И Войцех рассказал.
Корчма «Под каштаном», деревня Заречная, год тысяча сто тринадцатый от Великой Засухи. Стол под открытым небом, где любой желающий может попробовать партию в «осла и батрака» – карточную игру настолько азартную, что играть в нее принято вне стен корчмы, чтобы во время драки нанести поменьше ущерба. Батрак забирает выигрыш, осел остается запивать горечь поражения всем, что ему наливают, тратя еще больше денег. Войцех Ольшанский, проигравший уже дважды за вечер, отчаянно ищет реванша. Оппонент, закутанный в серый плащ, приходит неожиданно и соглашается на самую смелую ставку:
– Только не будем затягивать, – предлагает он. – Скоро начнется ливень.
Войцех требует еще эля, привлекая к себе внимание троих оставшихся посетителей корчмы – они садятся поближе, поглазеть на последнюю партию, потому что внутри заведения уже пусто, а жена корчмаря прибирает к закрытию. Оппонент действительно не затягивает: не проходит и нескольких минут, как Войцеха снова объявляют ослом.
– Закрываемся, – говорит корчмарь, пока «батрак» собирает деньги в кошель. Начинает накрапывать дождь. Войцех в ярости, подозревает, что его обманули. Посетители и корчмарь куда-то испаряются, остается лишь удаляющийся серый плащ соперника. Он следует за ним по пятам через рощу, пока «Под каштаном» не скрывается вдалеке за плотной завесой ливня. Тогда «осел» останавливает «батрака», развернув за плечо, и без лишних слов бьет его кулаком до лицу.
Игрок падает, не успев сгруппироваться от неожиданности, но Войцех с ним еще не закончил. Он не помнит, откуда в руке берется камень и почему кровь и мозг человека в сером плаще растекаются по луже. А потом понимает, что знает его, и знает очень давно. Войцех трезвеет, роняет камень и бежит так далеко, как может, пока не перестает узнавать местность.
– Довольно об этом, – попросила Ветта. – Я теперь укрывательница, и мне нужно время, чтобы привыкнуть. Лучше расскажи, где ты был.
– Везде, – задумчиво ответил Войцех. – Исходил все до самых границ Берстони. А может, не бывал дальше владений Тильбе. Я пил, Ветта, пил постоянно и так много, чтобы забыть, кто я такой и что натворил. Иногда у меня получалось. Это были хорошие времена. Потом кто-нибудь как следует колотил меня за долги или просто под настроение, все вставало на свои места, и приходилось пить опять.
– Почему ты вернулся сейчас?
– Если бы я знал. Помню, я хотел прикинуться незаконным сыном одного умершего землевладельца и пойти в академию искусств в Бронте, но по дороге попал в корчму и очнулся на сеновале в Митлице.
– Наверняка с женщиной.
– К сожалению, без.
– Ты был в Ольхе?
– Не внутри. Кажется, дела там стали получше.
– Не зашел? Правильно. Мать могла бы тебя прикончить. Дела… Марко помогает едой и деньгами, потому что она не захотела бросать усадьбу. Там Сташ и Гавра, а я иногда приезжала, пока было можно. Ближе к родам ее привезут сюда.
– Ты выглядишь счастливой, – заметил он.
Ветта опустила глаза и улыбнулась.
– Потому что я счастлива. Марко… оказался не таким, каким я его представляла. Ну, помнишь, о нем всякое говорили… «Крушитель Черепов» и прочее. Но он хороший человек, правда. Заботливый хозяин и муж. Только спит сидя, почти не раздеваясь. К этому я до сих пор не привыкла.
Кот потерся о ее ноги, выпрашивая ласки. Она пригласила его к себе на колени и стала похожа на воплощенный сюжет выпускной работы студента художественной академии.
– Я уйду, – решительно сказал Войцех, почувствовав, что должен это сказать. – Пусть считают меня покойником. Не хочу мешать тебе жить.
– Останься, – просто и ласково попросила Ветта. – Я ужасно по тебе скучала. А еще, – подмигнула она, – послезавтра день моего рождения. Нельзя пропускать двадцатилетие любимой сестры.
На следующее утро Ветта рассказала мужу о возвращении брата, и они встретились лицом к лицу. Перед этим они с сестрой условились объяснять столь долгое отсутствие Войцеха потерей памяти вследствие удара по голове в пьяной драке. Все прошло не так страшно, как можно было ожидать: седой, пугающе спокойный Марко Ройда лишь кивнул и сделал вид, что не заметил протянутой руки обретенного родственника. Ветта сочувственно улыбнулась и отвела брата в назначенную ему комнату.
– Завтра праздник, – напомнила она. – Он будет немного приветливее, вот увидишь.
– Мать приедет?
– Нет, – покачала головой Ветта. – Сегодня Гашек отвозил ей припасы и передал, что она приболела. Между прочим, он сообщил и о тебе.
