Синий шиповник

– Можно подумать, у тебя…

– Мое лицо – ромбиком, – Гоша обвел в воздухе пальцем геометрическую фигуру.

– Просто скажи: ты нарисуешь еще пару планов?

– Конечно.

Через неделю работы сумасшедшими темпами Правительство уже интересовалось, как все продвигается. А Росцензура зарезала кучу сцен из-за того, что в них первый император России недостаточно героически выглядит. Чиновникам – совсем не до драматургии. Им главное, чтобы были соблюдены главные требования к образам в фильме. Мы проклинали цензоров и переписывали все моменты, вызвавшие порицание. Мне вернули сценарий в третий раз снова с красными пометками на полях.

– Еще чуть-чуть, и я начну убивать, – грустным голосом сказала Кира, листая правки.

– Сделай одолжение, пожалуйста, – я улыбнулась. – Там на втором этаже поворачиваешь направо, до упора, на табличке написано "Людов".

– А, Людоедик? Ну, тогда все понятно.

Теперь мы уже и вдвоем не спали ночью. Сидели на кухне Лены и правили сцены с императором. "Ох, Толик", – думала я. – "Взять бы тебя сюда, ты бы увидел, как снимают кино". Раскадровки тоже не пришлись ко двору. Я отдала вечером Лене пять копий сценариев для отправки актерам, и побежала с ватманами к Гоше. Он жил на набережной Ангары, в маленькой, но милой квартирке на втором этаже. Я свистнула два раза, это был наш знак. Еще в университете я привыкла приходить под окна к другу и свистеть. В подъезде работал противный старый консьерж, который никогда меня не впускал. Георгий должен был сам спуститься за мной. Он выглянул с лоджии:

– Шо? Опять? – спросил ассистент, пародируя голос великого актера Папанова.

Я развела руками. В квартире пахло блинами. Я разулась и понесла раскадровки в комнату.

– Кушать будешь? – спросил Гоша.

– Надо скорее закончить…

– Полина, ты голодная.

– Нет.

– Я знаю тебя. Ты прибежала, как только получила листы, – друг потащил меня на кухню. – Петр Алексеевич не будет плакать, если ты сначала поешь.

Надо мной уже все друзья смеялись, заявляя, что меня в мужчинах привлекает только умение готовить. Подтрунивал и Гоша. Поэтому я и не хотела принимать его предложение. Хотя с другой стороны, от блинов может отказаться только бессердечный человек. За раскадровкой мы не заметили, как настала полночь.

– Уже поздно, – проговорил серьезно друг. – Останься.

– Ладно, – ответила я, не чуя подвох.

Он постелил мне на своей кровати, сам ушел на кухню. Я лежала без сна час точно, пока не зашел Гоша. Он крался, боясь меня разбудить, и аккуратно, как ниндзя на задании, лег с краю.

– Что, на диване не удобно? – мой голос в ночи прозвучал, как выстрел.

Гоша свалился с кровати.

– Ты чего так пугаешь? – злобно спросил он.

– Ты говорил, что хорошо меня знаешь. Однако не подозреваешь, что я плохо засыпаю.

– Вот теперь и эта деталь мне известна, – он сел рядом и положил свою горячую ладонь на мою руку.

Только в этот момент я заметила, что у него длинные пальцы.

– Полина… – прошептал он.

Я подняла глаза, Гоша тянулся ко мне губами.

– Нет, подожди! – я отползла к стене и закрылась одеялом до подбородка. – Ты что делаешь?

Георгий молча смотрел на меня. Свет от фонарей проникал сквозь колыхающуюся занавесь. Он выхватывал из полумрака глаза друга, словно работал осветитель над крупным планом героя.

– Я сам не знаю, что творю, – тихо ответил ассистент, отвернувшись. – Прости.

Он ушел на кухню, а я не могла уснуть до самого утра, вспоминая жар его руки, огонь его карих глаз.

Пока мы бились с Росцензурой за раскадровку, приехал первый кандидат на роль Карла Двенадцатого. Это был норвежец Паулус Олафссон. Нам дали только список, фотографий не было. Поэтому я сначала встала посреди вестибюля, вытаращив глаза на высокого и харизматичного мужчину.

– Да уж, дела, – присвистнул Гоша. – Он будет повыше даже нашего императора Яшки. Незадача.

– Ну, всегда можно выкопать ямку, – задумчиво проговорила я.

– Очень мило с вашей стороны приехать так рано, – заухмылялся ассистент, здороваясь с норвежцем за руку. – Сразу видно, вы хотите роль, но надо пройти кастинг. Поля, он, кажется, не понимает ничего. Вы знаете русский язык?

– Да, я знать русский. Немного, – улыбнулся в ответ актер. – Кастинг? Я готов.

– Пока нет кастинга, господин Олафссон, – я тоже пожала его мягкую ладонь. – Придется ждать, пока не приедут остальные.

– О, ничего. Я смотреть пока Россия. У вас… тепло.

– Обязательно съездите на Байкал.

Мимо как раз пробегала Кира с кипой бумаг.

– Кира, подожди, – я остановила ее. – Ты торопишься?

– Нет. А что? – у Ивановой просто была привычка быстро ходить и делать озабоченное лицо, поэтому сначала всегда казалось, что она дико занята.

– Ну, ты же знаешь норвежский. Тут вот приехал человек. Актер.

– Пол. Я – Пол, – гость подошел ближе.

– Пол хотел бы посмотреть город сегодня, и знает русский совсем немного. И нам пока не дали переводчика для него.

– Да что ходить-то сейчас? Там дождь и ветер, – сценарист показала на окно. – Пол, простите, но я простыну.

– Простите, – словно попугай повторил Пол. – "Простыну" – это белье?

– Кира, ну, помоги, пожалуйста, – я начала нажимать на жалость – самую верную кнопку души девушки. – Он приехал слишком рано. Будет слоняться один, точно потеряется.

Кира внимательно посмотрела на Олафссона, словно пытаясь понять, может ли взрослый и высокий мужчина потеряться.