Нелепые аккорды бытия
Дарья Черевик
Что определяет нашу жизнь, как не банальная рутина, вырабатывающая базовые алгоритмы поведения? Но кто из нас готов оборвать фальшивую мелодию размеренных аккордов бытия и сделать первый шаг навстречу неизвестности? Как бы мы не сетовали на судьбу, нам слишком сложно избавиться от общепринятых стереотипов, навязываемых с детства. Постоянство становится нерушимым – и мы все реже выходим из зоны комфорта ради новых эмоций, ради самой жизни. Мы слишком часто сдерживаем душевные порывы, но порой система дает сбой – и происходят нелепые совпадения и досадные недоразумения, о которых не говорят вслух…
Дарья Черевик
Нелепые аккорды бытия
О чем не говорят вслух
Vanitas vanitatum et omnia vanitas[1 - С лат. «Суета сует и вся суета», 1:2 Книга Екклесиаста.]
Напрасные попытки
Как обычно, среди ночи, а точнее, ближе к утру, мне приснилось что-то несуразное – и я проснулась. Комнату окутывал предрассветный мрак. Под синтепоновым одеялом было тепло и уютно. Под боком монотонно посапывал муж и неуклюжими движениями натягивал угол пододеяльника себе на голову. «Как бы мне сейчас хотелось прижаться к нему всем телом и провалиться в сон часика на два-три», – подумалось мне. Но проблемы с мочеиспусканием дают о себе знать в самые неподходящие моменты, например, за 10 минут до сигнала будильника.
Я нехотя встала с постели, нырнула ногами в домашние тапочки, накинула теплый халат и поплелась в ванную. Когда чистила зубы, услышала крик Jared Leto, доносившийся из шипящего динамика старенького мобильника. Я вспомнила, что муж просил не будить его сегодня, так как взял работу на дом, но было уже слишком поздно. Он, выругавшись, оборвал на полуслове моего кумира, которого ненавидел до мозга костей:
– Сколько раз я просил не ставить этого пи*са на звонок!
Я сделала вид, что не услышала, для правдоподобности откручивая до упора кран с водой. Казалось, что может быть хуже, чем утро понедельника?! Поверьте, я могу привести тысячу примеров, способных ухудшить и без того скверное настроение: ссора с домочадцами из-за очереди в туалет, подгоревший завтрак, пролитый на одежду кофе, сломанный фен, внезапное отсутствие горячей воды, отсутствие чистых носков, пропаленная утюгом/сигаретой блузка, несимметричные стрелки на глазах, экскременты кота посреди коридора, единственный оставшийся в доме заплесневелый кусок хлеба…
У меня ни одно утро не обходится без происшествий/встряски, и сегодняшнее не стало исключением. Муж больше часа пилил меня за то, что разбудила его ни свет ни заря. Я, молча, старалась пропускать мимо ушей его тирады по поводу своего эгоистического характера, ибо знала, что стоит лишь мне огрызнуться, и между нами начнется третья мировая.
Сейчас он выплеснет весь скопившийся в нем негатив и через несколько минут после моего ухода преспокойно заварит себе крепкий кофе, возьмет сигарету, покрутит в руках, поднесет ее бок к своему носу, вдохнет с закрытыми глазами аромат табака и, подкурив, возьмет вчерашний недочитанный выпуск газеты. В это время наш кот Васька запрыгнет к нему на колени и начнет монотонно мурлыкать. Примерно так у мужа пройдет первая половина дня. Затем он опомнится, что пришло время обеда, и, не глядя, схватит что-нибудь из холодильника, а затем сядет за компьютер проектировать новые здания.
А я плетусь на работу, которую ненавижу каждой клеточкой своего организма…
Так уж произошло, что я росла послушной дочерью и никогда не перечила родителям. Школу закончила с золотой медалью и целым ящиком грамот/наград за участия во всевозможных конкурсах/олимпиадах. Когда пришло время определяться с профессией, я была очень растеряна. Мне не хотелось связывать свою жизнь с медициной, так как я панически боялась крови – и я не стала идти по стопам отца-хирурга и матери-терапевта. На протяжении нескольких лет я тайком мечтала стать дизайнером. У меня скопилась сотня папок с тысячью проектов по рациональному обустройству жилых помещений. Ведь я не понаслышке знала, каково это – ютиться в крохотных малосемейках.
