажется, что так пройдет вся моя жизнь. А в итоге – я даже не смогу открыть шкатулку с воспоминаниями своими трясущимися от старости и Альцгеймера руками.

– Давайте начнем с того, с чего все началось.

«Началось…» Моя левая бровь пошла вверх, на лоб. Кажется, более странный вопрос сложно было задать, учитывая, что я сейчас говорила о вечном и о том, что будет в конце.

– Начиналось? Я родилась…

– О чем ваше самое раннее воспоминание? Которое могло бы относиться к вопросу, который мы обсуждаем.

– Думаю, мечта…

– Нам нужно воспоминание, – этот мужчина в модных очках абсолютно не старался понять меня!

– Послушайте, а у вас что, никогда не переплетаются мечта, сон и реальность? И никогда вдруг случайно не всплывают воспоминания, которых быть может и нет?

Абсолютно незаинтересованный, непонимающий, но готовый поставить диагноз взгляд. Отлично!

– Ладно, дослушайте. Воспоминание. У меня были мечты. Мне всегда было о чем помечтать. В основном о чем-то нереальном. Когда мне было шесть, я гуляла у маленького трехэтажного дома, где мы жили с родителями, в маленьком городе, и мечтала. Вокруг меня была зима, чернозем замерз колеями, а лужи покрылись льдом, по которому можно было скользить или даже кататься, представляя, что у тебя есть коньки. С одной стороны был тот трехэтажный дом с детской площадкой, а с другой – пятиэтажное общежитие. Но на самом деле я гуляла по Нью-Йорку, среди огромных небоскребов, как в кино. Я изо всех сил напрягала глаза и мозги, чтобы увидеть все это! Мечтала, что меня все знают и поехать куда угодно не составляет большого труда. И, блуждая по улочкам Нью-Йорка, я старалась не слишком-то разглядывать здания. Ведь это некрасиво, да и все бы поняли, что я очень удивлена и впечатлена. А тем, кто видит такое каждый день, такие глупости не присущи.

Разделите мне воспоминание?

Знаете, это как моя собственная машина времени.

Только с недавних пор она работает и в обратном направлении.

***

Мне уже так надоело путешествовать в прошлое. Путешествия в будущее гораздо приятнее, потому что я точно знаю, что это еще не произошло, это еще может произойти. И если это не будет приносить мне достаточно удовольствия, я могу приложить все силы, чтобы изменить это будущее. Но вот с прошлым все гораздо сложнее. Его не изменишь. Это как какое-то дежавю, день сурка, повторяющийся снова и снова в твоей голове. Иногда по твоей собственной воле, иногда без нее. Просто это как волна. Волна прошлого накатывает и ты «закидываешься» в него с головой, со всеми мыслями и эмоциями. И это не всегда приятно. Скорее сказать, чаще неприятно. Чем дальше от этого прошлого.

Моя машина времени редко отправляет меня дальше, чем начало той весны, когда я работала официанткой в кафе здесь, в России, чтобы заработать на программу студенческого обмена. Исключительность этого факта, наверное, заключается именно в том, что в те минуты я переступала через свою гордость, достоинство и все хорошее, что во мне было, чтобы улыбаться. Ради денег. Улыбаться людям, как щенок, просящий кусочек косточки. Все же не мяса. Но жалостно просящий. И в большинстве случаев, надо сказать, моя улыбка нравилась людям. Мне хотелось, чтобы она была искренней. И она была. Но не всегда.

У всех людей бывает плохое настроение. Это нормально. Испытывать негативные эмоции – это нормально для обычного человека. Испытывать весь спектр эмоций – это нормально. И я его испытывала на работе. Это место было новым для меня во всех смыслах. Новый вид отношений с людьми. Когда ты их обслуживаешь.

Отчего-то многие люди считают, что если человек их обслуживает, он практически их собственность. У нас, в России. Как будто за их деньги я должна была делать что-то экстраординарное и выполнять все их желания.

Пойти работать официанткой было необходимым шагом моей подготовки к путешествию в Америку. Как в материальном смысле, так и в моральном. Можно сказать, что до моего первого рабочего дня в кафе продолжалось мое детство. Беззаботное и полное детского максимализма. Но этот максимализм разбился.

Он разбился не только о тех, кто мне хамил в мой первый рабочий день, не только тех, кто толкал или подшучивал. И даже не то, что я пролила на себя кувшин с соком, было моим разочарованием. Перед самым закрытием кафе, мне нужно было обслужить столик. Когда я к нему подошла, то увидела свою бывшую одноклассницу, сидящую вместе с уже довольно зрелым мужчиной. Они сделали заказ и довольно мило улыбались. А я в это время испытывала шок. От того, что они сидят, а я обслуживаю их. Словно я слуга. Я служу…

Я еле дошла до кухни. И разрыдалась. Мне было стыдно за саму себя. За то, что я чувствовала себя ниже статусом, чем моя одноклассница. Когда-то мы сидели за одной партой, участвовали в одних и тех же конкурсах. Мы равно хорошо учились в школе. Но теперь она была за столом, а я – у стола.

Я чувствовала себя очень унизительно. И я знала, что единственный человек, который мне это все устроил – это я. Я сама выбрала себе такой унизительный труд. Труд за деньги.

Я стояла на кухне, грязная и самоуниженная, и плакала от… жалости к себе. Иногда мы плачем от жалости к себе. И это ужасно. Я ненавижу людей, которые испытывают жалость к себе, и тем более плачут от этих чувств. Я считаю их самыми что ни на есть слабаками. Самыми слабыми из всех ослабевших. Потому что они слабы даже не телом, а душой. С таким человеком ничего не сделаешь. Он сдается раньше, чем все начинается. Потому что он жалок. Такие люди редко добиваются того, чего желают. Им приятнее жалеть себя и свои упущенные возможности.

