40 ножевых

– Что случилось?

– Да он труп вчера направил без видимых телесных повреждений, а на нем сегодня оказалось сорок ножевых.

Разгневанный ББ с разбегу грохнулся в кресло Макса и стал тому названивать.

– Да он, наверное, уже сел учиться. – Ника осторожно попыталась спасти друга от разноса.

– Выйдет, поговорит со мной! – ББ был человеком чрезвычайно вспыльчивым и быстро отходчивым, но первые полчаса его гнева были просто невыносимы.

– Максим Николаевич, учишься? – с иезуитской интонацией начал телефонный разговор ББ. – А твои сорок ножевых отрабатывать кто будет, Пушкин? Какие сорок ножевых? Да те, которые ты вчера направил как труп без видимых телесных повреждений. Вы там его вчера вообще переворачивали? Да при чем тут Турусов и опера?! – ББ распалялся все больше и издавал звуки, напоминающие взлетающий самолет. – Что за следователи, ни украсть, ни покараулить?!

Ника силой мысли включила у себя в голове какую-то веселую песенку, чтобы заглушить негодование ББ. Но вдруг она поняла, что Борис Борисович теперь обращается к ней.

– Собирайся на осмотр! Надо теперь нормально все осматривать!

– Борис Борисович, может, Преображенский приедет с учебы и сам все осмотрит? – Ника не особо хотела лезть в коллектор за Макса. – А мне надо обвинительное доделать и сто одиннадцатую, четвертую сдать. Вы же сами сказали, что все дела до 25 декабря.

– Твой Преображенский во сколько с учебы приедет? Ближе к шести? Ты что несешь, Ника Станиславовна?! А 25 декабря – это понедельник, успеешь еще со своим обвинительным.

Ника вздохнула. Шансы избежать осмотра коллектора теплотрассы таяли на глазах.

– Вон практиканта с собой возьми, что он тут сидит, штаны просиживает, – продолжал раздавать ценные указания ББ.

– Хорошо, возьму.

Ника открыла свой «следственный чемодан», представлявший собой сумку для ноутбука, переоборудованную под нужды следователя. В ней лежали чистые бланки протоколов, бирки, ручки, резиновые перчатки, бумажные конверты и множество мешков для мусора – главные атрибуты следственной работы. Все было на месте.

Еще раз вздохнув, Ника полезла в шкаф за одеждой для выезда.

Все куртки, джинсы и ботинки Ники делились на две категории. В поношенной одежде и обуви она ездила на выезды. Копоть от пожаров и кровь плохо отстирываются, по этой причине наряды для выездов коротко можно было назвать: «если что, выбросить не жалко». Зимой образ дополняли теплые горнолыжные штаны.

Переодевшись, Ника решила сходить за практикантом Макса и позвать его на выезд. Практикант, совсем молоденький парнишка, пришел в отдел неделю назад и гордо сказал, что его зовут Иннокентий. Иннокентия быстро переименовали в Кешу и посадили в архив разрешать отказные материалы Макса и Ники.

– Иннокентий, привет! Собирайся, поедешь со мной на выезд! – скомандовала Ника.

Кеша с огромным энтузиазмом вскочил из-за стола и возбужденно спросил:

– А что за выезд?

– Убийство.

– Убийство? Там будет настоящий труп?

– Нет, трупа там не будет. Его вчера Максим Николаевич осмотрел.

– Ну вот… – расстроился Иннокентий. – Я так хотел посмотреть на настоящий труп.

– Успеешь еще. Сейчас посмотришь на настоящий коллектор теплотрассы.

Услышав эти слова, Иннокентий оглядел себя. Сегодня он пришел на практику в щегольском костюмчике с платком в нагрудном кармане, явно не предполагая, что его день продолжится столь экстремальным образом. Но ничего Нике не сказал, а быстро надел пуховик и пошел вслед за ней.

Ника уже закрывала дверь кабинета, поставив на пол тяжелый следственный чемодан. Вместе с Кешей она бодро побежала вниз по лестнице, чтобы заняться любимым делом всех настоящих следователей – попробовать догнать вчерашний день.