А когда время начало поджимать, поскольку начинались первые вступительные кампании в высших учебных заведениях, я решила открыть родителям свой секрет.
«Это шутка?» – испуганно спросила мать.
«Ничего глупее не могла придумать?!» – пристыдил отец.
Я разревелась, как маленькая, и убежала в свою комнату. Возможно, стоило настоять на своем, во что бы то ни стало, но я была сломлена реакцией родителей и не смогла аргументировать свой выбор после уничижительной речи отца о необходимости трезво смотреть на вещи, выбирая себе род занятий. В итоге, он посоветовал мне стать юристом или экономистом. Тогда я и подумать не могла, что не существует более абстрактных профессий, чем эти. Парикмахер, повар, швея, учитель, программист – вот где обязанности на лицо, все ясно и понятно.
Меня же угораздило вступить на юридический факультет государственного национального университета. Все родственники мною восхищались, а родители, гордясь своим чадом, с притворной робостью в голосе отвечали:
«Ну, что вы. Обычный ребенок. Не спорим, очень трудолюбивый».
А в моменты, когда отец опрокидывал рюмку-другую после неудачной операции, начинал хвастать перед друзьями:
«Вы только поглядите, какая у меня дочь выросла: не пьет, ни курит, по ночам нигде не шляется («не чета вашим оболтусам» – добавляет мысленно). Вот, что значит правильное воспитание. И мало того, что поступила на юридический факультет без взяток и связей («не чета вашим оболтусам» – все та же мысль проносится в голове), так еще – на бюджетную форму обучения. У нее ведь шестеренки за десятерых работают. Сам иногда ее побаиваюсь. До сих пор не могу привыкнуть, что у нас в семье будет собственный юрист (торжественная ухмылка).
Эх, отец, неужели ты и вправду в это верил?! И какое же будущее ты пророчил своей единственной дочери?! Небось, головокружительную карьеру на государственной службе: руководящую должность, всеобщее уважение, социальные льготы, сопутствующие привилегии… Самое смешное, что я и сама начинала принимать твои слова всерьез и представлять себя, сидящей на огромном кожаном кресле в собственном кабинете и раздавать поручения подчиненным.
Студенческие годы пролетали довольно быстро, но уже на третьем курсе я заподозрила, что юриспруденция – совсем не то, чему я хочу посвятить все годы жизни. У меня холодела кровь в жилах, когда я представляла себя в зале суда под пристальными взглядами преуспевающих юристов. Я даже подумывала о том, чтобы перевестись на другой факультет или вовсе сменить ВУЗ, но мои планы так и не были реализованы. Во-первых, меня страшили глобальные перемены, во-вторых, я даже представить боялась реакцию родителей, в-третьих, не хотела, чтобы меня всю жизнь попрекали данным выбором, и, как следствие, так и не решилась никому открыться.
Университет я, по правде сказать, не смогла закончить с красным дипломом, но родители, безусловно, возлагали на меня большие надежды. Я уже давно перестала их посвящать в свои заботы и проблемы, поэтому они не знали, что после второго курса я напрочь утратила интерес к учебе, и тщательно готовилась к экзаменам лишь для того, чтобы по результатам сессии получать стипендию.
После долгожданного выпускного вечера, который я представляла себе избавителем от скучных лекций и несчетного количества рефератов, наступил один из самых сложных периодов в моей жизни – поиск работы. На то время канули в лету те пережитки советского режима, которые обеспечивали работой всех выпускников высших учебных учреждений. Были, правда, и в той системе некоторые щепетильные нюансы, вроде распределения по всем необъятным просторам Союза, но не будем сейчас об этом.