Но иногда, думаю, нам всем хочется побыть слабаками. Чтобы понять, что это такое. И не быть ими по жизни.

Слабаком быть просто. Потому что можно винить всех вокруг в своих неудачах. У меня не получается. Я твердо знаю, что в своих неудачах виновата лишь я сама. Кроме того, обида на окружающих разрушает. Не надо обижаться, надо отдавать по заслугам. Это я шучу, конечно.

Да бить их всех надо. Так становится легче. Правда. Хотя я поступаю проще: я улыбаюсь человеку, но в душе думаю: «А иди ты! Я знаю, что ты меня не лучше, мерзкий ты человек, хотя бы потому, что сейчас намеренно делаешь все, чтобы меня обидеть».

На самом деле работа официантки дала мне не только вредную привычку курить, как способ убежать от проблем, преследовавших весь день и не убить никого. Эта работа подарила мне особую философию отношения к людям, которые появляются в моей жизни на несколько часов. Как-то раз, уже под конец моего последнего месяца работы, я приняла столик у семейки. Мама, сын, его жена и, как я поняла, мама жены. Дама, судя по всему являющаяся свекровью, досконально объяснила мне, что будет есть каждый из них, уточнила все ингредиенты блюд, попыталась внести свои коррективы. А когда я сказала, что большинство блюд уже приготовлены – для ускорения процесса – она выдала мне изрядную порцию поучений. В итоге даже пиво оказалось не таким, как они хотели. Эта женщина явно была «за главную» в их большой семье. И никто не имел права голоса. Я ушла от столика выполнять заказ изрядно опустошенной и расстроенной, что ко мне относились как к второсортной нерадивой прислуге. А эти трое мало того, что боялись сказать что-то против, так еще усиленно поддакивали и кивали головами.

«Но ведь официант не прислуга», – думала я. А потом мне в голову пришла гениальная мысль. Ладно я, никчемная официантка, проходящий элемент вашей жизни. Два часа я урывками потрачу на вас и вашу желчь. Пусть вы даже испортите мне настроение. Но ведь вам жить с этим человеком всю жизнь! Ведь вам жить с самими собой всю жизнь. И я подозреваю, что вы наверняка знаете, что вы неправы в тысяче моментов. Я пройду, я даже вас забуду. Но вот вам – всю жизнь терпеть эту несправедливость, гнет и самодержавие на местном уровне.

Поэтому, когда я отошла от столика, мне было даже не обидно. Мне было их жаль.

Работа в Америке была ничем не хуже, чем работа в кафе. Но приносила больше, чем двести долларов в неделю каждая. В отличие от работы в кафе, что давала мне в редких случаях около ста пятидесяти только за месяц.

Зачем я все это вам рассказываю?

Конечно, работа официантки не была работой моей мечты. Но она была средством её достижения – поехать в Америку, за настоящей американской мечтой.

***

Мы должны были ехать в посольство на собеседование 25 апреля. Как нам казалось, мы были к этому готовы. Оказалось, нет. В один из вечеров я пришла с работы, как всегда уставшая и разбитая. Ева смотрела на меня печальными глазами, сказала, что есть серьезный разговор.

Она подозвала меня к компьютеру.

А на экране было раскрыто письмо от ее шапочного знакомого – некого Григория, который тоже собирался ехать в Америку: «Предложения работы у вас нет, как и у многих других, и у меня в том числе. Без него в посольстве делать нечего – визу не дадут. В агентстве успокаивают, но до момента «Х» осталась всего неделя – не уверен, что что-то изменится».

Ступор. Ева и я попеременно смотрели то друг на друга, то на монитор.

Два часа ночи. Полгода и заработанные деньги – непонятно где. И что теперь говорить родителям?

Этой ночью мы не спали. Ева эмоциональная, она рыдала как настоящая девушка. А вот со мной что-то точно стало не так, я молча смотрела в темноту общажной стенки.

Первая пара в универе прошла как всегда монотонно. Политика, журналистика, еще что-то. И в этой аудитории я была абсолютно одна. Но не без своих мыслей. Внутри все разрывалось на кусочки, как прошлой ночью порвалась мечта, на которую был отпахан не один вечер в кафе, среди этих хамливых и жлобистых людей, которые никогда не слышали о правах человека или гуманном отношении к кому-либо, кто их слабее.

«Ага. Смысл жизни. И во что теперь верить? Если даже те, кто взяли столько денег за реализацию мечты, не нашли в себе мужества сообщить… Что мы узнали о крушении всех надежд от какого-то случайного парня».

Тогда все рухнуло, но это был единичный случай. И как жаль, что люди все же стараются не дать мне поверить в то, что все это произошло случайно. Потому что именно тогда я собрала все ключи, чтобы открыть дверь в современный мир с его ценностями.

***

«Смысл жизни… Да… И беда не в том, что люди тебя разочаровывают. Беда в том, что ты сам себя разочаровываешь. Когда, к примеру, доверяешь тому, кому совсем не стоило…»

– Ты ведь знала, что все так получится? – звучало в голове.

– Знала, – промолчала я. – Какие тебе еще нужны объяснения? Я не знаю, как дальше жить. Потому что все планы и мечты – все было выстроено в голове. А теперь – ничего. Пустота. И мое будущее – такое же ничего, как и мои идеальные планы.

– А что бы ты хотела? – эта мысль ехидно кружилась в голове.