У входа в отдел уже газовала дежурка-газелька, в которой, помимо водителя, сидели эксперт-криминалист с забавной фамилией Новенький и начальник уголовного розыска Коля Ткачук. Поздоровавшись с членами следственно-оперативной группы, Ника пролезла на заднее сиденье и примостилась там со своим чемоданом. В теплой зимней куртке и штанах Ника ощущала себя неуклюжей медведицей, которую посреди зимы подняли из берлоги, но на выезде тепло и комфорт явно приоритетнее, чем стиль и красота. Практикант Иннокентий воробушком юркнул вслед за ней.

Поприветствовав Нику, Коля спросил:

– А что тебя отправили? Вчера же Макс выезжал.

– Макс на учебе. Меня выбрали по географическому принципу, мы же с ним в одном кабинете сидим.

– Блин, как вчера не разглядели эти сорок ножевых? – продолжил удивляться Ткачук. – Я сам вчера не ездил, но вроде там Турусов лично все смотрел.

– Сорок ножевых! – ахнул Иннокентий. – Как круто! Ника Станиславовна, а можно вопрос?

Ника спохватилась:

– Это Иннокентий, наш практикант. Да, конечно, можно вопрос, Кеша, что ты спрашиваешь?

– А как Максим Николаевич вчера не увидел сорок ножевых ранений?

– Ой, этот вопрос не тебя одного интересует, – хором засмеялись опер и эксперт.

Ника усмехнулась. У нее было два ответа на вопрос Кеши: педагогичный и не очень педагогичный.

Истина была на самом деле проста. На гнилостно-измененном трупе, если очень пристально его не разглядывать, действительно многого можно не увидеть. А любителей осмотреть «гнилушку» во всех ее тошнотворных подробностях среди следователей мало. Ника часто удивлялась, как следователями работают очень брезгливые люди, которые боятся потрогать даже «свежий» труп, залезть к нему в карманы, а в особо запущенных случаях и подойти к покойнику поближе. При этом такая сверхбрезгливость не всегда сочеталась с раздолбайством и полной профессиональной несостоятельностью. Среди брезгливых следователей встречались и мастера допроса, и мощные аналитики, щелкавшие дела об экономических преступлениях как орешки. Ника старалась по максимуму использовать отпущенную ей природой способность абстрагироваться от неприятных картин и запахов, потому что самый простой способ убить расследование, раскрытие и перспективу направления уголовного дела в суд – некачественно сделать осмотр места происшествия.

В то же время прилюдно критиковать Макса за поверхностный осмотр было бы нетактично по отношению к другу и коллеге. А сказать юному Иннокентию, что осмотр места происшествия можно делать как попало, тоже нельзя. Это как вырастить плохого следопыта своими же собственными руками.

Все это пронеслось в голове у Ники, пока она формулировала окончательный ответ.

– Труп гнилой, осмотрели не очень внимательно. В этом нет ничего хорошего, но такое иногда бывает.

– Понятно! – Кеша с благоговением посмотрел на Нику, будто она изрекла какую-то невероятную мудрость. – А Максим Николаевич уже завел уголовное дело?

– Заводят патефон. А уголовное дело возбуждают, – отозвалась Ника, вызвав своим ответом очередной восторженный взгляд юного практиканта.

– А вот и приехали! – сказал Ткачук. – Вот этот коллектор.

Дежурка остановилась рядом с теми же кустами, которые вчера штурмовал Макс Преображенский. За сутки в заснеженной лесополосе мало что изменилось. Вот автомобильная дорога Бродск – Глухарево. Вот сверток в сторону Бродской городской свалки. А вот и сам коллектор.

– Коля, нам бы где-нибудь достать второго понятого. Первым Иннокентия запишем.

– Сейчас кого-нибудь со свалки приведу. – Ткачук, утопая в снегу, пошел по дорожке в сторону свалки.

– Я предлагаю не ждать Колю, давай залезем вниз, посмотрим, есть ли там что-то достойное нашего внимания? – предложила Ника эксперту-криминалисту.

Немногословный Саня Новенький кивнул ей в ответ.