Я даже представить себе не могла, насколько сложно будет найти работу. Куда бы я ни обращалась, от меня требовали опыт работы. Тогда я обратилась за помощью в центр занятости, согласна была на что угодно, лишь бы не видеть угрюмые лица родителей, прикрывающих сочувствующими взглядами свою беспомощность. Там мне сразу дали понять, что таких горе-юристов и горе-менеджеров пруд пруди, а государству нужны слесари, механики, сварщики, повара, швеи и т. п. Даже предложили мне какие-то курсы, чтобы я переквалифицировалась на маникюрщицу или официантку. Я негодовала. Моей злости не было предела. «Да чтобы я, юрист по образованию… Да ни за что!». И только намного позже я поняла, насколько была не права. Прими я тогда другое решение, все бы сложилось совсем иначе…
Какая омерзительная выдалась погода (впрочем, стандартная, осенняя): обложной дождь сопровождался внезапными порывами ледяного ветра. Я положила обратно в пакет свой любимый зонт, так и не решаясь его раскрыть, и натянула на голову капюшон ветровки. За последние полгода я сломала около семи зонтов, пять из которых не подлежат ремонту. Планирую переходить на специальные плащи, те самые пластиковые накидки необъятных размеров, которые носят все представители стихийной торговли под открытым небом.
Сквозь пелену дождя я с трудом пыталась разглядеть номер своей маршрутки. Наконец-то, вдалеке, на лобовом стекле покосившегося на левый бок ЭТАЛОНа светился красным цветом заветный двадцать четвертый номер. Водитель с ловкостью опытного перевозчика открыл дверь в аккурат перед самой большой лужей на остановке. Воспользовавшись внезапным замешательством нескольких человек, которые пытались сообразить, каким же образом им попасть в салон автобуса, не намочив ноги, я преспокойно прошагала в лаковых туфлях по воде, погружаясь в нее по самую щиколотку. Я давно для себя решила, что подобные ситуации неизбежны, поэтому всегда храню на работе сменную обувь всех сезонов. Первыми опомнились две старушки с огромными клетчатыми сумками и пошли брать штурмом уже давно переполненный салон маршрутки. Как я не пыталась держаться от них подальше, брошенные на ноги пассажиров растрепанные сумки, все-таки добрались до моих капроновых колгот.
Но сегодня все складывалось не так уж и плохо: во-первых, я успела позавтракать, во-вторых, стояла на остановке каких-то пять минут, а в-третьих, удобно пристроилась возле худенькой девочки-подростка, которая согласилась взять к себе на руки мою увесистую сумку с документами. Теперь я могла посвятить себе любимой около сорока минут и сбежать от реальности, мысленно погружаясь в мир фантазий и грез.
К сожалению, сегодня мне никак не удается абстрагироваться от навязчивых мыслей о работе, которая раздражает и злит настолько, что в порыве неконтролируемого гнева провоцирует совершать необдуманные поступки. Бывают моменты, когда я настолько быстро иду на конфликт, что порой самой становится не по себе. Я, как бомба замедленного действия, но многоразового использования, которая всегда готова выплеснуть наружу свои смертоносные импульсы и перейти в режим разрушительного нападения.
Но сейчас не об этом. Моя первая работа была совсем несложная – специалист общего отдела одного из государственных органов. Изо дня в день мы занимались невыносимо нудным и бессмысленным делом: регистрировали входящую/исходящую корреспонденцию, готовили проекты докладов/протоколов для руководства, копались в архиве в поисках истребованных документов, часами напролет что-то ксерокопировали или сканировали, вели несчетное количество журналов и забивали папки-скоросшиватели стопками бумаг. Как по мне, тоска смертная. Одна Зинка, приехавшая из деревни, безумно гордилась статусом госслужащего перед своими односельчанами, работающими преимущественно на кирпичном заводе.
Поначалу и я была вне себя от радости, когда один благодарный пациент отца замолвил за меня словечко – и меня взяли на работу. Откровенно говоря, я не могла поверить своему счастью. Я каждое утро выходила из дома в деловом костюме и летящей походкой вышагивала по двору, упиваясь завистливыми взглядами соседей. Зарплата у меня, была хоть и небольшой, зато стабильной. К тому же, по настоянию родителей я распоряжалась заработанными деньгами исключительно по собственному усмотрению.
