– Конечно. Прошу прощения, – лаконично отозвался Анатолий и снова вытянулся по струнке смирно.
На несколько мгновений обоих сковала неловкость, но Вероника взяла себя в руки и решила пойти навстречу.
Скромно улыбнувшись она спросила:
– Может, со мной сходите?
– Куда?
– Моя мама не может со своими детишками справиться. Я ей помочь хотела. А если я вас боюсь, то этим – указала на шумную кучку ребятишек – уж точно не составит труда испугаться. Мигом присмиреют! Глядишь и мама вам «спасибо» скажет.
На мужских губах проскочила напряженная улыбка.
– Ах, вот так… – еле слышно протянул мужчина.
Еще раз прокрутив в голове то, что только что сказала, девушка сразу ощутила вину – замялась, глаза опустила.
– Получается, что я чудовище какое-то. Хотя, не буду отрицать, раковина у меня действительно страшная.
– Сначала сказанула, потом подумала… Я не это имела в виду. – пробормотала себе под нос Ника и развернулась спиной к Товарищу начальнику. Стыдно было.
Позади усмехнулись.
– Не берите в голову. Все это не лишено оснований, так что все в порядке, – он грустно улыбнулся. – Госпожа Верхоланцева, развернитесь и пойдемте. Нужно попугать, так попугаем.
Ника, не поднимая глаз, резко крутанулась на пятках и в темпе зашагала по направлению к маме, которая уже ожидала ее, уперев руки в бока. Взгляд, в котором были ярко-выражены упрек и непонимание, метался от красной, как рак, дочери к мужчине, который не спеша шел позади нее, оценивая обстановку в своих владениях.
– Ника! – вдруг раздался звонкий детский крик, и маленькая девочка в ярко-желтом платьице со смоляно-черными волосами, заплетенными в косу, которая уже изрядно потрепалась, кинулась ей на шею.
– Ксюша, не кричи, лошадей распугаешь, – сделала девочке замечание классная руководительница, в лице Верхоланцевой Инны Александровны.
– Поняла, Кнопка? Не визжи! – строго наказала Вероника, после того, как поймала ребенка в свои объятия, расплывшись в нежной улыбке.
Инна Александровна подошла ближе и разрушила волшебство радостной встречи, строго взглянув на дочь.
– Может, ты объяснишь, в чем дело? Что это была за картина маслом?
Девушка лишь беглым взглядом по матери скользнула и головой помотала, мол, не важно это, а потом все свое внимание ребенку уделила.
– Давай тебя переплетем, Кнопка?
Присев на корточки, Ника принялась доставать из прически многочисленные заколки.
– Хорошо-о… – недобро протянула женщина, складывая руки на груди, и на правах матери поинтересовалась: – Тогда, может вы расскажете мне, зачем держали мою дочь за руки? Насколько мне известно, вашему знакомству еще суток не исполнилось. Или до меня дошла неверная информация?
Камень был брошен в огород дочери, мол, неправду матери сказала, но требовательный взгляд задел Товарища начальника, который уже стоял позади Вероники, заслоняя ее могучей спиной от палящего солнца.
– Почему же? Все верно, – подтвердил мужчина. – Я нехотя испугал Веронику и просто извинялся за то, что был не очень осторожен в общении с ней. Никакого криминала.
Женщина выслушала, настороженно вглядываясь, и вдруг настороженно обронила, оглядывая внезапно присмиревших деток:
– Не мудрено…
Левин Анатолий Аркадьевич – человек с развитым самоконтролем, не смог скрыть того, что эти слова его задели.
Инна Александровна даже немного устыдилась, но ни слова не сказала.
Вдруг маленький белокурый мальчик выбился из общей дрожащей массы ребятишек и мелкими, но уверенными шажками двинулся к Товарищу начальнику. Это был Володя – тот самый мальчик, на которого Левин как-то сорвался. И сейчас он был воинственно настроен.
Инна Александровна окликнула ребенка, но тот не обратил на классного руководителя никакого внимания. Подойдя почти вплотную, дитя воззрилось на «великана» снизу-вверх, прикрыв глазки ладошкой, как козырьком, чтобы лучше видеть. Его юное личико выражало недовольство, обиду и решительность. Володя упер руки в бока и, сильно щурясь, смело отчеканил:
– Вы – злой дядя! – сказал и умолк.
«Злой дядя» тоже молчал, не моргая глядя на мальчика, который, пока еще, стоял на месте, но когда он вновь поднес ручку к бровкам и раскрыл глазки широко, его уверенность сдулась, воинственность испарилась, и он дал деру!
Инна Александровна прыснула в ладошку, наблюдая, как поджавший хвост зайчик маскируется в толпе одноклассников. Вероника, уткнувшись лбом в грудь девочки, тихо поскуливала, а девочка ее утишала, приговаривая «не плачь, ну, не плачь». Вероника была на грани истерики, ведь было неимоверно стыдно, причем за всех: она сначала наговорила Анатолию, потом поддержала ее мама, следом парнишка…
Оскорбленный мужчина вобрал в легкие воздуха до отказа, а на выдохе твердо и с сарказмом заявил:
– Я вижу, мне здесь все очень рады.
Развернулся и направился прочь.
Вероника тихо заскулила.
– Мама, что за… – сдавленным шепотом начала было она, но ее прервали.
– Госпожа Верхоланцева…
На обращение отреагировали и мать, и дочь, но это осталось незамеченным.
– Я дождусь вас у себя.
Ника приняла попытку подняться, но неуклюже плюхнулась на землю. Тут же вскочила и отряхиваясь затараторила:
– Да, да, конечно! Минут десять, и я буду.
– Хоть двадцать, – долетело до ушей тихое и безразличное.
Да-а, дела… Вероника смотрела вслед владельцу всего их окружающего и слегка улыбалась. Нравился ей этот человек. Конкретно в этот момент нравился. Даже после всего, что ему довелось услышать, Левин Анатолий Аркадьевич шел уверенной поступью, широко расправив плечи. Он казался уверенным, спокойным и лишь понуренная голова, и отрешенность, поселившаяся в глазах, выдавали его секрет, но этого все равно никто не видел. Не потому что он тщательно скрывал, просто потому что никто не приглядывался. И ему это было на руку, ведь репутацию «железного человека» нужно было поддерживать, чтобы любопытные носы в душу не лезли.
Приблизившись к той странной шестиугольной двери, что вела в кабинет, Анатолий остановился и оглянулся: Вероника стояла к нему спиной и о чем-то живо спорила с мамой. Некоторое время он пристально смотрел на них потом взгляд замельтешил в поисках кого-то или чего-то. Встряхнув головой, будто прогоняя наваждение, мужчина скрылся за дверью.
Оказавшись в безопасности, Анатолий привалился спиной к двери, которая, на вид, могла спасти от чего угодно, закрыл глаза и попытался успокоиться. Но попытки были тщетны.
Коротко рыкнув, он процедил сквозь зубы:
– Что ж меня так будоражит-то?