Асуня

– Н-да-а-а, беда-а-а, – протянул незнакомец и предложил: – Давай вместе пойдём, что ли? Я сам в Баталон шёл, да на дороге задержался. Тут чуть дальше поляна есть, там заночуем, а утречком как раз свеженькие посветлу доберёмся, как раз к обеду будем.

Асуня задумался. С одной стороны, не в одиночку как-то легче. Да и чего греха таить? Этот-то изузоренный да отощавший сам почти баба, поди, поймёт. Глядишь, и подскажет чего делать-то, ежели проклятье до конца наступит. А с другой, вдруг приключится чего, а они вдвоём такие? Оба расплачутся да причитать начнут, так и задерут их звери дикие.

– Как звать-то тебя? – спросил он у незнакомца, выжидающе глядящего на него.

– Кайлиэль, – ответил он, склонив голову так, что из-под волос выглянуло острое ухо.

– Ты энтот… – опешил Асуня, – эльф, что ли?!

– Отчасти, – ответил собеседник. – На три четверти. Можешь звать Кай, вижу, тебе проще будет.

– Ого… А я Асуня. Чистокровный мужик… Ой, человек, то есть! А светилка у тебя откудова?

– Да так, – Кай неопределённо двинул пальцами. – Друг одолжил.

Они помолчали. В тишине пустынной дороги раздался крик сыча, из-за ползущих туч наконец-то проглянула луна и осветила собравшийся гармошкой лоб Асуни.

– Так енто… – проговорил он и поднял взгляд на оживившееся лицо собеседника. – У тебя друг – маг?!

Кайлиэль вздохнул.

– А чем ты магу платить собрался, м?

Вот тут-то Асуня и опешил окончательно! Про плату-то он знал, да что за снятие проклятья платить придётся не подумал – так терзаниями занят был.

– Это что же? – в ужасе он поднял ладошки к лицу и хлопнул ими по щекам, как бабка Идалья делать любила, если гуси в корыто с бельём залезали, покуда она отворачивалась. – Это ж что такое-то? Это ж пропал я, получается! От етить-то меня Демоны, да што ж енто деется, боженьки светлыя! Быть мне бабою, как день ясен! О-хо-хо!

– О боги, ты что, опять плачешь?! – наморщил нос Кай и приложил костяшку пальца к губам.

– Да што мне уже, проклятому-то?! Да быть мне бабою, титьки мять свои до конца жизни-то, харчи готовить да в переднике ходить, горюшко!

Эльф убрал костяшку от губ и приложил ладонь ко лбу, закрывая глаза и опустив лицо. В тяжёлом вздохе слышалась усталость.

– Ох уж шутники, боги эти… – произнёс он достаточно громко, но Асуня его не слышал – рыдал. – Эй! – окликнул его Кай. – Эй, Суня или как там тебя? Давай, дружище, на поляне доплачешь, я окоченел уже тут с тобой стоять. Там сядешь да пострадаешь от души, а сейчас пошагали.

Асуня всхлипнул ещё пару раз, утёр нос рукавом рубахи, неуверенно улыбнулся и сказал:

– «Дружище»… Добро!

Кивнул и послушно потопал за развернувшимся эльфом.

Дуб

На перекрёсток с трактом они вышли через пару минут, Асуня даже досморкаться после слёз не успел. Светлый камень брусчатки белел, будто озеро в свете луны. Кай подхватил из кустов сумку с поклажей, взвалил на плечо, охнул, но поправил и направился на восток.

– Ты энтого? – спросил его Асуня. – Чаво кряхтишь-то?

– Пустяк, – отмахнулся друг. – Плечо болит сегодня – повредил.

– Так энто… – глуше сказал парень, – давай, что ль, я потащу, чаво разницы-то? Всё одно ж вместе идём, а я такие мешки по три таскал. Ну, когда мужиком-то был. Сейчас уж не ведаю, но один-то подыму, всё ж силушка из рук не ушла вся до конца-то.

Кайлиэль смерил его взглядом, а затем с сомнением, но всё же снял лямку и протянул ношу ему.

– Спасибо, – качнул он косами, а Асуня ухватил ремешок и перекинул себе через плечо, практически не почувствовав веса. – А довольный такой чего? – усмехнулся Кай.

– Так етого! Несу же ж! Гляди, не ушла ещё силушка, подзадержалась. Как думаешь, мож, я сильной бабой буду? Ну как баба Данья с хутора? Она порося с полменя ростом передвинуть от корыта до загона могла! О кака баба – огонь!