Первые три-четыре месяца я с головой погрузилась в работу, пытаясь вникнуть в самую суть, и как только я охватила ее целиком со всеми тонкостями и нюансами, то напрочь утратила всякий интерес. Как только я не пыталась, никак не могла найти смысла в своей работе. Она была похожа на нелепую возню тараканов в поисках еды в нежилой квартире. Даже отдел не хватило ума назвать по-другому, хотя суть, безусловно, была передана. Мы занимались всем тем, чем другие отделы пренебрегали. Они ведь принимали решения, влияющие на жизни людей, сотрудничали с другими организациями, выступали представителями в судах, начисляли зарплату и все такое, а мы лишь присваивали номера их письмам…
Я начала грезить об увольнении, но с замиранием сердца представляла себе реакцию отца, который до сих пор отрабатывал свой долг за мое трудоустройство. Не придумав ничего лучшего, я снова взялась за свои проекты. Я тайком засиживалась до глубокой ночи над чертежами, представляя себя творцом новой эпохи. А утром снова собиралась в офис, где я вынуждена была бессмысленно потратить целый день на поиски какой-нибудь папки или заполнение очередного журнала в окружении недалеких женщин, темы разговоров которых сводились к обсуждению сериалов/коллег/кулинарии. Но самое странное для меня было то, что моим коллегам очень нравилась их непыльная работа, которая не требовала каких-либо физических (а по мне, так и умственных) нагрузок.
А я безумно мечтала о саморазвитии, поэтому решила, во что бы то ни стало, перевестись в другой отдел. Тогда я еще не подозревала, что возложила на свои хрупкие плечи непосильную задачу. Во-первых, свободных вакансий было не так уж и много, а, во-вторых, моя начальница ни за что не хотела меня отпускать, так как всегда могла на меня положиться, хоть и недолюбливала за мой резкий нрав. Так что все мои попытки что-либо изменить, заранее обреченные на поражение, потерпели фиаско.
На фоне сильного душевного потрясения и нервного истощения у меня начала развиваться депрессия. Я отстранилась от своих коллег/родителей/друзей и полностью замкнулась в себе, находя единственное утешение в моделировании крохотных деталей поздними вечерами/ночами.
Однажды я решилась выбраться на профессиональную выставку архитектуры и дизайна, где были представлены работы лучших мастеров со всей Европы. Когда я жадно всматривалась в каждый экспонат, меня охватывало двойственное чувство. С одной стороны, я получала огромное моральное удовольствие от созерцания гениальных шедевров, которые воплощали в жизнь самые чудаковатые фантазии их создателей; с другой – я осознавала, насколько примитивными будут выглядеть мои аппликации по сравнению с этими произведениями искусства, и мне стало настолько обидно, что я разревелась, как дитя.
Именно такой я и предстала первый раз перед своим будущим мужем: заплаканной и растерянной (точнее – потерянной). Это была его первая персональная выставка, которая открыла ему дверь в большой мир искусства. Он был всего лишь на несколько лет старше меня, но выглядел очень солидно в дорогущем голубом костюме и замшевых черных туфлях всемирно известного бренда.
Слово за слово – и я осознала, что хочу всегда находиться рядом с ним, слушая его низкий голос, раскрывающий передо мной всевозможные тайны современного моделирования. В первый же день нашего знакомства, я отправилась к нему домой выпить бокал шампанского за успех его мероприятия. Не знаю, как это могло со мной произойти, но я, ни на грамм не засомневавшись, согласилась остаться у него на ночь. До того я пыталась встречаться с парнями, но до постели дело так ни разу и не доходило (меня вполне устраивали «поцелуйчики»/«обнимашки»), и молодые люди, не получив от меня желаемого, разрывали со мной отношения.
Впервые за всю жизнь, я почувствовала себя уверенной в себе женщиной. Будущее больше не казалось мне таким неопределенным, а настоящее – мрачным. Судьба подарила мне человека, который понимал мое увлечение и обещал поддерживать во всех начинаниях.
Неделю спустя мне пришлось познакомить его со своими родителями, так как они категорически отказывались меня отпускать к незнакомому мужчине на ночь. Как ни странно, но мой парень сразу же расположил их к себе своими незаурядными историями и простодушной улыбкой. Просто удивительно, как быстро он ладит с окружающими! Для него ничего не стоит за пару секунд найти общую тему для непринужденной беседы и развивать ее до бесконечности, если того потребуют обстоятельства. Поэтому, у нас в семье всевозможные переговоры ведет исключительно он. Ему не может отказать ни секретарша, оберегающая своего шефа от внезапных посетителей, но любезно соглашающаяся сделать для него исключение; ни главврач районной поликлиники, оформивший вторую группу инвалидности его троюродному брату почти даром, хотя всему городу была известна фиксированная цена на его услуги; ни свирепые бабки, выстаивавшие многочасовые очереди в собесе, не пропускающие вперед никого, кроме, моего ненаглядного.