Войцех вздрогнул.
– А она?
– Сказала, что хочет заобнимать тебя до смерти.
Он представил себе серьезное лицо госпожи Берты – а Войцех не сомневался, что она говорила это совершенно серьезно – и его опять передернуло. Ветта заливисто рассмеялась.
День ее рождения задался с самого начала. Войцеху ни в чем не отказывали, будто это он сегодня родился. Например, еще до полудня милая Лянка выкроила для него немного времени, чтобы побыть наедине – надо сказать, вышло весьма приятное свидание. Когда прачка вынуждена была вырваться из его объятий и вернуться к своим обязанностям, Войцех отправился на кухню, где дочка какого-то батрака по первому требованию налила ему большую кружку вкуснейшего имбирного эля. Он уходил с кухни трижды, но каждый раз возвращался за новой порцией. Набрав немного в выданный Гаврой бурдюк, Войцех прекрасно провел остаток времени до праздничного ужина, совершая возлияния за конюшнями.
За столом собрались сразу после заката. Поскольку их было всего трое, разместились в малом зале, где находился круглый стол. Иногда перед глазами мельтешил хромой управляющий, иногда – очаровательная батрачка с кухни. Ветта сидела между Марко и Войцехом, иногда с тенью беспокойства посматривая в обе стороны: едва завидев брата своей жены, господин Ройда вдруг помрачнел. Войцех искренне не понимал, что не так: жареная говядина была восхитительна, а вино из киртовских подвалов оказалось лучшим, что он пил за последние полтора года. Сестра поначалу пыталась завести какой-то обычный семейный разговор о малозначимых вещах вроде размеров следующего урожая, но ее никто не поддержал. В малом зале повисла унылая, под стать хозяину, тишина. Праздничный вечер нужно было спасать.
– Зятек, – весело сказал Войцех, поднимая кубок и одновременно подмигивая сестре, – а расскажи, каково было в Хаггеде.
Ветта прикрыла глаза ладонью и попросила его прекратить пить – может быть, уже не в первый раз. Он поднял обе руки над столом – смотри, больше не притронусь, и вдруг Марко Ройда ответил:
– На войне убивают людей. Не лучшее сейчас время об этом рассказывать.
– И ты убивал? – настаивал Войцех.
– И я.
– За это тебя прозвали Крушителем Черепов?
– Вполне возможно. Свида, убери отсюда вино.
– А знаешь что, – сказал Войцех, пока управляющий очень быстро для хромого шел к двери с кувшинами в руках, – я тоже… Крушитель.
Он вскочил из-за стола, но его так лихо повело в сторону, что пришлось снова на него опереться.
– Черепов Крушитель, – объявил он. Получилось как-то слишком уж громко. Ветта отодвинула стул, намереваясь встать. – И я убивал. Шулера одного прикончил. В карты он играть любил, зараза, а проигрывать, видать, не любил. А я отучил мухлевать, знаешь, камушком по голове разок-другой… Вот и нет батрака, а осел остался…
Войцех не заметил, как рука Марко Ройды оказалась у него на шее. Ветта в ужасе вскрикнула. Хватка усилилась. Войцех рванулся, но это не возымело никакого действия. И все-таки он рванулся снова и снова, попытался пнуть Ройду в пах, потерял равновесие, стал задыхаться и отчаянно бить мебель, Марко, воздух, все, по чему попадал и промахивался. Ройда встряхнул его, снова выбив землю из-под ног, оттолкнул мешавший стул и стал душить обеими руками. Чувствуя, что теряет сознание, Войцех услышал, как Ветта закричала опять.
Он понял, что Марко его отпустил, только оказавшись на полу и разодрав горло кашлем. Ветта все еще кричала, обхватив руками огромный живот. Ройда с трудом усадил ее на стул и куда-то потащил, царапая пол деревянными ножками. За ними тянулись кровавые полосы.
Мертвецки пьяный и одновременно совершенно трезвый, Войцех осознал себя у бывшего кабинета Гельмута, откуда доносился надрывный плач. Дверь была открыта, внутрь вбежала девчонка с кухни с кучей тряпок, следом – Лянка с ведром воды. Свида преградил путь Войцеху:
– Нельзя. Господин не велел. Только хуже сделаете.
– Это моя сестра!
– Нельзя.
– Я видел роды, знаю, как принимают детей, – доказывал Войцех, но управляющий стоял стеной. Ветта уже не кричала – выла. Дико, нечеловечески – так, что волосы шевелились на голове.
– Гашек поехал в Ольху за госпожой Бертой и старой служанкой.
– Да вы умом тронулись! Какая Ольха?! – заорал Войцех, оттолкнув Свиду и ворвавшись в кабинет. Он не успел ничего увидеть, потому что перед ним вырос Марко.