Эльф в который раз вскинул брови, но не ответил, а шёл, глядя слепым взглядом в центр дороги. Отчего-то Асуня смутился.

– Ты енто… Сам-то, вижу, тоже неказистай, небось, дразнили-то? Ты уж не грусти. Я, хоть и баба, да друзьями не чураюсь это самое, как Жорвель тот. Ты, вон, на помощь пришёл, хотя сам-то с тростиночку. С собой позвал, другом поименовал. Что бабой буду, не глумишься. Я, знаешь, как оно? Я вот не буду, как они-то, не. Я, коли другом назвал, то не предам уж. Так что не этыть, Кай. Не всем-то сильными быть да хоть как та же баба Данья. А так, глядишь, чего и сделаем, коли вместе-то.

Эльф вскинул брови ещё выше, притормозил, оглядываясь на спутника, а затем кивнул и уважительно поджал губы. Асуня чуть расправил плечи и зашагал дальше.

Поляна нашлась в четверти часа ходьбы от перекрёстка. Друзья сошли с тракта, пересекли пролесок по короткой тропе и расположились у кострища на двух стволах, что скамейками для путников служили.

– А энто как ить? – спросил Асуня, когда они набрали хворосту, и эльф принялся поджигать костёр кресалом. – Энто што ж получается-то? До Баталона уж завтра дойдём-то?

– Ну да, – кивнул друг и в очередной раз щёлкнул о кремень кресалом, да так неловко у него получалось, что ни искорки, ещё и выронил всё, что пришлось шарить по земле в поисках. – Тут на коне если, пару часов ехать всего, а ты думал-то?

– А я чаво-то всё считал, что далече… – протянул Асуня, присоединяясь к поискам. – Давай-ка я этыть, мне сподручнее, умею, – и он взял у эльфа найденный кремень и привычно принялся высекать огонь. – Мы, когда дитём я был, на телеге тудыть ездили, всегда по дня два добиралися.

– Так то на телеге, тьхе! – усмехнулся Кай, спокойнее расправив плечи и усаживаясь на бревно. – Видел я, как телеги тащатся, там уж неудивительно. Тут пешком-то идти вразвалочку день всего. Я сам в Гровеле ночевал, думал, уже к вечеру буду на месте, да вот… пошутили боги. Как обычно.

Эльф хмыкнул, а Асуня радостно охнул и принялся раздувать затрепетавший огонёк.

– Во-о-о-о, таперича согреемси скоренько, – довольно заключил он, когда язычки пламени устойчиво затрепетали, обнимая уже сучки потолще.

Кай потрошил сумку, доставая из неё одеяло и мешочек с припасами. Когда он протянул Асуне полкаравая с куском сыра, тот сначала смутился, а потом со вздохом принял.

– А я, энтыть, так ужо в горести-то энто самое, што и не скумекал-то с собой чаво взять. Ты, энтыть, Кай?

– Чего?

– Та коли проклятье-то снимем, в гости заходи, у нас харчей хватает. Бабка Идалья по всей деревне у нас пряха лучшая, ей несуть всего, так что употчуем, будь уверен!

Эльф усмехнулся и опустил взгляд на свой ужин.

– А я ж, энто, – начал с набитым ртом Асуня, оглядывая шелестящие посверкивающими в свете костра листьями кроны, – в городе-то и не бывал почти. А он тута рядышком! Наши-то ездють, да мне как-то не с руки. То козы, то хозяйство, то, энто… – он помрачнел, – с дружками-то… бывшими… ходил да гулял…

– А ты не думаешь, – аккуратно начал Кайлиэль, – что и к лучшему-то? Ну, я про друзей, с которыми только пить можно было. Говоришь же, что отвернулись от тебя, да? Как пить перестал.

– А дело говоришь… – Асуня задумался так, что из-за оттопыренной щеки даже вывалился кусок хлеба. – Энто ж, и правда, то как и друзья-то, коли ежели не пьёшь и не друзья-то вовсе? Эх, Кай! Хороший ты. Уж спасибо. Кто ещё со мной-то трезвым да бабопроклятым харчи-то разделил?

Друг пожал плечами, подкинул в костерок ветвей и принялся доедать. Прожевав достал из сумки флягу, глотнул и уже было хотел передать Асуне, но в последний момент как-то сморщился и убрал руку с флягой назад.

– Н-да-а-а… – протянул он. Потом почесал щёку, порылся в сумке ещё и выудил кружку.

– Асуня, – окликнул он.