Вскоре я переехала в его двухкомнатную квартиру в один из спальных районов города. А спустя полгода мы узаконили наши отношения, не желая больше оправдываться перед моими родителями за «сожительство». Правда, они все равно остались недовольны, так как свадьбы в традиционном смысле этого слова не было. Мы отделались банальным ужином в небольшом кафе за неприглядным столиком в дальнем углу зала, уместившим за собой ровно двенадцать человек.
Казалось бы, теперь я могла вздохнуть свободно, нырнуть в омут с головой в работу над новыми проектами и смело идти навстречу мечте. Но все оказалось не так-то просто. Поначалу, я была настолько счастлива вырваться, наконец, из-под чрезмерной опеки родителей, что старалась наслаждаться семейной жизнью, откладывая все свои планы на потом. А потом все как-то закрутилось, выработался график, в котором не было места для воплощения моих идей в жизнь. Теперь я должна была считаться с мужем, планируя свое времяпровождение, а это было весьма сложно, ведь у него всегда находились более важные причины, чтобы заставить меня уступить.
Неужели она сейчас выходит? Какая удача! Сесть возле окошка и смотреть на унылые лица прохожих, мысленно хоронивших остатки воспоминаний о промчавшихся выходных, о которых грезили пять дней подряд. Нет, я не смеюсь над ними! Напротив, вижу в их потухшем взгляде свое отражение и невольно вспоминаю, как аккуратно записывала в ежедневник, чем хочу заняться в субботу и в воскресенье, заранее зная, что напрасно себя обнадеживаю, ведь еще ни разу не придерживалась составленного плана действий.
Но пару лет назад на меня нашло озарение. Я ощутила в себе необъяснимую потребность покопаться в своих старых чертежах, а когда до них добралась, то не могла остановиться. На работе я все свои идеи записывала в блокнот, а дома, наспех поужинав, перечитывала заметки по несколько раз и до полночи сидела перед монитором или куском ватмана с карандашом в руках. Надо отдать должное моему мужу, ведь он ни разу не упрекнул меня за отчужденность, лишь изредка заглядывая ко мне в комнату, не смея отвлекать от работы. В такие моменты мне казалось, что передо мной открываются все тайны мироздания, и я становлюсь неотъемлемой частью чего-то великого и недосягаемого.
Спустя полгода бессонных ночей мой проект был полностью готов. Я с замиранием сердца показала его своему мужу, который, как и полагается цензору, сначала слегка похвалил, потом акцентировал внимание на слабых сторонах, а затем, подытожив все вышесказанное, заявил, что работа выдалась на славу. И он, используя все свои связи, организовал мне небольшую презентацию перед ежегодной конференцией по архитектуре и дизайну.
Признаться честно, две недели пролетели в каком-то радостном/нервном/возбужденном состоянии. Я очень смутно понимала, что происходило вокруг, мысленно воображая себя на вершине пьедестала, но обволакивающее/убаюкивающее чувство эйфории в один миг испарилось, когда я случайно наткнулась в интернете на статью об одном японском изобретателе. Выяснилось, что он около года назад представил миру работу, как две капли воды похожую на мою. Я уставилась в монитор немигающими глазами и не могла сообразить, что же мне теперь делать. Сначала я злилась/ругалась, затем отрицала/плакала/негодовала, но понимала, что бессильна перед фатальным стечением обстоятельств. Подумать только, какое роковое совпадение! Двум совершенно незнакомым людям с разных уголков планеты в одно и тоже время приходит в голову одна и та же идея. Я знаю, что в истории такое случалось ни один раз, но все же не могла не удивляться абсурдности ситуации.
Как ни умолял меня муж взять себя в руки и воспользоваться шансом, чтобы познакомиться с элитой современной архитектуры, гениями новейшего строительства, я была непоколебима. Я считала ниже своего достоинства распинаться перед пресыщенной публикой, изображая свои идеи революционными, когда они выглядят всего лишь чьей-то жалкой копией.